Спустя несколько часов Соня, покрытая засосами, царапинами от щетины, красными отметинами и даже синяками, с охрипшим голосом, с опухшими губами и с саднящим лоном, смогла лишь слабо простонать:
— Я так тебя люблю, Ди-и-им…
И после того, как услышала в ответ уверенное:
— Я тоже тебя люблю, барбариска, — Соня провалилась в глубокий, крепкий сон, прижатая сильными руками к горячему телу любимого.
Глава 33
— Софь, а может не надо?
— Надо, Сережа, надо.
— Ну, он же исправится…
— А я очень сомневаюсь. Не вижу я в нем желания учиться.
— Но…
— Сережа, так будет лучше для него. Это медицинские показатели, а не моя прихоть.
— …
— И нечего смотреть на меня таким подозрительным взглядом!
— Да я так, просто… Жалко его… Как он потом, без…
— Сережа, кастрация — это быстрая операция, проводят ее под местным наркозом.
— Т-с-с-с, он может вас услышать!
— Ладно, ладно, — шепотом. — Потом он, конечно, будет полнеть, но нам придется гонять его, чтоб не лежал на диване пузом кверху.
— Вот тогда сами ему и скажите об этом. Посмотрю я на него, когда он услышит, что вы задумали!
— Вот и скажу. Ну, поплачет денек, да перестанет.
Дима открыл дверь кухни, уставился на Серегу и Соню, которые сидели за столом, склонившись друг к другу. Увидев его на пороге, оба партизана умолкли, выпрямились и смотрели на него круглыми невинными глазами. Дима подозрительно прищурился, глянул на Серегу, потом на Соню. Закрыл за собой дверь кухни и спросил тихим голосом:
— И кого это вы собираетесь кастрировать и почему об этом никто не должен знать?
Соня не выдержала и прыснула от смеха. К ней присоединился Сергей, и кухню заполнил смех этих двух проказников.
Дима подошел к столу, склонился к Соне и запечатлел поцелуй у нее на щеке. Не будь тут Сереги, он бы опустил голову еще ниже, и впился губами в открытую тонкую шею, чтобы слизать сладость нежной кожи своей невесты… Но, Серега был тут, а они с Соней договорились, что Дима будет держать себя в руках в присутствии сына. Хотя это было тяжело, когда она сидит перед ним в розовой рубашке и бежевых джинсах, с волосами, завитыми в пепельные кудри, вся такая воздушная, мягкая, сладкая…
Дима взял себя в руки и отошел от Сони, хотя и по ее прерывистому дыханию понял, что она также жаждет его ласк, как и он сам. Подошел к сыну и похлопал его по плечу. Дима и тут старался не переборщить с ласками, хотя как он привык трепать светлые волосы сына, постриженные теперь в модную стрижку. Сергей был уже взрослый парень, и буквально месяц назад они отпраздновали его четырнадцатилетние, совместив оба праздника — день рождение сына и новоселье в квартире, которую Дима, Соня и Серега, после недельных совместных поисков, купили в столице.
Теперь они жили втроем. Сергей уже окончательно привык к тому, что Соня теперь член их семьи. И даже иногда, в мелких шуточных спорах, эти двое взяли в привычку брать одну позицию и вставать на сторону друг друга. А Дима, ворча, что все вокруг предатели, получал снисходительный взгляд от сына и его поддержку, а потом, ночью, за закрытыми дверьми спальни, Соня ласками, поцелуями и прикосновениями восстанавливала пошатнувшуюся веру Димы в себя… И только ради их сладкой прелюдии, в которой Дима играл раненного ворчуна, а Соня — роль залечивающей раны медсестры, Дима спускал этим двоим то, что они прямо под его боком создали нерушимый союз.
— Пап, Софь говорит, что Марса надо кастрировать! — выдал Сергей и Дима увидел чисто мужскую солидарность в округлившихся глазах сына.
— Да он мне все туфли сжевал! Мне скоро на улицу не в чем будет выйти!
— Так прячьте обувь в шкаф, или положите их на полки повыше, — невозмутимо предложил Сергей Соне. На что она тут же вспыхнула.
— Ага! Давайте теперь в нашем доме обувь будет лежать выше головы.
— А что тут такого? Вон, у баб Веры вся зимняя одежда и обувь на антресолях лежит.
