— Скажи, а как тебе наше сакэ? Мне показалось, оно тебе не нравится, и это странно — раньше оно всем мужчинам в голову било!

Я фыркнул. И схватился за грудь, потому что слишком уж сильно фыркнул.

— Та еще дрянь, — честно ответил я. — Как вы ее пьете вообще?

Краснокожая зарычала. Весьма и весьма недовольно, еще и глядя при этом неотрывно на меня. Сжала кулаки, затем вдруг резко сорвала с груди повязку, обнажив, собственно, грудь. Крепкая, достойная.

Только ладно бы просто сеанс внезапного раздевания — девушка ж бросилась к клетке, ударилась о прутья, которые заметно так затрещали, обдав меня облачком крохотных стружек. Затем одной рукой ухватила меня за шкирку, второй приставила бутылку к губам.

Да вашу ж!

— Это мой рецепт! — прорычала она. — Человечек должен стоять и хотеть, а не жаловаться!

Ну и стала заливать свое пойло. Я честно пытался сопротивляться. Отплевывался, зубы сжимал. Толку? Ноль, и сбоку бантик. Все равно заглотнул с пол-литра, нещадно обжигая горло. Результат?

Мой недовольный, болезненный кашель и закружившаяся голова. Ну и в сон потянуло. А эти двое стояли чего-то, ждали, двоились-троились в моих глазах.

— Спать идите, алкаши! — сумел пробормотать я. — Развлечений не будет, вы не справились.

Краснокожая махом выпила остатки пойла. Синекожая озабоченно потерла лоб, затем полезла ко мне, проверять, не блефую ли я. А вот нет, не блефовал!

— Наверно, это с ним что-то не так, — сказала она. — Он ведь сумел как-то суккубу убить, а у них магия покрепче нашего сакэ будет. Отнесем его завтра к лисе мудрой, пусть посмотрит и полечить попробует.

— Умыкнет! — обиженно рыкнула краснокожая.

— Да нет, у нее свой мальчишка есть. Только тихо! Я тебе не говорила!

И вот на этой оптимистичной ноте я все-таки вырубился. Уже представляя себе определенный план действий — и контакт с неким мальчишкой занимал в нем важное место.

Секундочку. А краснокожая-то напилась, хотя ей было страшно это делать. Стоять! Отмена! В сознании держа…

Проснуться лицом к лицу к храпящей, воняющей перегаром красной девичьей роже — не лучшее из возможного. Еще хуже, что рожа эта своей рукой схватила меня за причинное место. А хватка у нее крепкая. Болезненно крепкая. Это в придачу к тому, что локоть ее упирался чуть выше и грозил раздавить мне мочевой пузырь, чтобы все его содержимое радостно выплеснулось мне в тушку.

Вот и чего тут поделать? А ничего не поделать, потому что мои руки ею зажаты. И это все притом, что прутья клетки-то между нами никуда не девались, это она вплотную лежала, да еще и меня придвинула. Оставалось только пораскинуть головой…

Лбом, да ей по носу! Чтобы до хруста влажного.

Только результат вышел немного не тот. Будто о стену ударился, отчего голова затрещала во всех местах сразу, протестуя от такого с ней обращения. Девке же плевать, она только хрюкнула во сне и руку свою гребаную сжала еще крепче.

— Эй! Подъем! — прохрипел я. — Лапы убери!

Бесполезно. Скотина так и спала.

Вместо того, чтобы снова что-то предпринять, я с трудом приподнялся на локте, осмотрелся в поисках ее синекожей «сестры». Она нашлась быстро, будучи в легком кругу света — единственном освещенном месте во всей пещере, рядом с выгоревшим костром. И она тоже спала, вольготно раскинувшись на спине и с книгой на груди. Свет на нее падал из входа в пещеру.

На улице, выходит, день. Эти двое собирались тащить меня на лечение, насколько помню, но вместо этого валялись в алкогольном сне. Великолепно.

Так, ладно. Краснокожая — скотина тяжелая, с ее-то пухлыми мышцами, но времени у меня полно. Стал вытягивать из-под девки руки. Кончики пальцев, по ощущениям, где-то были в районе ее спины, так что путь предстоял долгий. И нелегкий.

Раз-два, раз-два, раскачивая и покачивая. Массивная туша крепко прижимала к камню, так что без кровопускания не обошлось. С каждым рывком кожу обдирал. И прекрасно это ощущал, потому что ладони-то не онемели почему-то.

