— Потерпи. — Он смочил бинт в перекиси и нежно коснулся моего тела. Его пальцы дрожали. Промытая рана выглядела уже не так страшно: просто здоровенная царапина. От приятных прикосновений даже не сразу чувствовалось жжение перекиси.

Тёма перешёл к ране на ноге. Штаны тоже порваны, но ещё могли сгодиться на шорты. Чтобы добраться до раны, Тёма собрался разрезать штанину дальше, я остановила. Он удивлённо уставился на меня.

— Жалко одежду, — пояснила я, — можно сделать шорты.

— Одежду ей жалко, — покачал головой он, — тогда снимай.

Я смутилась, но послушно расстегнула пуговицу и попыталась вылезти из штанин. Правую ногу освободила без проблем, на левой — заминка. Боялась увидеть то, что под штаниной. Боялась, что не смогу идти дальше. Тёма ждал. У него первого сдали нервы, он осторожно потянул за штанину. Колено целое, чуть ниже — рваная рана и несколько ссадин.

— Вроде не глубокие. Заживёт. Только обрабатывать надо. Смотри, чтобы грязь не попала, — успокоил меня он.

— У тебя тоже… кровь.

— А, это, — он оглядел себя, — ерунда, пара синяков и царапин. Пока остаёмся здесь. Мы заслужили выходной.

Я не возражала.

Вечером сидели у костра. Поймали несколько карпов. Никогда не ела такой вкусной рыбы! С запахом костра и свободы.

— Тём, ты теперь иначе ко мне относишься? После того, как я призналась, что ведьма? — Это давно мучило меня, и я наконец решилась прояснить ситуацию.

— Да какая ты ведьма.

— Самая настоящая! Вот как превращу тебя сейчас в жабу!

— Ты обещала не использовать заклинания против меня, — напомнил Тёма.

— Да, точно. Повезло тебе, а то уже бы квакал.

— Лучше б мост через реку наколдовала. Или… не знаю. Картошечки жареной. Очень хочется.

Я расхохоталась.

— Не можешь, да? — сделал вид, что разочарован. — Так себе ведьма из тебя.

Я попыталась вернуть разговор в серьёзное русло. Взглянула на него пристально. Всё пошло наперекосяк, я хотела знать с какого момента.

— Тём…

Он наклонился ко мне, в его глазах отражалось пламя костра. А у меня по коже побежали мурашки. Он провёл пальцами по моей щеке и вдруг поцеловал: нежно, но смело. Я обвила его шею руками, не отрывая губ, он освободил меня от одежды, которая вдруг стало тесной и неудобной, прерывая поцелуи только на то, чтобы освободиться и от своей.

Мы упали в траву, его тело выглядело так прекрасно в отблесках костра, и меня совсем не смущало, что я так же абсолютна обнажена. Те же безумные ощущения, что я испытала в первую ночь нашей близости, только помноженные на сто. Я билась в экстазе, каждая клеточка тела сгорала от желания. Чувства разрывали на части, словно я умирала и тут же воскресала в бесконечно повторяющемся цикле. Волна за волной, горячее дыхание Тёмы, обжигающее мои губы, шею, грудь. Его плоть, ввергающая меня в неистовое блаженство с каждым движением… Вдруг в моём теле взорвались тысячи фейерверков, подбрасывая его, словно пушинку. Невыносимо. Невыносимое блаженство. Ни с чем не сравнимое. Я закричала. Не могла не закричать, иначе разорвало бы на куски. Тёма прикрыл мне рот рукой, улыбнувшись, его движения стали резче, агония нарастала. «Я люблю тебя, я люблю тебя», — шептала я словно в бреду, уже не в силах справляться с этим наслаждением. Он издал стон и затих, по-прежнему сжимая меня в объятиях. Я не хотела его отпускать. Не могла. Будто увидела другим взглядом, он вдруг стал ближе, чем был когда-либо и чем кто-либо может быть. В груди стало так тесно от этого чувства, что выступили слёзы. Больно и прекрасно одновременно.

— Я люблю тебя, Тём, я люблю тебя. — Мне хотелось повторять снова и снова, бесконечное количество раз. Он лежал рядом, я не позволила ему отодвинуться и на сантиметр.

Почему я это почувствовала только сейчас? Он всё тот же Тёма, которого я знала с детства, и в то же время другой. Ближе, роднее. Мысль о том, что я могла потерять его, пугала до смерти не потому, что я не выживу одна. Я не желала жить без него.

