— Таких как ты надо изолировать. От общества. От детей. От моей семьи.

Соне казалось, что она была готова просить у Димы прощения и умолять понять ее. Но эти горькие слова громко и безвозвратно захлопнули дверь доброго сердца. И уже гордость и обида заиграли свою музыку в заледеневшей душе Сони.

— Каким же конченным гандоном вы оказались, Дмитрий Алексеевич.

Соня слышала со стороны свой сдавленный голос и поаплодировала своей выдержке, когда не отвела взгляда от ожесточившихся потемневших глаз Димы. Ну и пусть, пусть он ее задушит, забьет и закопает прямо во внутреннем дворе больницы. Зато она сказала то, что должна была сказать. Сколько пережила ее бедная мама от таких вот неучей, которые плевались в ее сторону? Сколько сама Соня и ее подруга Милка пережили в стенах адского сумсува? И сколько людей по всему миру страдают от узколобости таких отвратительных дурней, как Дмитрий Алексеевич?

— Что, Дмитрий Алексеевич, притихли? — прошипела Соня из последних сил. — Неужели ваша Алёнушка никогда не говорила вам таких слов? Поверьте, она это делает мысленно, пока сосет тот маленький отросток, который вы гордо именуете членом.

Срань господня! Соня конечно подозревала в себе залежи нераскрытых острот и сарказма, но не подозревала, насколько глубоко нужно капнуть, чтобы вывести их на поверхность.

— Никогда не смей произносить имя моей жены своим грязным поганым ртом, — выдохнул Дима. Он все еще держал Соню в стальном захвате, и Соня чувствовала, как усиливается давление и как из ее тела вытекают силы и выдержка. Но отступить уже нельзя было. Еще один принцип Сони — сказала «а», говори «б». Поэтому Соня из последних сил набрала легких в воздух и выплюнула в искаженное лицо Димы смачный и липкий плевок.

«Последний вдох такой сладкий и такой болезненный», подумала Соня, когда Дима все же сжал пальцы сильнее и обессиленное тело обмякло в сильных руках.

Соня не чувствовала удара об пол. Ее тело медленным и безразличным кулем упало на голубой линолеум палаты. Соня с трудом открыла тяжелые веки и перед ее туманным взором ходили черные начищенные туфли мужчины. «Кажется у него пятидесятый размер», пронеслось в голове. Ноги в туфлях прошлись по палате, остановились у раковины. Послышался шум воды. «Мой до дыр», чуть не хихикнула Соня отрешенно. Вскоре носки туфель уперлись ей в лицо. Ни пылинки на черной коже. Он что, по воздуху летает?

Дима присел на корточки перед скрюченной девушкой, схватил ее за подбородок, и повернул к себе бескровное лицо. Соня медленно моргала, словно не могла прийти в себя.

— Еще раз подойдешь к моему сыну или к моей жене ближе, чем на километр, я пущу тебя под пресс, — мрачно оскалился Дима. Затем отбросил Соню, встал на ноги и вышел из палаты, хлопнув дверью.

За дверью его ждал мрачный Стас. Дима шел по белому коридору и его мощную фигуру провожали испуганные, шокированные, притихшие врачи и медсестра. Чеканным шагом он направился к выходу, сел в машину, где его уже ждал Сергей. Сын уснул на заднем сидении машины и проснулся, когда Дима сел в машину.

— Софья Арнольдовна… — сонно начал подросток.

— Никогда не произноси этого имени. Забудь этого человека навсегда.

Впервые в жизни отец посмотрел на Сергея таким ожесточенным взглядом. Впервые заговорил с ним таким леденящим тихим голосом. Поэтому Сергей вжался в кожаное сидение, и они в гробовой тишине поехали домой.

А Соня… Она чувствовала, как теплые руки помогли ей встать. Встретилась с мягким сочувствующим взглядом врача, слышала его встревоженные вопросы. Ни на один из них Соня не ответила. Она оттолкнула заботливые руки, молча взяла сумку и шатающейся походкой вышла в коридор. Она ловила понимающие взгляды и печальные покачивания головы, слышала сочувственные вздохи. Соня высоко подняла подбородок, и все видели кроваво-красные отметины на нежной белой коже. Это были отметины зверя. Это были живые шрамы. Но они были несравнимы с теми шрамами, что оставил зверь в душе Сони, когда полоснул по сердцу острыми когтями…

Лос-Анджелес — город в США на юге штата Калифорния, крупнейший по численности населения в штате, и второй — в стране.

