— Прости, — чуть слышно прошептала я. Он приподнялся, опираясь на локоть, и вопросительно посмотрел мне в глаза. — Я столько всего натворила! Я… я очень тебя люблю.

— Знаю. Ты тоже прости. — Я качнула головой: его не за что прощать, но он повторил: — Прости. Я всегда на твоей стороне, даже если тебе кажется иначе.

В детской заплакал Ваня, наверно, проголодался, мы одновременно вскочили, собрали с пола одежду и пошли к сыну. Я покормила его смесью, Тёма в комнате собирал чертежи — завтра на работу. Я надела ночную рубашку и вошла в нашу спальню. Он уже расстелил постель и встретил меня с улыбкой.

— С возвращением, — нежно поцеловал, я обвила его шею руками.

Утром проснулась от запаха оладий. Чуть подгоревших. Улыбнулась, потягиваясь в постели. Уже и не вспомнить, когда я в последний раз чувствовала себя такой счастливой? Потом дыхание резко перехватило, сердце сжалось от страха. Я боялась выйти из спальни и встретиться с колючим, отстранённым взглядом, ставшим привычным в последние месяцы. Что, если это был всего лишь секс? Мог ли Тёма действительно простить меня? И любить по-прежнему? Я опустила ноги с кровати: пол холодный, и пальцы тут же заледенели. Нашла тапочки, накинула халат и вышла.

Тёма возился у плиты, обернулся на звук шагов и на его лице расцвела радостная улыбка. Я вздохнула с облегчением.

— Оладий захотелось! — сообщил мне он, размахивая поварёшкой.

— У тебя горит. — Я обняла его сзади, прижимаясь щекой к спине.

— Ага, — довольно согласился он. Мы рассмеялись в унисон.

Он скинул со сковороды последнюю партию и повернулся ко мне. Выглядел серьёзно.

— Ань, я не хочу, чтобы между нами была ложь. Я… Мне жаль, это ничего не значило. Я думал, что уже всё у нас, — он с трудом подбирал слова. — Я тебе изменил.

Я приложила ладонь, зажимая ему рот и покачала головой. Мне всё равно. Это я виновата. Я толкнула его на такой шаг.

— Видишь, это мне надо просить у тебя прощения, — настаивал он. — Ты простишь?

— Простила. Я знала. Догадывалась. — Он удивлённо распахнул глаза.

Я подошла к столу и достала из ящика янтарь, протянула Тёме. Он улыбнулся.

— Почему ты его снял?

— В баню ходил, потом подумал, что не стоит надевать. Подумал, что ты пожалела.

— Нет. — Я обвила нитью его шею, как в тот раз. — Мы повязаны. Навсегда.

Спустя пять лет.

В Долине камней нет детских садов, поэтому декретный отпуск чаще всего длится несколько лет, пока ребёнок не пойдёт в нулевой класс — обучение начинается с шести лет. Большинство женщин рожало подряд двоих детей сразу после замужества, успев поработать в лучшем случае год и выходило на работу снова уже после нескольких лет декрета. За время долгого отпуска я не растеряла навыки, скорее даже усовершенствовала, вот только не горела желанием возвращаться в кафетерий.

Все эти годы я общалась лишь с узким кругом людей, в основном родственниками, и, похоже, стала затворницей. Мне страшно выходить на работу, но дело не только в этом. Я не хотела до конца жизни печь торты. За время декрета я увлеклась шитьём. В поселении шили в основном практичную одежду простого покроя. И ужасно скучных цветов. Красивое вечернее платье — только по заказу. Главное — внутреннее содержание, а не красивая обёртка. Что ж, я согласна, но какая женщина не любит наряжаться? У меня было достаточно времени, чтобы серьёзно заняться новым делом.

Я рисовала эскизы будущих платьев сперва на полях газет, потом Тёма отдал мне один из своих блокнотов. Сказал, что у меня здорово получается, я могла бы стать дизайнером одежды. На один из дней рождения он подарил мне толстый альбом, набор цветных карандашей и два небольших рулона тканей: белый в синюю клетку ситец и тёмно-зелёный бархат. Он радовался больше меня, видя, как загорелись мои глаза. Из ситца я сшила рубашки для него и Ванечки, а бархат ушёл на шикарное вечернее платье. Тёма аж заикаться стал, когда я вышла в новом платье из комнаты. Его взгляд — красноречивее всех комплиментов, что я когда-либо слышала.