Высвободил-таки руки, спустя полчаса, а то и час. Внизу все давило и вот-вот собиралось взорваться, так что следующим шагом стало освобождение другой части тела. Палец за пальцем. Оч-чень тугим пальцем.

Когда освободился, немедленно перевернулся на другой бок и, сжимая зубы из-за ноющих ребер, облегчился. Стало легче. Удивительно, блять. Развернулся обратно.

— Эй, вставай! Хорош дрыхнуть, алкаш! Вставай, а то убегу сейчас!

Оп-па! Последние слова каким-то образом достучались до нее через толстую черепушку. Девка дернулась, открыла сонные глаза, руками зашарила. Ухватила меня за одежду, за бедро — и давай тупо пялиться в глаза с недоуменным лицом.

— Да проснись ты уже! Раз-два, раз-два!

Обнаглев до упора, я попросту прописал ей пару пощечин. Больше себе ладони отбил, и так налитые желто-синими синяками, но краснокожую более-менее в себя привел. Как понял? Так она отпустила мою одежду, зашарила рукой за спиной и нашла бутылку. Попыталась выпить — пусто. Моргнула пару раз, и с разочарованным стоном села.

— Ну чего тебе, человечек? — пробасила она.

— Вы меня лечить собирались, — напомнил я. — К какой-то лисе везти. Как я с вами развлекаться-то смогу, если даже на ноги встать не могу, и от пойла твоего блевать хочется?

На словах о пойле она проснулась окончательно:

— Нормальное у меня сакэ! — взревела. — Даже хорошее! Отличное! Это ты… ты…

— Больной и поломанный. А как вылечат — так, может, и оценю, и тебя несколько раз вознагражу.

— Каждый раз. Каждую ночь по несколько раз, — буркнула она. Поднялась, с хрустом выгнулась в спине. — Эй, сестренка! Повезли его давай! У меня там чешется уже, не могу!

Спустя полчасика неторопливых сборов, я вновь трясся в телеге. Скука. Было время подумать, но думать-то особо и не над чем. Можно погладить себя по головке за то, что сподвиг этих двух все-таки вспомнить их собственные желания и повезти меня к местному «врачу» — да только, судя по всему, им заполучить целого меня хотелось как бы не больше, чем мне вернуть возможность ходить. Не достижение.

Однако, мы ехали. Молча. И я даже оставался трезвым — видимо, чтобы как следует прочувствовать каждую выбоину в колее, всеми своими ребрами.

Самое хреновое, что не получилось уговорить прихватить мое снаряжение. Они слова попросту проигнорировали, так и закинули меня в футболке и штанах с берцами. Где там теперь мои броня, оружие, медикаменты? А хрен его знает. Навскидку в пещере я их не увидел. Потеря большая — но могу протянуть и без них.

Как дела пойдут.

Ехали, ехали. Приехали, уже за полдень. За округой в моем состоянии особо не поглядеть, но я в щели-то в бортах телеги поглядывал, пытаясь запомнить примерный путь и сориентироваться на местности. Как были в лесу, так и остались. Хреново! На карте лесной массив был отмечен, на самом краю, с пометкой, что довольно большой — а это косвенно значит, что меня утащили глубоко в Дикие Земли. Планшет бы свой…

Верну. При возможности. Первым делом побег, остальное подождет.

А приехали мы в низину, такую, очень на слух миролюбивую. Журчание ручейка, пение птичек. Сплошное спокойствие. И глазом ничего страшного — ну, подумаешь, аккуратный деревянный домик на склоне, весь красивый и разукрашенный. Бело-синий, с резными узорами, и окна даже были — стеклянные. Сбоку у него спуск вниз, с откидными дверьми. А перед ним всякая житейская мелочь, вроде сушащейся на ветру одежды, на веревках, мелкий садик-огородик, огороженный заборчиком.

Милота. Только я ей заранее не поверил. Спасибо, пообщался уже с монстродевушками, мне хватило. А предстояло-то еще больше.

— Эй, хвостатая! — басовито крикнула краснокожая. — Вылезай из норки!

— Госпожа Масами! Госпожа Масами! — вторила ей синекожая, сидя на борту телеги. — Это мы, сестры Хару! Нам ваша помощь нужна, человечка полечить!

Сперва — ничего. Только ветерок на мгновение усилился да птицы паузу сделали. Затем все вернулось на круги своя, и у домика открылась дверь. В проходе — разумеется, деву… А нет, вполне женщина. И сбоку-сзади к ней прилип пацан лет шестнадцати.