Хотела встать, но Дима ей не позволил, впиваясь губами в нежную кожу шеи, и чувствуя под языком бешено скачущий пульс. Соня хоть и пыталась принять вид снежной королевы, но Дима видел, как грудь под тонкой розовой тканью учащенно поднимается и опускается. Рука его накрыла грудь, и пальцы сжались вокруг округлой плоти. На Соне, как всегда, был лифчик без поролона, из тонкого невесомого кружева. Дима знал, что Соня покупает такое белье только потому, что один раз он сказал, как ему нравятся ее груди под тонким ажуром и видеть, как сквозь него проступают острые соски.

— Любимая, не обижайся, — бормотал Дима, покрывая шею и ключицу поцелуями, одновременно расстегивая мелкие пуговицы и добираясь до теплой, бархатной кожи над чашечками бюстгальтера.

— Ага, — с придыханием проговорила Соня. — Я так поняла, вся мужская сторона нашей семьи решила встать против меня, единственной женщины.

И это ее легкое и, ставшее таким привычным, «наша семья» вновь тронул в душе Димы струны, от которых любовь к Соне окрасилась новыми, более глубокими тонами. А есть ли вообще конец этой самой любви, и настанет ли момент, когда любовь дойдет до своего пика? Или Дима удостоен чести влюбляться в Соню с каждым днем сильнее и сильнее, до конца своей жизни?

— Сонь, ну ты же понимаешь, что я не могу постоянно становиться на твою сторону, — оправдывался Дима. Его рука залезла под кружево, и Дима застонал вместе с Соней, ощущая в пальцах теплую плоть и соски, которые уперлись ему в ладонь.

— Так нече-е-естно, — простонала Соня, и Дима провел языком по углублению на ключице. — У меня, блин, только эти балетки и остались, — плаксивым голосом простонала Соня, и в этот момент Дима был готов не то, что магазин обуви скупить, а нанять целую команду сапожников, чтобы они сшили хоть десятки тысяч обуви специально под аккуратную красивую ножку Сони, которую он обожал ласкать губами и языком.

— Любимая, сегодня же вечером пойдем и скупим все обувные лавки в городе, — пообещал Дима хриплым голосом и сдернул Соню со стула. Развернул к себе и впился губами в ее уста. В перерывах между поцелуями Соня успела спросить прерывистым голосом:

— У Милки и Жаната свадьба в эту субботу, подарок надо…

— Да, да, конечно.

— А Марьку с собой возьмем? Я ей обещала…

— И Марьку, и Дарьку, и всех, кого хочешь, — прервал ее Дима, подхватывая на руки и неся в спальню. Сегодня они поменяются местами, как они иногда делали. Сегодня Соня будет играть роль раненной и обиженной девушки, а он с превеликим удовольствием будет зализывать ее раны…

Но их планам покупки подарка и обуви было не суждено сбыться. Потому что, только приехав в торговый центр всей шумной компанией, в которой был Дима, Соня, Сергей, Марьяна, ее дочь Алекса и, конечно, Марсель на поводке, они отправились поесть фаст-фуда, после которого Сергей вдруг пожаловался на резь в желудке. Обеспокоенные Дима и Соня повезли сына в больницу, оставив Марселя на попечение Марьяны и Алексы.

— Пищевое отравление, — вынес вердикт доктор, снял перчатки и закинул их в урну.

— Это серьёзно? — спросила Соня, сцепив пальцы. Как же хорошо этот день начинался, а тут такой ужас. Бедный Сережа!

— Жить будет, — ровным голосом ответил мужчина, занося данные в компьютер. — Промывочку сделаем, неделю покукует у нас. Главное не нести в рот что попало, а то объедаются бургеров и газировки, потом вереницей к нам. Нашли санатории, — строго глянул на скорчившегося на кушетке подростка.

— Ага-а-а, — простонал Сергей, прижимая руки к животу.

— Слушайте, может ему обезболивающий дать? — проговорил Дима, не в силах смотреть на сына. Дима всегда остро принимал болезни Сергея. Еще со времен, когда сын был младенцем, Дима привык носить Сергея на руках долгими ночами, в попытке успокоить его плач. Но теперь Сергей уже взрослый парень, хотя, признаться честно, даже сейчас Дима был готов таскать его на руках столько часов, сколько понадобится, пока он не выздоровеет.