Соня не знала, что ответить на подобный выпад, пожевала нижнюю губу, пока Дима и Сергей смотрели на нее, взглядами золотистых глаз подтверждая свое превосходство над женщиной.
— Это портит карму! — выдала Соня, и Серега закатил глаза.
— Ага. А то папкины сигареты этого прям не делают.
— Эге-гей, вы тут поосторожнее, — пробурчал Дима, вытаскивая из холодильника бутылку с водой и откупоривая крышку. Сделал глоток и пробормотал: — Смотрю, ко мне тоже претензии увеличиваются. Как бы меня в тот же список не включили.
Глаза Сони вспыхнули, и Дима усмехнулся, когда понял, что уж в этом вопросе Соня руками и ногами будет на его стороне.
— Так как, пап, что будем делать? — спросил Сергей, глядя на Диму. Соня тоже, прищурив глаза, спросила:
— Да, дорогой, как ты думаешь, кто прав?
Дима стоял с бутылкой в руке и это был один из тех редких случаев, когда, во-первых, Сергей и Соня стояли по разные стороны баррикады, а во-вторых, предоставили Диме роль мирового судейства. Обычно эти двое сами решали свои мелкие споры, а Диме оставалось только гадать, о чем они иногда шепчутся между собой.
— Так, а где виновник спора?
Сергей свистнул, и Соня шикнула на него.
— Не свисти, Сережа, денег не будет!
— Тогда и вашей обуви может поуменьшится, и не придется калечить Марса, — отбил Сергей и со смехом увернулся от полотенца, которым в него швырнула Соня.
На кухню не спеша, вальяжно, вошел он — Марсель. Подошел к Соне, принюхался к ее домашним мягким балеткам. Отошел к Сергею, принюхался, царственно позволил парню почесать его за ухом. Затем подошел к Диме, и, даже не принюхиваясь, просто сел у его ног. Вот так Дима понял, что все-таки он не один в этом доме против двоих. У него тоже есть сообщник, который всегда становится на его сторону.
Дима склонился к Марселю, обхватил руками за морду, незаметно поглаживая за ушами. Посмотрел в черные глаза-пуговки и строго спросил:
— Марсель, будешь слушать меня?
— Гав!
— Вот и молодец. А я тебе приказываю, чтобы больше ни одной зажеванной обуви Софьи. Все понял? — для пущего эффекта нахмурил брови. Марсель тонко заскулил, наклонив голову на бок, и в этот момент Дима готов был скупить целый магазин обуви для этого негодника. Но сейчас на него смотрели оценивающим внимательным взглядом сын и невеста, и Дима должен был держать лицо.
— Так что, договорились? Ни одной зажеванной туфли.
— И балетки! — вставила Соня.
— И балетки, — повторил Дима. Марсель повел хвостом, подметая пол. — Ну?
— Гав!
Дима еще раз взлохматил шерстку Марселя, чувствуя под ладонями маленькое тельце. Затем с кряхтением встал, и пожал плечами.
— Вот и все, спор решился. Кастрации нет, и зажеванной обуви тоже.
— Есть! — вскрикнул Сергей, победно поднимая руки. Поймал строгий взгляд отца, посмотрел на Соню и проговорил:
— Ну, Софь, ну, не обижайтесь. Это ж папка так решил.
Дима округлил глаза и только собрался защитить себя, как Сергей продолжил.
— Следующий месяц я буду его выгуливать, кормить и ездить на дрессировку.
— Три! — вставила Соня.
— Два! — вернул Сергей, и Дима стукнул ладонью по столешнице.
— Решено, три месяца и ты, Серега, сам гуляешь и кормишь этого пса. А сейчас, кажется, он как раз хочет подышать воздухом.
Сергей понял намек отца, свистом подозвал Марселя, за что получил еще один строгий взгляд от Сони, и вздохнул:
— Марс, за мной. Я хоть мяч погоняю.
Сергей с Марселем вышли из кухни. В коридоре послышалось копошение, звук открываемой двери, хлопок, и в квартире стало тихо.
Соня все так же сидела за столом, уперев рукой подбородок, и смотрела прямо перед собой холодным взором. Дима спрятал усмешку и подошел к застывшей фигуре своей невесты. Склонился к ней, уткнулся носом в шею, и вдохнул любимый желанный аромат. Соня не двинулась, а лишь ровным голосом произнесла:
— Ладно, я ужин буду готовить.