Которые ему не слишком-то мешали. Он сбросил меня на пол, и к боли в паху еще и ушибленная спина добавилась. Не говоря уж о том, что я наглухо потерял всю ориентацию в пространстве. Перед глазами — да хрен его знает, чего там. Одно и то же непонятное нечто могло с одинаковым успехом быть и ботинками Курьера, и моей собственной рукой.

Как только вновь осознал сам себя, видеть стало полегче. Боль отвлекала, но то дело уже привычное, грех жаловаться.

Увидел я, что и он не в лучшем состоянии. Стоять-то вроде и стоял, а на коленях. Пытался прикрыть текущую дыру в пузе, только, учитывая, что там кусок кишок торчал — без особого успеха. Лицом само спокойствие, даже с некоторым интересом он смотрел.

Затем потянулся ко мне. Я, кое-как, отполз. Он попытался встать на ноги — я тоже. Получилось у обоих, хоть оба и были нелепо полусогнуты. У него еще кончик кишок почти касался пола, совсем плохи дела.

Пистолет улетел неизвестно куда, чего там делает Марта тоже неизвестно, некогда оборачиваться. Оставалось только драться так, один на один. Благо, мне всего-то по шарам врезали, а не по пуле в пузо и грудь всадили. Живучий засранец.

Я поперся в атаку. Без размаха врезать попытался, морщась от боли. А он просто взял — и поймал мой кулак ладонью, остановил как вкопанный. И голову так чуть наклонил в сторону, глядя мне в глаза. Затем оттолкнул — да так, что пришлось пару шагов назад сделать, чтобы не навернуться.

После этого наступать пошел уже он. Будто и не чувствуя ничего, он поднял руку, распахнутую словно клешня, направил ее прямо на мое горло. Так что я еще отступил. И уперся в кровать. И тут отступать уже особо и некуда было… Вперед!

И я прыгнул. Ну, подскочил. Собираясь врезать ему по роже, чтобы хоть боль увидеть на спокойном лице, а в идеале все-таки свалить. Удар!

Снова перехватил. Еще хуже — хитрожопо как-то двинулся. И я обнаружил себя вдруг на полу и в болевом захвате. И надо сказать, что болевым оно называется совсем не просто так.

Мимолетом ощутил, как на меня его кровь льется. Струйкой такой, теплой, на спину.

Попробовал выкрутиться, но хера с два. Только больнее себе сделал.

Зато, будучи мордой в пол, разглядел пистолет! Ура… было бы, если б дотянуться мог. Он под кровать улетел, остановился рядом с ночным горшком. Слишком далеко.

Особо вариантов не оставалось, так что выкрутил вторую руку и попытался дотянуться до ран Курьера. Ну хоть кишки схватить! В грудь ему пару пальцев запустить, поковыряться! Доделать работу за пулями, раз они не справились.

И — кишки-то ухватил. Склизкие, мерзкие, скользкие. Дернул изо всех сил, настолько далеко, насколько получится. Ублюдок зарычал, но захват не бросил. Даже прибавил силенок — так что добычу выпустил уже я.

Какое-то совсем нелепое поражение выходит — не менее нелепая мысль для ситуации, но именно это пришло в голову. Много чего придет в голову, когда подспудно ждешь, что сейчас полоснут тебе по горлу, и совсем не так нежно и аккуратно, как это делала автоматон.

— Марта, бля!.. — прохрипел я.

И немедленно увидел, как на пол, с той стороны кровати, опустились ее босые ноги. Если их вообще можно так назвать, полупрозрачные, в которых проглядывались внутренние механизмы. Но они опустились. И следом появилась рука, выхватившая из ее баула уже знакомый мне кожаный футляр. Со скальпелями который. Затем автоматон резко вышла из поля зрения.

Несколько болезненно долгих секунд спустя, надо мною послышался хриплый всхлип. Захват ослаб, и получилось вырваться. Я немедленно рванул всей тушкой в сторону, даже головы не поднимая. Поймал, кажись, щекой занозу — но это вообще мелочь. И стал подниматься, одновременно пытаясь разглядеть, чего происходит-то вообще.

А происходила, так сказать, эвтаназия. Вообще ни разу не добровольная.

