На поясе обнаружился кошель, денег в котором откровенно негусто. Мне эта комната раза в три дороже обошлась. В сапоге нашелся приличных габаритов нож, который бы смело кинжалом назвать — и его прихватил. А больше ничего полезного и интересного.

Так что упихал его кишки в положенное место и оттащил тело в сторонку, к стене. Утром под кровать спрячем, а пока пусть лучше на виду полежит. А то встанет, скотина. Я даже не удивлюсь. С его-то живучестью — лично я, все-таки, с пули в пузо и грудь упал сразу и не поднялся, а он дрался и дрался, пока шею не выпотрошили. Чародейство какое-то наверняка — метку мне влепил касанием, мог и такое провернуть.

Теперь оставалось только задумчиво наблюдать за тем, как автоматон намывает полы. Картинка своего рода привлекательна. Мысли о том, как, в случае чего, отмазываться от случившегося — далеко не такие привлекательные, но думать надо было над ними, а не пускаться в полусонном виде воображать всякое.

Поутру схватить еду — и сразу валить форсированным маршем. Может, чего и заподозрят, но мы успеем смыться. Там еще кентавр осталась, наверняка этого Курьера… Но она ведь ничего не знает. И быстро не узнает. И вообще, боится моих волчиц, так что и сделать ничего не сможет.

К моему несказанному счастью, убитый Курьер все-таки сжалился над нами и решил не вставать из мертвых. Он иначе подгадил.

Начал вонять. Сперва особо-то и незаметно было, а потом в середине ночи прямо… неприятно. Вонь крови и кишок прошибет любые попытки ее игнорировать. Я нашел, в итоге, как приоткрыть окно, только особо легче не стало. Оставалось терпеть. И надеяться, что все тут не успеет провонять настолько, чтобы это и другие заметили. Они-то заметят. И скорее рано, чем поздно.

В общем, сон выдался неглубоким. Заполненным, так сказать, внутренним миром этого засранца. И, лично я, наутро пулей вырвался из комнаты, стараясь не открывать особо дверь. Марта пока оставалась одеваться — ну и под каким-никаким предлогом потянуть время, чтобы мы успели пожрать чего и свинтить.

Утро раннее, так что и пташки в зале собрались ранние. Парочка просто путников, в пыльной и рваной грубой одежде, какие-то местные, по похмельному виду, мужички шумно хлебали из кружек. И кот на огонек заглянул — самый обыкновенный, рыжий и в пару кило, разлегся на стойке.

Из кухни слышался звон металла и доносился весьма привлекательный запах жареной картошки. Вчерашняя служанка с сонным видом наворачивала чего-то… вчерашнее, облокотившись на стойку. Кот ее полностью игнорировал.

— Госпожу не беспокойте, она одевается, — сказал я, подойдя. — Мясо есть? Ушастых кормить.

Девушка лениво прибрала растрепанные волосы за ухо. Холщовое платье, взгляд голубых глаз с сонным прищуром — серая мышь, первое впечатление оказалось правдивым.

— Бадью могли бы и вернуть, — пробурчала она. — Мешать не буду, пусть все свои подвязочки затягивает и украшения надевает. А мяса нет, только на обед будет, и чего на ужин останется.

Сама она при этом доедала чего-то вроде холодной похлебки, где это самое мясо имелось. В количестве аж пары кусочков на всю тарелку, но все же.

— Ну ладно. По пути поймают чего-нибудь.

— А здесь охотиться нельзя. Не на кого, но все равно — нельзя, — сказала она.

— От пары зайцев никто не обеднеет. Или от кротов, — я пожал плечами.

Ну, перспектива жрать кротов меня как-то не возбуждала, на самом деле. Даже в жареном виде. Да даже самих девчат накормить.

— Неси сюда чего нужно на семерых, — продолжил я, вытащив деньги из кошеля. — Мясо или нет, а кормить надо. Иначе меня сожрут.

— Сожрут, как же! — фыркнула девушка, откладывая ложку. — Наслышаны мы, чего они у таких как ты жрут! Одни развратники сплошные.

Тему развивать не стала и уплелась на кухню. Пришлось подождать — пусть и недолго, прежде чем она вернулась с парой больших глубоких тарелок, в которых лежала жареная картошка. Еще парящая. И даже чего-то там зеленого среди них проглядывало.