— Лишь бы завтра утром не передумала, — усмехнулся он.

— Нет, — замотала отчаянно головой. — Никогда!

— Я тоже люблю тебя, маленькая бунтарка, — он нежно поцеловал меня, потом хлопнул себя по бедру: — Кровопийцы чёртовы, всю задницу искусали. В следующий раз ты сверху.

— Нет! Мне слишком дорог мой зад! — хихикнула я, так и не давая ему высвободиться из объятий.

— Всё равно имеет смысл перебраться в палатку, пока на твою драгоценность не покусились какие-нибудь муравьи.

Я взвизгнула, но позволила Тёме поднять меня с земли. Он отнёс меня к палатке, аккуратно поставил на ноги, и мы ещё долго целовались в лунном свете.

— Видишь, выбор Советника оказался не так уж плох, — насмешливо прошептал Тёма.

— Мы выбрали друг друга сами. Это всего лишь совпадение.

— Будь по-твоему.

Следующие два месяца можно назвать самыми счастливыми в моей жизни. Рюкзак словно стал легче в десятки раз, и я буквально летела над землёй. Хотя наше продвижение вперёд сильно замедлилось, жара стояла невыносимая даже по ночам, на дорогу уходило два-три часа на рассвете и пара часов вечером. В остальное время мы пряталась в палатке, где не могли оторваться друг от друга. Пару раз выходили на земляничные поляны, наелись до отвала! Жаль, что ягоды быстро отошли — засуха.

А потом я заболела. Меня постоянно тошнило, аппетит пропал и ни на что не хватало сил. Сперва я думала, что отравилась, но ели мы одно и то же, а Тёма чувствовал себя нормально! Он предположил, что плохо от жары — тепловой удар. За две недели ни одной капли дождя, на солнце можно расплавиться, неудивительно, что организм подвёл.

К тошноте добавилась рвота, особенно по утрам, стоило съесть хоть кусочек, как завтрак спешил покинуть мой желудок. Я совсем обессилела, хотела только спать, спать и спать. Где-то в подсознании мелькали мысли, что дело не в отравлении. И не в жаре. Имелись и другие симптомы, от которых я упорно отмахивалась. Тёма тоже нервничал и переживал за меня. И мы оба боялись обсуждать эту тему. Он сдался первым.

— Ань… — Мы лежали в палатке, спрятавшись от солнца, он гладил меня по голове и время от времени целовал, я блаженно улыбалась. — Ань, мне кажется, что-то не так, ты изменилась. Твоё тело меняется… ты не заметила?

Я закрылась руками, спрятав от него лицо. Я не хотела об этом говорить. Не желала даже думать о причинах. Но я тоже заметила, что грудь как будто увеличилась и потяжелела, на талии появились лишние сантиметры — штаны тесноваты. И это при том, что я плохо ела в последнее время!

— Ань, — Тёма почему-то говорил шёпотом, словно ему самому страшно сказать о своих подозрениях вслух. — У тебя задержка? Когда в последний раз было? Ну, менструация?

— Не твоё дело!

— Ещё как моё! — Он держал меня за руки и не давал мне спрятаться обратно в свою раковину, я заплакала, он прижал меня к себе. — Давно, да?

— Я не знаю! Понятия не имею, какой сегодня день!

— Ну, примерно, как тебе кажется?

— Давно, — я зарыдала на полную катушку, он погладил меня по голове.

— Ничего, всё будет хорошо, — попытался успокоить, но этим только вызвал раздражение.

— Не будет! Ты говорил, что осторожен! А теперь… что мне теперь делать?

— Успокойся, тебя нельзя нервничать. — Он не выпускал меня из объятий, не обращая внимания на истерику. Он казался спокойным. И надёжным. Но я всё равно тряслась от страха.

По ночам не могла уснуть. Думала о том, что скоро у меня вырастет огромный живот, я не смогу передвигаться. Я и так еле ноги волочила. И как я буду рожать здесь? В лесу? В чистом поле? Это случилось настолько не вовремя, насколько только можно представить! Интересно, какой срок? Наверно, уже не слишком маленький, мне казалось, я чувствовала его там, внутри. А если у меня не получится стать хорошей матерью? Я совсем ничего не знаю и не умею.