Марта стояла за спиной Курьера, одной рукой ухватив его за волосы, и другой методично, с медицинской точностью, потрошила его шею скальпелем. Может, и тем, которым меня брила только недавно. Притом помирать-то мужик не собирался! Рожу перекосил, левой пытался нащупать автоматона, второй упирался в пол в попытке подняться.

Так что я решил помочь. Подобрался, шатаясь и все еще держась за пах. И все-таки добрался до его лица, врезав без замаха. И еще разочек. И еще. Пока Марта не довершила свое вскрытие, разрезав у него в шее вообще все, что было. И, наверно, даже по позвоночнику пройдясь.

— Пиздец.

Кровищи мы тут разлили — как на бойне. Мужик теперь лежал лицом вниз, продолжая потихоньку вытекать, вытянутые мною кишки уходили под кровать, и в воздухе висел слабый, но заметный запах пороха.

— М-да, — сказал я. — Отмывать здесь придется… Надо бы кровь убрать, пока внизу не начала с потолка капать.

Марта, совершенно ничего не выражая, повернулась ко мне — со скальпеля в ее руке падали крохотные красные капли.

Слегка поклонилась, и отправилась к бадье с водой. К счастью, ее мы спустить не успели, так что пригодится. Как местные работники будут смотреть на окровавленную воду? А… Да придумаем чего-нибудь. Раны промывали, от того, что споткнулся и врезался в острый угол.

К слову, об остром. Вспомнил, как щекой по полу проехался, так что быстренько ее ощупал — ага, и в самом деле заноза. Еще и крупная такая, не просто щепка в пару миллиметров.

— Так, погоди, — сказал я в спину Марте. — Сейчас пистолет из-под кровати достану и поможешь мне с этой хреновиной.

Пинком отшвырнул синюшные кишки убитого, заполз под кровать, достал оружие и положил на постель. Затем сел и отдался во власть автоматона — у нее все медицинское запрограммировано, не налажает.

Попутно вспомнил, что мне еще раз надо будет помыться — всю спину ж кровью заляпало. И руки. Да и на голову натекло, волосы влажные — или просто я сам только что их запачкал.

Разобраться с занозой заняло у Марты секунд десять. Сперва приценилась, затем ухватила мелкими щипцами и неторопливо вытащила. Процесс неприятный… Но хрен ли тут жаловаться, и так по яйцам получил уже и в болевом захвате полежал.

— Так, давай-ка сперва я с себя все это смою, затем уже помоешь, — сказал я. — Со спины не вижу, посмотри.

И, потирая щеку, первым делом направился не к бадье, а к мужику. Перевернуть. А то он сейчас валялся изрезанным горлом вниз, и лужа там натечь успела приличная — еще больше нам точно не нужно. Оказался Курьер на деле не таким уж и тяжелым — чувствовалось иначе, когда он на мне сидел.

Затем уже залез в воду. Та успела остыть — но всего-то градусом-другим ниже температуры тела, терпимо.

— Позвольте, я помогу вам, хозяин, — сказала Марта, когда я взял грубое подобие губки.

— Валяй. Заслужила.

И даже грубой хреновиной из парусины она умудрилась действовать мягко и… нежно? Да, что-то вроде того. С какой уверенностью она до этого брила меня скальпелем, так же и водила теперь по спине — сперва ладонями плеская воду, затем проходясь губкой. Расслабляет, так-то. Хотя один хрен неловко, позволять кому-то себя мыть. Не мое.

Голову уж сам, в ведрах с горячей и холодной водой еще оставалось чутка, как раз чтобы прополоскать волосы от кровищи. Под пристальным взглядом автоматона, разумеется, вновь стоявшей по швам как верная служанка в ожидании приказа. Можно было и это на нее спихнуть…

Но я не настолько разбалованный ребенок.

После мытья снова за работу. На улице там уже ночь наступила, а мы возимся. Марта, недолго думая, использовала тряпку для мытья — для мытья, на этот раз уже пола. Стояла теперь на коленях, выпятив полупрозрачную задницу и тщательно и методично работая над каждой кровавой лужей.

Конструкцию мельком оценил — на вид, вся необходимая анатомия воспроизведена на отлично.

Сам же возился с телом. У засранца был весьма недурной пыльник. Плотный, крепкий. Я бы с радостью его себе забрал, чего хорошей добычей разбрасываться — вот только сейчас он служил как своего рода мешок для трупа. Кровь оставалась внутри, пачкая все, на что попадала. Так что так и останется.