Также этот город занимает 11 место в «Рейтинге крупнейших городов мира с самой дорогой недвижимостью в мире» и 53 строчку «Рейтинге крупнейших городов мира по стоимости жизни». (Данные взяты из интернет-энциклопедии Википедия)

А как тяжело выжить в городе ангелов без работы, денег, поддержки и перспектив на будущее ощутила Соня в последующий после увольнения месяц.

Выйдя из клиники, Соня села в такси, которое отвезло ее к старой знакомой. С Хлоей — девушкой с шотландскими корнями, Соня училась на одном курсе в университете. Они поддерживали связь, иногда встречались, чтобы посплетничать и полакомиться салатом из копченной семги в Poke-Poke вдоль Ocean Front Walk. Общение легкое, живое, не сказать, чтобы дружеское, но доброприятельское. Никто не сравнится с лучшей подругой Сони — Милой. Может из-за своеобразного менталитета анджелиносов, которые не имели привычки заводить дружбы до гроба. Они любили непринужденное общение, милые подшучивания, могли подсобить в нужные моменты. Но на этом все. Анджелиносы были подвижные и изменчивые, словно впитали атмосферу океана, неспокойные волны которого ласкали берега этого мегаполиса.

Хлоя клюнула Соню в щеку, мимоходом спросила, что за красные отметки на шее и посмеялась, уж не любовник ли в порыве страсти их оставил. Соня слабо отшутилась, и Хлоя в спешке упорхнула на вечернюю смену в кафешке, где она подрабатывала бариста.

Живя в этом городе два года, Соня иногда чувствовала себя одинокой и затерянной. В эти моменты, словно чувствуя ее состояния, приходили электронные сообщения от Милки. Милыми подбадриваниями, спокойными рассказами и тихими утешениями были украшены эти ровные строчки на экране. Конечно, это не могло заменить живого общения, разговоров на кухне до утра, совместных хобби, но даже из-за океана Соня чувствовала поддержку спокойной и милой Милы. Кстати, что-то давно подруга не писала…

Но сейчас Соня была благодарна за одиночество, в котором она осталась, после того как за Хлоей хлопнула дверь. Соня налила мартини, вышла на балкон и долго смотрела в пустоту. Она не замечала влажного бриза, пропитанного разговорами прохожих, не слышала звуков проезжающих машин, не внимала далекому плеску волн. Вместо всего этого перед ее глазами стояло искаженное лицо Димы, его бешенный взгляд, а в ушах гремели убийственно-колкие слова. Так с Соней никто никогда не разговаривал. Соня предполагала, что Дима будет не в восторге от ее статуса, но не ожидала, насколько сильно он ее возненавидит. И не предполагала, насколько больно могут ранить его слова.

Прокручивая в голове сцену в клинике, Соня все больше и больше начинала ненавидеть мужчину. Остались в прошлом и померкли семейные ужины, когда Дима и Серёжа подшучивали над Соней, и она отвечала колкостью на колкость. Это былая милая дуэль острот и шуток. Дима при необходимости мог метким словом или даже взглядом обескуражить противника и иногда Соня замолкала, не находя ответной реплики, что было странно для нее. Она всегда знала, что сказать и как ответить. Но не рядом с Димой… Соня ненавидела себя, за свою слабость, за опасные мечты, которыми наполнялись ее мысли рядом с мужчиной, за жар в груди, который рождался под внимательным изучающим взглядом янтарных глаз.

Но сейчас Соня начинала ненавидеть Диму. За его жестокость, за бессердечность, за невежество. За шрамы на шее и в душе.

Делая очередной глоток сладкого коктейля, Соня думала о том, что нужно закрыть эту дверь навсегда и забыть это чудовище. И Серёжу. Милого доброго Серёжу. И еще наверняка перед сном Соня помолится за мальчика, чтобы тот не стал таким же кровожадным монстром, как его ненавистный отец.

На следующий день Соня купила газету и начала поиски работы.