— Там, в вашем шкафе, есть одеяла. Можете укрыть своего благоверного, потому что пока он в таком виде, я к нему приближаться не намерен, — закончил Роман и улыбнулся. — Спокойной ночи, Софья, — и вышел из комнаты.

— Спокойной ночи, Рома, — ответила Соня.

У двери Роман обернулся и сверкнул очередной открытой улыбкой, которая совершенно преобразила его чуть мрачноватую внешность. Сколько же женских сердец разбила эта озорная усмешка?

— Кстати, Софья, рад был познакомиться.

— Я тоже, — улыбнулась Соня в ответ.

Когда за Ромой хлопнула дверь его комнаты, Соня схватила одно из одеял и на цыпочках прошла в зал. Дима остался лежать там же, где его бросил брат.

Соня сняла с мужчины ботинки, затем украла плечи любимого пледом. Села рядом, на соседнее кресло, и закинула ноги на подлокотники.

Утро уже наступало, залетая в высокие окна тонкими пронзительными лучами. Они скользили по высоким стенам и задевали Соню, которая устало откинулась на спинку кресла.

Соня смотрела на Диму, рисуя взглядом любовные линии по закрытым векам, чуть приоткрытом рту, из которого вырывался храп, по плечам Димы, которые тяжело поднимались в такт глубокому дыханию. Соня смотрела на любимого, и все ей казалось мало, и все недостаточно.

Они с Димой словно тосковали друг по другу еще задолго до памятной встречи на лос-анджелесской кухне Димы. Они годами готовились к встрече друг с другом, искали друг друга в толпе случайных прохожих, встречали не тех, влюблялись не в тех, проживали дни, недели, месяцы в серости однообразных будней. Жили только ради одной встречи, в которой схлестнулись их взгляды, светло-голубой и янтарно-золотистый, и эта встреча окунула мир в переливающиеся мотивы, раскрасила воздух мелодией, с которой хочется просыпаться и засыпать.

Соня вспомнила Алену, ее зеленые глаза, холодную усмешку. Не могла не думать о том, как сильно Алена хотела избавиться от Сони, что привлекла к делу своего коварного отца. Но, не смотря на жестокость и бессердечие этой женщины, Соня все равно не могла ее ненавидеть. Напротив, Соня чувствовала себя виноватой, словно под музыку своего счастья танцевала легкий танец за пепелище чужой разрушенной семьи. Соня корила себя за то, что испытывает облегчение и какое-то избавление, и после заключения Елагина, и после того, как оказалось, что развод Димы уже давно оформлен, просто информация об этом была под секретом.

Но ведь так бывает. Люди встречаются, люди влюбляются, женятся. Но потом понимают, что в какой-то момент пошли не своей дорогой, выбрали не своего человека, и прожили не свою жизнь. Но так жалко звучали эти оправдания в голове Сони! И слезы, соленые и тонкие, катились по щекам, блестя в утренних лучах солнца также, как блестел и переливался бриллиант на кольце.

Не смотря на горькие слезы, душа Сони пела и звенела от счастья, когда блестящий взгляд обращался к любимому. Но теперь из ее глаз текли не слезы страдании и боли, что она успела выплакать за нескончаемые недели разлуки с Димой. Теперь эти слезы были слезами счастья, радости и любви.

Соня встала с кресла, подошла к Диме и села на пол. Она гладила суровые линии усталого лица Димы и понимала, как же много сам Дима прошел ради нее. Соня разглаживала морщины на лбу, трепала взъерошенные отросшие волосы, которые блестели рыжинкой в свете утренних лучей, прикасалась губами к скуле Димы, которая стала колючая от проступившей щетины. И дыхание Димы успокаивалось от ее мягких движений, словно теплотой своей ладони и силой своей любви Соня смогла успокоить и приласкать любимого.

Соне прижалась губами к выпирающим костяшкам на руке Димы и молилась, чтобы их с Димой любовь оказалась крепче и сильнее времени и обстоятельств.

Соня сидела на мягком широком диване, обитый голубым бархатом, и оглядывала приемную. Хотя огромный зал и приёмной-то назвать было трудно. Окна во всю стену выходили на широкий проспект, потолки в пять, а то и больше, метров, отсутствие штор, и белоснежные стены создавали ощущение свободы и полета. Что, в принципе, неудивительно, ведь именно фантазия и идеи должны летать в кабинетах модного женского журнала «La façon», в котором Марьяна Сергеевна Карп была главным редактором.