Когда я заканчивала школу, я понятия не имела, кем хочу быть. Но Советник выбрал мне профессию, которой я должна посвятить всю свою жизнь. Это несправедливо. Я только сейчас нашла себя, нашла то, чем я хочу заниматься, что делает меня счастливой… Почему я должна тратить драгоценное время своей жизни, делая то, что мне совсем не хочется? Я не буду работать в кафетерии. Даже если меня туда притащат силой.

— Так нельзя, — хмурил брови Тёма. — Сделаешь только хуже. Отправят в шахты в качестве наказания.

— Пусть. Пальцем не пошевельну! Что они сделают? Будут бить плетьми?

— Ну, это уже перебор. — Он озабоченно тёр виски.

— Обращусь к Совету. Я принесу гораздо больше пользы обществу, если займусь любимым делом!

— Да я не спорю, мне не надо ничего доказывать. Но правила есть правила! Все так живут!

— Мы жили иначе! Разве ты не помнишь? Мы могли поменять работу, когда захотим!

— Того мира больше нет, Ань, — он грустно посмотрел мне в глаза. — Не искушай судьбу.

* * *

Когда Ване исполнилось два года, нам прислали уведомление — напоминание, что пора бы снова подумать о потомстве. На очередном медосмотре молоденькая врачиха засыпала меня вопросами о частоте сексуальных контактов, менструальном цикле, атмосфере в семье. Пока я не оборвала её тираду, заявив, что всё равно ничего не выйдет.

— Почему? — удивилась она.

— Не знаю.

— То есть как не знаете? Вы предохраняетесь?

— Нет. Но забеременеть больше не получается.

— Я не понимаю, — она захлопала ресницами, нервно теребя карточку. — Анализы вроде у вас у обоих в норме…

Даже жаль её. Она впервые столкнулась с такой ситуацией и не знала, как реагировать. Что-то быстро записывала в карточку дрожащей рукой, и на этом сеанс закончился.

Конечно, нас не оставили в покое, решили, что проблема в голове или мы всё-таки предохраняемся, но не признаёмся.

На этот раз пригласили к психологу. Меня одну. Я готовилась к тому, что начнут обрабатывать, напоминать о великой миссии возродить человечество, и слушала вполуха болтовню миниатюрной женщины в кресле напротив с забавными кудряшками пшеничного цвета.

— У вас были тяжёлые роды? — Она раскрыла тетрадь и уставилась вопросительно на меня.

Я пожала плечами. Я родила один раз, как я могу сравнивать?

— У вас хорошие отношения с мужем? — продолжила она.

— Прекрасные!

— Вы больше не хотите детей?

— Хочу, конечно! Думаю, препарат, что мне вкололи для излечения, имел побочные эффекты. Я больше не могу зачать. Хотя в данном случае, это и опасно. Для поселения. Я — потомственная ведьма. Вам не сказали? Дар может передаться ребёнку.

Она в замешательстве приоткрыла рот и выронила карандаш. Тут же суетливо наклонилась и только с третьего раза ухватила его. Я искренне считала, что виноваты они. Лекарство, что убило мои способности. Вряд ли они успели его протестировать. Больше нам не присылали уведомлений.

— Дар правда может перейти ребёнку? — пытал меня Тёма.

— Конечно.

— Значит, Ваня тоже …

— Не думаю. Судя по всему, у нас передача по женской линии. Но дар с возрастом проявляется, пока слишком рано, — успокоила я его.

Я твёрдо решила сменить профессию. Для начала — поговорить с Командующим, раз уж мне так повезло, и он — мой свёкор. К тому же обожает внука, Ванечка — его маленькая копия. Все мужчины Кудряшовы похожи друг на друга: солнечно-рыжие непослушные волосы, усыпанное веснушками лицо, крепкое тело. Ваня в его пять с половиной лет такой же рассудительный как отец и дед, иногда меня в дрожь бросает от его умозаключений.

Нас встретили радушно, накормили пирогами с клубникой, потом ещё пару часов пришлось вести светские беседы, прежде чем Святослав Никитич пригласил меня в свой домашний кабинет.