— Никаких лекарств, — отрезал врач. Встал, оправил голубую форму. — Анечка, подготовьте пока все, — крикнул он, и ему ответили из другого кабинета согласными криком. Аккуратно вывел Диму и Соню из кабинета и там, в коридоре, сказал: — Слушайте, у меня самого есть дети, и я понимаю ваше беспокойство. Но по анализам ничего страшного не выявлено, надо только восполнить жидкость. Хорошо, вы его сразу в инфекционку повезли. Так что ничего страшного, у нас вон целое крыло такими едоками забито.

— Ему нужна отдельная палата, самая лучшая, — отрезал Дима и врач кивнул.

— Спускайтесь в кассу, там все оплатите, к нам с чеком. А я пока пойду, промою кишечник вашего сына, — врач подбадривающе улыбнулся, и Соня поблагодарила его в ответ.

— Ладно, Сонь, все нормально, — Дима прижал к себе бледную Соню. Она, как всегда, переживала за Сергея больше самого Димы, и он не мог смотреть на обеспокоенное лицо любимой.

— Да, да, — пробормотала Соня. — Я съезжу домой, за вещами Сереже. А ты пока тут все с палатой реши.

— Да, — поцеловал ее Дима в щеку, и Соня поехала домой.

Спустя четыре дня

— Мама, — слабо проговорил Сергей и протянул руку Алене, когда та вошла в палату. При одном взгляде на бледного сына сердце Алены сжалось сильно-сильно, а из глаз брызнули слезы.

— Сынок, — прошептала Алена, прижимая к себе подростка. — Как же тебя угораздило?… Ну что же ты так?… Сыночек мой…

Алена шептала нежности, уткнувшись носом в мягкие волосы сына, а слезы из глаз капали, не переставая. Руки бережно гладили осунувшееся лицо Сергея, поправляли простыню, взбивали подушку. Алена суетилась вокруг сына, а внутренний голос молил и умолял всевышние силы передать всю боль сына ей, родной матери.

В какой момент Алена перестала замечать, как подрос Сережа? В какую минуту выходы в свет с бестолковыми подружками стали для нее важнее, чем родной сын, который рос так быстро, так быстро… Казалось, совсем недавно она убаюкивала Сергея, прижималась губами к мягчайшим пухлым ладошкам, которые вновь сворачивались в бутон, стоило убрать губы. Ведь только вчера она так же перебирала мягкие рыжинки на макушке сына и любовалась их цветом. Вот она ласковым голосом напевает колыбельную, гладя животик сына, и именно от ее голоса Сережа засыпал быстро и без слез. Даже Дима не мог его успокоить, но стоило Алене ласковым голосом напеть «Зорька вечерняя гаснет…», как малыш успокаивался и сладко сопел, повернув голову в ее сторону.

Но потом Алену затянула жизнь, полная шика и роскоши, все чаще она стала задерживаться на встречах и посиделках, оставляла сына на попечение нянек. И вскоре по ночам вставал только Дима, пел своим низким хриплым голосом незатейливый мотив, качая в руках маленькое тельце сына, а вскоре Сергей привык и к этому голосу. Теперь с Сергеем всегда оставался Дима, либо забирал с собой в офис вместе с няней, где для сына была оборудована отдельная комната со всем необходимым для малыша.

Быстро, слишком быстро пролетело время! И теперь, оглядываясь назад, Алена понимала, что переполненные шкафы, тяжелые шкатулки с украшениями, чековые книжки и карточки банков — это запылившийся хлам, на который никогда нельзя будет обменять счастливые минуты и часы, которые она могла бы провести с сыном.

До позднего вечера Алена находилась рядом с Сергеем, кормила его куриным бульоном, сбегала в киоск и купила комиксы. С интересом слушала Сергея, который с увлечением рассказывал про суперспособности супергероев. Он говорил взахлеб, словно боялся, что маме опять наскучит этот бесполезный разговор, и она упорхнёт по своим делам. Но Алена лежала рядом с сыном на широкой кушетке, слушала его, задавала вопросы, и смеялась искренне и заливисто.

— Мама, ты в порядке? — по-взрослому спросил Сергей, серьезным взглядом смотря Алене прямо в глаза. Глаза отца, такие же светло-карие, чуть золотистые. Алена сдержала очередное желание заплакать и с улыбкой посмотрела на Сергея.