Офис, в который Роман подвез Соню утром, располагался в одном из бизнес-центров столицы. На пропускном пункте у Сони забрали паспорт, взамен выдали пластиковый пропуск с номером этажа, который открывал дверь именно в тот блок, который назвала Соня. В другие коридоры бизнес-центра доступ был запрещен. Что ж, система безопасности в самом лучшем проявлении.

Соня оправила юбку из плотного хлопка, в широкую бело-черную полоску. Поправила воротник мягкой джинсовой рубашки с закатанными рукавами. Ноги пытались уютно устроиться в танкетках на высокой платформе. Но, не смотря на удобный и, как надеясь Соня, неплохой прикид, она все равно чувствовала себя так, словно ее впереди ждет судейство «Модного приговора».

А когда из кабинета со стеклянными прозрачными стенами в приемную вышла сама Мадам Кошка, и взгляд оливковых глаз уткнулся в Соню, ей показалось, что судейство известной передачи — детские забавы в сравнении с тем, что ждет ее впереди. Потому что, глядя на Марьяну, невозможно было не восхищаться ее красотой, разбавленной магнетической притягательностью. Волосы Марьяны были уложены в небрежный пучок, оставляя по бокам несколько волнистых прядей, но Соня подумала о том, сколько же на самом деле времени понадобилось, чтобы создать эту элегантную прическу а-ля «только с постели». Стильное платье канареечного цвета, с короткими рукавами и глухим воротником, строгим футляром обтягивало фигуру Марьяны так, что Соня непроизвольно замерла, оглядывая упругую грудь, тонкую талию и округлые бедра, и не могла не думать о том, что, во-первых, в ЛГБТ ее точно заждались и примут с распростёртыми объятиями, а во-вторых, страшно представить, какая толпа ухажеров окружает такую красотку.

Соня встала с дивана, чуть не накренившись на бок от того, как уютно она там устроилась, и чертыхнулась на себя. В присутствии Марьяны она становилась неуклюжей пандой, которая только и знает, что грызть бамбук да храпеть на ветках.

Марьяна шла к Соне походкой от бедра, стуча по мраморному полу босоножками на ультратонком каблуке. Подошла ближе и не успела Соня и рта раскрыть, как Марьяна обняла ее, поцеловала в обе щеки и проговорила радостным тоном:

— Софья, я верно понимаю?

— Д…да. Здравствуйте, Марьяна…

— О боже, Софийка… Ты не против? — Соня качнула головой, а Марьяна потянула ее в свой кабинет, на ходу скороговоркой произнося: — Оставим эти реверансы за порогом, прошу тебя. Так я рада с тобой познакомиться, ты не представляешь. Тем более после всего, сколько я наслышана о тебе!

Марьяна зашла в кабинет и закрыла дверь. Хотя Соня не понимала, к чему двери в этом кабинете, ведь перегородки, и дверь в том числе, были от пола до потолка стеклянные и не скрывали ничего ни с той, ни с другой стороны.

— А от кого вы все обо мне услышали, Марьяна? — с улыбкой спросила Соня, присаживаясь в кресло у широкого стола Марьяны, пока та уселась в крутящееся сиденье директорского кресла и пропела:

— Определимся сразу, мы с тобой на «ты». А еще — сарафанное радио семьи Львовых работает лучше, чем радиопередачи в спецслужбах. Так что я почти все про тебя знаю, — широкая улыбка и горящие глаза, — Вот только не знаю, что с тобой сделал Дима, после того, как мы оставили вас одних в кабинете…

Соня почувствовала, как горячая краска стыда покрывает ее щеки, и Марьяна переливисто засмеялась.

— Боже, Софийка, у меня нет никакого чувства такта, так что привыкай. Тем более ты, видимо, скоро станешь одной из нас, — идеально подведенная изогнутая бровь приподнялась, когда искристый взгляд уткнулся в кольцо на пальце Сони.

— Даст бог, стану, Марьяна, — ответила Соня с улыбкой и неловкость постепенно стала отступать от открытости и позитива, что излучала сестра Димы. Соня улыбнулась еще шире и проговорила: — Я пришла, во-первых, чтобы извиниться…