Подхватил обе и отправился на улицу. Воздух — ну прямо горная свежесть! Никакой тебе всей этой вони разлагающихся кишок с полупереваренной едой, просто запахи деревни. Вон, от печки какой-то доносился запах горящих дров, трава с кустами, опять же. Двинулся к девчатам, на конюшню — и тут все тоже куда лучше!

Волчицы встретили меня лениво, но с обеспокоенным любопытством. Иными словами, валялись в своем уголку кто как, одна даже вверх ногами развалилась, опираясь о стену — и все разом на меня взглянули, стоило только в проходе появиться.

Я же бросил взгляд на кентавра. Блондинка с пухлыми губами и длинными ногами тревожно дремала, сложив эти самые длинные ноги и прижимаясь к стене. Уши у нее дергались, под веками глаза крутились — да и вообще, по всему телу дрожь пробивала.

— И давно она так? — спросил я, кладя тарелки на ближайшую подставку — заборчик, разделявший заборы.

— Почти всю ночь, — ответила Альфа, глядя на еду. — Сперва спокойно спала… Ну, нас боялась, но уснула. Потом дергаться начала, и так продолжается.

— Прямо куснуть хочется. Чтобы перестала, — вставила та, что лежала вверх ногами.

Угу. Куснуть. И кусок мяса заодно вырвать. Не знаю, как там вкус конина…

Девчата потянулись к еде. То, что не было мяса — их не особо-от радовало, но и слишком огорчаться они не спешили. Не совсем уж настолько хищники, в отличии от каких-нибудь кошек. В общем, вместе мы молча всю картошку и умяли, до последнего куска — мелочь усадили на забор, чтобы тянуться не приходилось, сами просто столпились и жрали.

— Сегодня выходим пораньше и идем побыстрее, — сказал я, утерев рот рукавом. — Я узнал, куда именно нам идти, чтобы встретиться с первой стаей — но кое с кем поругались, так что стоить поторопиться.

— А… А это не этим кое-кем с середины ночи попахивает? — заговорщицким шепотом спросила Эльза. Она и так весь завтрак ко мне жалась, а теперь ухо горячим дыханием обдала.

— Настолько заметно?

— Было чуть-чуть, сейчас, наверно, и она учует, — Альфа кивнула в сторону беспокойного кентавра. — Что-то случилось? Мы могли помочь!

Все остальные дружно закивали, даже мелочь. Уже и подобраться успели, хотя только-то стояли себе с довольными мордами после еды, и ушки навострили, и глядят преданно, будто команды дожидаясь.

— Сами справились, — сказал я. Покосился на кобылу — слышит, или нет. Вроде спала, но голос я понизил. — Такой же засранец, которого нам пришлось в городе прикончить. И девка эта наверняка его. Так что не будим, молчим и собираемся. Там скоро по вони уже поймут, что что-то не так.

— А может, и ее тоже? — Альфа облизнулась. — Пахнет вкусно, и бегать никуда не надо…

— Вкусно! — вставила волчонок.

Судя по виду, все остальные тоже совсем не против. Облизнулись, возбудились — помахивая хвостами, взглядом выпрашивая у меня разрешения. Эльза так вообще нож достала, Альфа рукоять своего топора поглаживала. И все они — натурально как щенки, выпрашивающие лакомство, У мелочи, вон, слюна из уголка рта потекла.

Вот только я против. Со всех точек зрения против. Вот бы сейчас прирезать и начать свежевать и потрошить кого-то в конюшне, ага, которая вообще-то замечательно просматривается с заднего двора, и народу там шататься будет достаточно. Собственно, вон — паренек лет десяти вышел из таверны с тяжелым ведром и направился куда-то, с интересом на нас посматривая.

Это мы самого важного момента не коснулись. Я, так-то, не каннибал. И девчат человечиной кормить не собирался. А тут вон, четверть этой кобылы — человеческая, пусть и перетекала плавно в лошадиную часть. Хрен его знает, какая у нее физиология там вообще — да и в целом-то разумное существо стрескать… Не-не-не.

— Нет, — быстро и резко ответил я.

Может, чересчур громко ответил. Та, о ком шла речь, взяла, встряхнулась и проснулась, резко распахнув глаза. Заметила пристальный взгляд шести пар ушастых глаз — и с места дернулась в сторону. Ей бежать-то некуда было, и так вплотную к стене была, так что попросту в нее впечаталась. Секунды три еще била копытами о землю, прежде чем понять, что никто к ней не бежит.