Елагин вытащил еще одну папку и раскрыл ее.

— Диана Асланова, невеста Романа.

С фотографии на Соню смотрела бледная девушка, с худощавым лицом и насупленными бровями вразлет. Вилорий Борисович продолжил:

— Понятия не имею, что этот щенок нашел в такой дылде. Но как говорится, любовь зла, — тоненько и противно засмеялся. — Что уж говорить, вон, Дима-то, вообще влюбился в заразную девку. Кстати, — очередная бумага легла перед Соней. — Вот и наш Дима.

Соня дрожащими пальцами взяла листок бумаги, вглядываясь в такие родные, любимые черты лица. Фотография была сделана для документов, но даже в этого маленького снимка Соня чувствовала взор Димы на себе. Даже через карточку ему удавалось удержать ее внимание, пронизывать до сердца прямым взором.

Соня провела пальцем по снимку и обессиленно упала на стул, прижимая к груди анкету Димы, и громко судорожно вдыхая воздух.

— Ну что ты, что ты, Софья, — проговорил Вилорий Борисович и налил ей стакан воды из-под крана. — На, пей, а не то серьезного разговора у нас не получится.

Соня судорожными глотами выпила воды. Вилорий Борисович забрал из ее рук анкету Димы, в которую Соня вцепилась, и не желала отдавать.

— Смотри-ка, Софья. Целая семейка Львовых в твоих руках, — Вилорий Борисович уселся на стул и достал сигареты. Закурил, но теперь Соня не обращала внимания ни на дым, что стоял столбом в комнате, ни на пепел на ковре, ни на острый взгляд мужчины напротив. Глаза ее застилали слезы, а дыхание перехватывало от рвущихся рыданий.

Соня понимала… Нет, она знала, что все это значит. Хоть Елагин и не произнес самых главных слов, все эти бумажки буквально вопили том, каковы на самом деле намерения этого грязного подлого человека. И Соня прекрасно знала, какая роль ей отведена в этой жестокой игре.

— Софья, ты же понимаешь, зачем нужна была эта, так сказать, персональная выставка, — произнес Вилорий Борисович тихим голосом, глядя на Соню. — Все, что от тебя требуется — это исчезнуть. Поверь, я не дам Диме бросить мою дочь. С алиментами? Да. Но эти алименты — капля в море в сравнении с тем, чем владеет мой зять. Пусть лучше Алена станет богатой вдовой, но никак не разведенкой. А если ты меня не послушаешь, то вырезать всех Львовых для меня будет отдельным удовольствием. Первым под раздачу попадет этот гонд. н — Роман, — процедил Вилорий Борисович, скалясь и проводя языком по передним зубам.

— Какой же вы ублюдок, — прошептала Соня, обнимая себя ледяными пальцами и пытаясь удержать нервную дрожь во всем теле. Пытаясь согреться, что никак не получалось под леденящим взором этого человека.

— Ты не права, Софья, — Вилорий Борисович впечатал каблуком окурок в ковер. — Я хуже, чем ты думаешь. Я — тот, кто может лишить Сергея — отца, Алену — мужа, а тебя — любимого человека.

За окном во всю бушевала и кипела жизнь. Уличные торговцы горланили и зазывали прохожих купить их сладкую кукурузу. Проезжающие мимо автомобили вжимали в клаксоны, требуя их пропустить и нарушая правила. Соседские дети шумно играли в футбол, с воплем радуясь каждому голу.

Но тут, в маленькой комнате, заполненной сигаретным дымом, замерла атмосфера непреодолимости и отчаяния. Тихий плач Сони заполнил комнату. Тяжёлая давящая атмосфера, которая заглушала все сторонние звуки, сосредоточилась только на страданиях Сони. На ее тяжелом прерывистом дыхании, судорожных всхлипах. На ее гулко стучащем сердце, и эти стуки отдавались по всему телу, заставляя Соню дрожать сильнее и сильнее.

— Он вас…убьет, — прохрипела Соня. Голос ее в духоте комнаты звучал, как предсмертное желание умирающего.

— Хм-м-м. Все зависит от тебя, Софья, — развел руками Вилорий Борисович. — Стоит тебе только кинуться к Диме, считай, что ты своими руками нажала на курок и пустила пулю в лоб Роману. А потом и их мамаше. Стоит тебе только дать понять Диме, что тебя вынудили уехать, как этим самым поступком ты накинешь петлю на его шею. Я доходчиво все объясняю? — вкрадчиво спросил он.

