Не в красоте было дело.

А в том, как Соня смотрела на себя в зеркало, трогала черты своего лица и представляла, что также нежно гладит любимое лицо матери.

— Софья, ты очень на нее похожа, — мягко проговорила Вероника Степановна, возвращая снимок. — Такая красивая, светлая и доброта в глазах твоих видна.

— Спасибо, для меня это огромный комплимент, — прошептала Соня благодарно.

В ответ Вероника Степановна достала из своей кожаной коричневой сумочки объемистый кошелек, раскрыла его и из потайного кармашка достала такой же, как у Сони, старый снимок. Вот только фотокарточка в руках Вероники Степановны была заламинирована, с округлёнными краями.

— А это Алексей Матвеевич, отец Димы и Романа.

Вероника Степановна протянула Соне фотографию, запечатлённую видимо при выписке из роддома. Молодая, маленькая ростом девушка, с букетом гвоздик в руках, смотрелась настоящей дюймовочкой рядом со статным высоким мужчиной, который держал в руках запеленованный конверт. Вглядываясь в черты лица мужчины, Соня словно смотрела на Диму — те же светлые глаза, озорная улыбка, даже стать фигуры и пронзительный взгляд передались от отца к сыну.

— Это мы после роддома, меня с Ромкой выписывали, — пояснила Вероника Степановна, глядя на снимок светящимися глазами, влюблёнными линиями поглаживали высокую фигуру покойного супруга.

— Вот от кого у Дим…Дмитрия Алексеевича такой исполинской рост, — улыбнулась Соня и Вероника Степановна кивнула.

— Да, их отец был почти под два метра ростом, а я метр шестьдесят. Вы представляете мой ужас, когда такой могучий красавец пригласил меня на танец? Выделил среди огромной толпы на дискотеке! — тихонько засмеялась пожилая женщина, и глаза ее подозрительно заблестели.

— Вероника Степановна, вы такая красавица, такая красавица! И все еще очень красивая женщина! — воскликнула Соня. — Ну как к такой не подойти!

Вероника Степановна с благодарностью улыбнулась и легкий румянец окрасил ее щеки.

— Спасибо на добром слове, дорогая. В эти годы нечасто услышишь такие приятности. Только мальчики, бывает, льстят. Но я-то вижу правду в зеркале.

— А я вижу очень приятную, открытую и добрую женщину, с таким блеском в глазах, что молодые позавидуют! — припечатала Соня и они вместе засмеялись. Затем Вероника Степановна протянула Соне еще один снимок из кармашка.

— А это Ромка.

С фотографии на Соню смотрел высокий молодой юноша со статной выправкой. Военная форма ладно сидела на поджарой фигуре. Квадратным подбородком, прямом носом и жёстким складом губ он напоминал Диму, но был немного смуглее, да и волосы у него были темные, хоть и постриженные под ноль. Была во внешности Романа какая-то хищность. Может дело в насупленном серьезном взгляде из-под прямых бровей, либо в сурово поджатых губах, так непривычно смотрящиеся на молодом лице бойца.

— Такой молодой, а какой важный, — улыбнулась Соня.

— Да, Ромка у нас с детства такой. Этакий взрослый ребенок. А вот и Дима…наш, — с хитрецой улыбнулась Вероника Степановна и протянула очередную карточку, на которой был запечатлен пухлый карапуз, с вислыми розовыми щечками, пальцами-сардельками и аппетитными ножами. И смотрел он в объектив такими невинными глазками, которые так отличались от тех глаз, которыми обладал Дима сейчас, что Соня громко засмеялась.

— Боже мой, какой хорошенький! — умилялась она, держа в руках детский снимок Димы.

— Ромка ближе ко мне внешностью, а Дима — вылитый отец, — улыбнулась Вероника Степановна. Затем сложила фотографии вместе. — Не люблю я современные фото. Гораздо лучше вот эти, от них как будто временем пахнет, — приложила снимки к носу и крепко втянула воздух.

— Ой, а мы Вовку-то так и не позвали! — спохватилась Соня, на что Вероника Степановна взмахнула рукой.

— Вот ведь как мы разговорились! Ну ладно, Владимир и сам от меня устал, — засмеялась Вероника Степановна. Затем посерьезнела, сжала в руках пальцы Сони и посмотрела ей в глаза глубоким благодарным взором:

— Софья, спасибо тебе.

