— Да-а-а, — простонал Дима, не двигаясь, а наслаждаясь сладкими ласками Сони. Такими аккуратными и неспешными, что Дима еле держался, чтобы не начать вбиваться в рот Сони с той же мощью, как до этого вбивался в ее дырочку. Но по осторожному движению языка и губ Сони, Дима понимал, что это ее первый опыт минета, поэтому стиснул зубы и шумно задышал через нос, изо всех сил сдерживая себя. Пот тонкой струйкой скатываясь по позвоночнику, лоб и виски взмокли от того напряжения, которое Дима приложил, чтобы не двигаться, когда Соня положила ладони на его ягодицы и чуть сжала их. Мать твою, как же она это делает! В первый раз у нее, и в сотый у него, а он стоит и старается не обкончаться ей в рот от одних только поглаживании ладошками. Ее пальцы очертили напряженные впадины ягодиц, затем Соня осмелела, и поднажала ладонями, заставляя Диму двинуться вперед. И он вогнал член сильнее и глубже в горячее, мягкое, нежное, сладкое нутро рта, с осторожным, но с-с-сука! таким сладким языком, от ласк которого Дима буквально осатанел и протяжно вскрикнул, когда Соня сильнее прижалась языком к стянутой уздечке и надавила.

Соня любила Диму. Любила его всего. Каждый уголок его души и каждый сантиметр его тела. И так много любви и наслаждения Дима подарил ей, не опасался контакта с ней из-за ее диагноза, а наплевал на него. Искал Соню целых два месяца и нашел на этой огромной округой планете. И Соня хотела показать свою любовь, доставить Диме хотя бы малую часть того удовольствия, что получила сама от него.

Соня стиснула пальцами твердые ягодицы Димы и притянула к себе, заглатывая член глубже. Уже посасывая его смелее, туже, насколько это возможно, обхватывая его щеками. Затем чуть отдалила и вновь притянула, облизывая каменный горячий ствол. Еще раскачка и его тугая налившаяся головка уперлась так глубоко, что Соня не смогла сделать и вдоха. Но она была сверхвозбуждена, наслаждаясь этими порочными ласками, поэтому еще раз притянула Диму себе, засасывая его глубже, наслаждаясь его громкими прерывистыми стонами, низкими и хриплыми и вторила ему не менее страстными стонами. Еще раз, потом еще и еще. Еще быстрее и страстнее обсасывая орган и слыша вскрики Димы.

— Я не могу больше, Соня-я-я! — взвыл Дима и обхватил ее за голову ладонями, и сам качнулся вперед, еще, потом еще и еще, убыстряя темп настолько, что мышцы его бёдер под ее ладонями окаменели.

Дима откинул голову назад, громко стона и двигая бедрами в рваных стремительных толчках, выходя изо рта Сони и вновь врываясь в сладкое нутро. Глубже и быстрее. А сладкие прерывистые стоны Сони заводили его еще хлеще. Сжимая ее волосы в кулаке, и уже теряя голову, Дима не успел вытащить член, потому что Соня точно почувствовала момент, когда ствол во рту стал буквально каменным, и обхватила напрягшиеся ягодницы Димы и втянула щеки, не давая уже дёргающемуся члену выйти изо рта. Соня надавила на уздечку языком и почувствовала, каким стальным канатом она натянулась, а мощная головка, что таранила ее до глотки, напряглась и излилась в нее теплой соленой жидкостью, пока сам Дима буквально вскриками сопровождал оргазм, что острым электрическим разрядом прошила его тело с макушки до ног. Димы изливался в Соню долго и сильно, не сдерживаясь, кончая и наслаждаясь, дрожа и дергаясь от экстаза, что Соня проглатывает его жидкость и постанывает при этом.

Обессиленный Дима усилием воли держал себя на ногах, хотя чувствовал, как они дрожат и едва держат его ослабевшее тело. Еле разлепил веки и опустил голову. Посмотрел на Соню, чьи глаза переливались всеми оттенками лазурно-морского, и в этих отблесках Дима не видел отвращения, непонимания или неприятия. А видел любовь, удовлетворение и щедрость, с которой она подарила ему такие откроенные и первые для нее ласки.

Дима подхватил Соню за предплечья и поднял с колен. Прижал к себе, крепко-крепко. Гладил по плечам и спине. Шептал в волосы слабым голосом:

— Спасибо, любимая, спасибо…

Их губы слились в поцелуе, и Дима почувствовал свой вкус. И это можно было назвать его первым опытом, потому что никогда раньше у него не было такого бешенного желания целовать женщину, сплетаться языком, посасывать чуть опухшие губы и ласкать их медленно и тягуче.