А когда Соня не ответила, шокированная и дрожащая от услышанного, Вилорий Борисович вскочил со стула, подошел к ней и схватил за волосы. Соня вскрикнула от боли, когда мужская рука заставила ее встать со стула и посмотреть в перекошенное лицо.

— Я не слышу ответа. Софья. Тебе все понятно?

— Пошел ты, мудак! — процедила Соня, и почувствовала, как все сильнее и сильнее сжимается кулак, в котором мужчина удерживал ее волосы.

Вдруг тяжелая ладонь Вилория Борисовича опустилась на ее скулу хлёсткой пощечиной, и голова Сони почти до хруста откинулась назад. Соня вскрикнула от силы удара.

— Я хочу услышать послушное «да», — прошипел Вилорий Борисович, глядя на Соню полыхающими безумием глазами, еще сильнее стягивая ее волосы. Соня должна была что-то предпринять, пока ее испуганное нутро рвалось и металось внутри.

Соня пронзительно завизжала и с силой оттолкнула мужчину от себя. Вилорий Борисович, не ожидая толчка и визга, ослабил хватку, отступил назад и споткнулся о стул за спиной.

Соня в два шага подскочила к столу, выдвинула ящик и схватила нож.

— Не приближайся ко мне! — взревела она, держа нож перед собой вытянутой рукой. — Не подходи!

Вилорий Борисович удержался за спинку стула, выпрямился и сделал шаг к Соне. Хотя она и была уверена, что готова пустить в ход оружие, но с каждым сантиметром, что мужчина приближался к ей, уверенность Сони таяла. В мужских глазах, которые полыхали бешенством, Соня видела отблески безумия, которое затмевает разум, и поняла, что даже угроза ранения не остановит этого человека.

Тогда Соня взмахнула ножом и полоснула себя по ладони, рассекая кожу до мяса. Кровь хлынула из раны и закапала на пол. Соня не чувствовала боли. Сейчас для нее главным было выжить. Она выставила вперед раскрытую окровавленную ладонь и прошипела:

— У меня ВИЧ! Я тебя заражу, ублюдок ты хренов!

Вилорий Борисович сделал молниеносное движение и ударом выбил нож из ее руки. Соня не успела и вскрикнуть, как мужчина схватил ее за кисть, прижал ее ладонь к своим губам и провел языком по открытой ране, слизывая кровь и пачкая лицо и одежду багряными разводами.

— Не-е-ет! — взвыла Соня, пытаясь отнять руку, но Вилорий Борисович ей этого не позволил. Он обхватил ее за затылок, сжал в кулаке волосы и прошипел прямо в лицо:

— Сука, думаешь, меня этим напугать?! Ты не представляешь, на что я способен, тварина ты такая! Думаешь, меня напугает твоя зараза, а?! — взревел он, пока Соня распахнутыми от испуга глазами смотрела на скалящегося мужчину с кровавыми губами и полыхающими глазами. — Так пусть тебе это будет уроком. Я всегда иду до конца.

Затем отшвырнул Соню так, что она отлетела на пол, ударившись плечом об ножку стола.

Елагин вынул из кармана платок и попытался стереть кровь с лица. Затем плюнул на эту затею и вытащил из портфеля конверт. Бросил его на пол.

— Тут десять штук баксов. И не набивай себе цену, это максимум, чего ты стоишь, — говорил он, собирая бумаги со стола и складывая их в портфель. — Это тебе на билет. В любой конец мира. Дима будет занят завтра, уж я об этом позабочусь, так что форы у тебя до завтрашнего вечера, чтобы исчезнуть из страны. Не разочаруй меня, Софья. И помни, какими картами я могу пойти, — проговорил он, взмахнув портфелем.

С этими словами Вилорий Борисович вышел из комнаты и закрыл за собой дверь.

А Соня, прижимая окровавленную ноющую руку к груди, съежилась на полу, пока слезы катились из глаз, смешиваясь с кровью, и стекали по бледным щекам.

«Прилетит вдруг волшебник, в голубом вертолёте», тускло звучало в опустошенном мозгу Соньки, пока она влажной тряпкой вытирала кровь с пола.

Ладонь, которую она перевязала бинтом, ныла и пульсировала. Но эта боль была несравнима с той агонией, в которой находилась душа Сони.

Елагин ушел несколько часов назад, а Соне казалось, что какая-то часть его мрачного присутствия осталась в комнате. Темным монстром она летала из угла в угол, доставая до Сони скользкими щупальцами, заставляя ее вздрагивать каждый раз, когда за дверью слышалось шорканье шагов, хлопанье соседней двери, либо громкие голоса за окном.