— Ну что вы…

— Нет, это очень важно для меня. Я никогда ни с кем об этом не говорила. Ирисовы слишком впечатлительны, а болтать попусту со старыми подругами о делах семейных — не в моих привычках. А вот ты… Как-то душа у меня лежит к тебе, Сонечка, — с теплотой улыбнулась Вероника Степановна. — И на душе полегчало после разговора. Словно груз тяжелый сняла, и дышать легче. Вот только боюсь, что я на тебя переложила половину того, что испытала сама. Прости меня, Соня.

— Вероника Степановна! — смогла только воскликнуть Соня и крепко-крепко обняла пожилую женщину, не в силах передать словами благодарность за то, что именно ей открыли душу, доверили страшные глубинные тайны.

Они еще поболтали с полчаса, и Вероника Степановна стала собираться.

— Мне в дорогу завтра, надо мальчикам наперед что-нибудь приготовить, чтоб было, чем питаться. Жаль, Соня, вы им не можете готовить, — невинно добавила Вероника Степановна, но Соня заметила, как дернулись уголки женских губ.

— Да, — пробормотала Соня словно самой себе. — Очень жаль…

Соня оплатила счет, не смотря за протесты Вероники Степановны. Затем проводила до подъехавшей, с Вовой за рулем, машины. Крепко обняла Веронику Степановну, и та прошептала в волосы Сони горячим дыханием:

— Соня, ты знай, что теперь тебе всегда есть, куда вернуться в столице. В любое время.

Глаза Сони подозрительно защипало, и они еще крепче обнялись. Вероника Степановна поцеловала ее в лоб, села в машину и уехала.

А Соня еще долго стояла под палящим солнцем, у оживленной дороги, вдыхая заполненный выхлопными газами городской смог.

Но ни жаркие лучи, ни пыл от плавленого асфальта, ни духота от пролетающих мимо автомобилей, не смогли согреть ее вздрогнувшую от мороза душу, пока глухой голос Вероники Степановны снова и снова рассказывал страшную историю прямо в изливающееся болью сердце Сони.

— Боже, ну вы и шалунишка! — тонкий смешок.

— …бу-бу-бу-бу-бу-бу… мхм-хмх…

— Ох, прекратите, умоля-я-яю! — очередное хихиканье, которое, конечно же, на самом деле просит собеседника не останавливаться.

— …бу-бу-бу-бу-бу… м-м-м-м-м…бу-бу…

— Ну-у-у, вот посмотрите, я аж раскраснелась вся, как помидор! А все из-за вас, мистер!

Очередной заливистый смех.

Соня отвлеклась от перевода, вздохнула и покачала головой. Наверняка очередной курьер, которого Линда пытается раскрутить на номер телефона или на чашечку кофе. Вот только странно, обычно курьеры так надолго не задерживались, а вылетали из офиса, словно их огненной плетью погоняют. Неужели у ее начальницы появился ухажёр? Соне даже стало интересно посмотреть, кто так веселит Линду, вот уже целых семь минут…

Но Соня оглядела стол, заваленный бумагами, и отказалась от этой идеи. У нее не было времени даже на обед, только успевала перекусить сэндвичем за столом, да запить колой. Столько работы накопилось! А копилась эта работа из-за самой Сони. Она, которая всегда так внимательно и ответственно подходила к любому делу, за которое бралась, в последнее время стала совершенно растерянной, рассеянной, задумчивой. То заказ не помнит выслала или нет, то ручки все теряет, то сидит с полчаса, прикусив кончик карандаша и уставившись в пустоту.

Конечно, как всегда, причиной такого ее состояния и объектом всех ее дум был Дима.

Слова и голос Вероники Степановны крутились в голове, с каждым разом окрашиваясь в тёмные и тёмные сумрачные тона. С каждой минутой Соня окуналась все глубже и глубже в тот кошмар, через который прошел Сережа. У нее было такое ощущение, словно душа ее стонет и мается, и страдает за мальчика.

Может, потому Соня и привязалась так сильно к ученику, что чувствовала его одиночество на каком-то подсознательном нематериальном уровне, где не нужны слова, чтобы почувствовать родственную душу, и эта связь отдается отголосками и ощущениями, безмолвно передавая тайны души. Серёжа тоже был по-своему одинок. Конечно, Дима — замечательный отец, который пытается заполнить все прорехи и дыры, что допускает Алена. Но, каким бы он ни был хорошим внимательным отцом, ребенку нужна материнская любовь и забота. Без нее он словно чахнет, скукоживается, ссыхается. Соне ли не знать. А если учесть, что Арнольд Иванович даже в прыжке с разбегу не дотягивал до уровня отцовской любви Димы, Соня понимала, что ее непростой и своенравный характер во многом связан с тем, что ее никогда не коснулась материнская любовь.