Дима целовал Соню так, как не целовал никогда никого. И шептал ей то, что никогда никому не шептал:

— Я тебя люблю, так сильно люблю. Ты моя и только моя, и я только твой…

— Что тебя связывает с Мадам К…Марьяной Сергеевной? — спросила Соня.

— А что, ревнуешь? — самодовольно усмехнулся Дима, и Соня шлёпнула его ладошкой по голой груди.

Они лежали на коротком диване, на котором мог уместиться только один человек. Поэтому лежал только Дима, в одних трусах, а Соня, полностью одетая, лежала на Диме, уперев подбородок ему в грудь, и глядя на него полыхающими глазами.

— Дмитрий Алексеевич, как мы уже поняли, в ответ на подобные выпады у меня в рукаве запрятано столько козырей, что вам придется ставить искусственное сердце, потому что я доведу вас до инфаркта быстрее, чем вы успеете попрощаться со своей Мадам Кошкой! — припечатала Соня и прищурила глаза для пущего эффекта. Но в ответ на ее выпад, Дима громко расхохотался.

— Как ты ее назвала? Мадам кошка? — очередной хохот. — Марьке понравится.

— Да я!.. — начала было Соня, но Дима с хитрой усмешкой спросил:

— Девичья фамилия мадам кошки знаешь какая?

— Может, Тигрова? — язвительно ответила Соня.

— Почти угадала. Львова.

— То есть… — зависла Соня, — Она тебе кто, сестра?!

— Двоюродная. Марьяна дочь родного брата моего отца — Сергея. Кстати, в его честь я назвал нашего Серегу. Вот так вот, Софья Львова, а вы говорите такие слова про свою золовку.

— Как ты меня назвал? — тихо спросила Соня, глядя Диме в глаза. Она была уверена, что ее учащенное сердцебиение сейчас отдается в груди Димы гулкими быстрыми перестуками и с головой выдают ее неверие и восторженность от того, как Дима ее назвал.

— Софья Львова, — ответил Дима ровным голосом. При этом взгляд его был серьезен, без какого-либо намека на веселье. — А ты что, против?

— А это что, предложение? — еще тише спросила Соня, чувствуя, что сердце ее буквально выпрыгивает из груди.

— Вообще-то, я хотел сделать это в более подходящей обстановке, — проговорил Дима. Затем потянулся к брюкам, который валялись на полу, вытащил что-то из кармана и, пока Соня с открытым ртом и расширенными глазами смотрела на него, Дима взял ее за руку и надел на безымянный палец левой руки кольцо. Из белого золота, с удлиненным прямоугольным камнем, который, как подозревала Соня, не был цирконием.

— Софья Арнольдовна, вы выходите за меня замуж, — провозгласил Дима, надевая колечко, которое оказалось ей впору.

Соня почувствовала, как на глаза набегают слезы. Это было так стремительно, неожиданно, невообразимо прекрасно! Боже, только сегодня Соня проснулась со слезами на глазах, когда в очередной раз увидела во сне Диму, и еще полчаса лежала на кровати, не желая вставать, тихо плача в подушку. И вот она тут, лежит на Диме, так близко, что осязает каждую мышцу его сильного тела под собой, чувствует на себе его внимательный взгляд, а палец холодит от непривычной, но приятной тяжести кольца. Разве такое может быть?!

— Это… — пробормотала Соня. — Это звучит, как утверждение, — договорила она, потому что не знала, что ответить от счастья и понимания того, что все-таки вот она ее реальность — Дима, который делает ей предложение. Уже сделал!

— А ты против? — тихо спросил Дима, глядя на нее пронизывающим взглядом. На что из глаз Сони хлынули слезы, и она горячо запричитала, целуя его в сжатые губы и гладя по щекам:

— Нет, конечно, нет! То есть да! То есть, я не против! Боже мой, Дима, как я тебя люблю, как я по тебе скучала, боже мой… — лепетала она, сильнее прижимаясь к губам Димы и целуя его. Слезы все текли и текли из ее глаз, пока Дима обнимал ее сильными руками и целовал в ответ крепко и горячо, и слизывал с ее губ солёные слезы, что неостановимыми ручьями текли из зажмуренных глаз Сони.