— Конечно, дорогой, все хорошо. Почему ты спрашиваешь?
— Просто… Так странно.
— Что именно?
— Ну не знаю, ты… Как-то странно одета.
Алена оглядела серые спортивные штаны и мягкую розовую футболку. Белые тенниски она скинула и сейчас лежала босиком.
— А что? Не идет мне спортивное? — с улыбкой спросила Алена.
— Не, мам, тебе очень идет. Ты такая … домашняя. Очень идет, честно. Просто ты как будто … другая что ли. Не знаю.
Алена ласково поцеловала сына в лоб и прошептала:
— Нет, Сережа, это я раньше была другая, а сейчас та самая.
— А, ну ок, — бросил Сергей обрадованно и продолжил показывать свои ролики на YouTube. Оказывается, сын ведет свой блог, у него есть свой канал и целых 84 подписчика. Сколько же Алена пропустила!
Алена приехала в столицу, как только Сергей написал ей на почту о том, что он болеет. Она тут же сорвалась, не думая ни о своей продолжительной депрессии, ни об опустошенном состоянии, ни о нежелании жить. Все неважно, пока сын болеет…
После всего пережитого Алене казалось, что внутри нее осталась выжженная пустыня, с потрескавшейся грязно-коричневой почвой, на которой вряд ли сможет когда-нибудь пробиться росток. Она была опустошена и устала. Тем более, после встречи с отцом в тюрьме, куда Алена поехала сразу по прилету в столицу.
Отец хоть и исхудал и постарел на двадцать лет, все же нетушимый огонь горел в его зеленых глазах, когда он посмотрел на дочь. Он тихим голосом рассказал Алене, что это он чуть не погубил Диму несколько лет назад. И что Дима вытаскивал его из долгов, поддерживал и не рассказывал ничего Алене, чтобы она не беспокоилась. В конце встречи отец улыбнулся ошарашенной шокированной дочери и прошептал: «Елагины никогда не сдаются. Вот и ты не кисни, Алена. На тебе теперь мать и сын. И ты должна заботиться о матери так, как я делал до этого. И о нашем Сергее, который стоит намного больше всех твоих шмоток и цацек. Иди, Алена, живи своей жизнью. А за меня не беспокойся. Я даже в аду с Дьяволом сыграю, и оставлю его в дураках». Затем отца увели, надев наручники. А обессиленная опустошенная Алена еще несколько часов наматывала круги возле серого здания СИЗО, переваривая все, что услышала от отца. И все, что пережила сама с того момента, как в их жизни появилась Соня.
Софья… Странно, но ни имя, ни воспоминание о ней не вызывали в Алене ни зависти, ни ревности. У Алены вообще осталось очень малое количество чувств. И она не могла размениваться так мелко и эгоистично, раздаривая остатки себя чужим людям. Лучше она подарит все, что у нее осталось Сереже, своему милому любимому сыну, с которым она сегодня словно впервые познакомилась.
А Дима… Даже если и появлялся в мыслях, то вспоминались лишь счастливые моменты, которые они пережили вместе. Сколько их было, не сосчитать! Дима был хорошим супругом, Алена должна была это признать. Ни разу за годы брака он ни в чем ей не отказывал, даже в начале брака, когда дела у него шли туго, Дима исполнял все прихоти Алены. Он никогда и никому не позволял оскорбить Алену и рядом с ним семья чувствовал себя, как за каменной стеной. Никогда Дима не позволял своим связям на стороне бросить тень на супругу, ни разу Алена не слышала ни об одной из любовниц, хотя при аппетитах и стимуле Димы, она была уверена, что их у бывшего мужа было достаточно. Как и у нее, впрочем. Но ни одного упоминания о них.
Не считая Соню…
И, вспоминая огонь в глазах Димы при взгляде на Соню, Алена поняла, что никогда не сможет его удержать рядом с собой. Да и нужен ли ей человек, связанный с ней законными узами, но при этом не любящий ее?
Алена стояла у зеркала, в столичной квартире, проводила пальцами по волосам и вспомнила все годы брака, такие пустые и холодные, как и стены того особняка на берегу океана. Ведь первые годы брака также были увешаны красивыми картинами, за ними ухаживали, их любили, и было ощущение домашнего уюта. Но чем больше времени проходило, тем больше картин стало падать со слабых петель, тем больше пыли копилось на полках, которые никто не вытирал, тем меньше света оставалось в замершем затхлом воздухе пустого брака. Как и стены этой огромной квартиры, их с Димой брак был пустой и нежилой.
Словно почувствовав, что думают именно о нем, Дима вошел в палату. Подошел к сыну, коротко прижался носом к макушке. Глянул на Алену.
— Как дела, Алена?
— Все хорошо, Дима, все хорошо.
— Точно?
— Да.
— Ты уверена?
— А что такое, Дим?
Тихий женский голос и уставшие зеленые глаза.
— Просто… Ты странная какая-то.
— Я тоже маме сказал об этом.
— Мальчики, прекратите. Все со мной в порядке. Теперь. Теперь все со мной в порядке.
Легкий выдох и полуулыбка. Внимательный взор золотистых глаз.
— Все-таки что-то с тобой не то, Ален.
— Как раз-таки все то самое, Дима.
Оранжевые сумерки сквозь бежевые шторы. Шелест листьев за приоткрытым окном. Трое — отец, мать и сын, весело играют в «Монополию» на больничной кровати, и Дима все чаще и чаще проигрывает, а Алена и Сергей заговорщически перемигиваются и заливаются хохотом, когда их уловка раскрывается. Дима притворно хмурится и обижается. Возможно, и проигрывает притворно…
На крылечке клиники. Летний вечер, теплый ветер, шепот листьев.
— Дима…
— М?
— …
— Что, Алена?
— Просто… погода хорошая.
— Хорошо, что Серега быстро уснул. Ого, время уже девятый час.
— Дим…
— Что?
— Прости…
Усталый выдох и пальцы на висках.
— Зачем, Алена, зачем?
— Не знаю. Казалось, все станет как раньше.
— Но как раньше уже не будет.
— А знаешь, Дим, и слава богу, что не будет.
Аккуратное пожатие руки. Дружеское, простое. В честь прожитых пятнадцати лет и самого лучшего сына, спокойно спящего на втором этаже.
— Пожалуйста, прекрати травлю отца. Пойми, ему и так судом грозит лет двадцать. А то и пожизненное. Но ему там, за решеткой, жить… Он не сможет, если его будут…унижать…
— Соня…
— Я понимаю, Дима. Ты всегда защищал свое.
— Да.
— Но я тоже официально была твоя. Так защити меня, Дима. В последний раз! Защити от слез, от боли, от потери.
— Я… Твою ж, Алена, ты как вообще так?! Какого черта?! Если бы сказала мне, на что он тебя надоумил, я бы его своими руками…
— Вот видишь, Дима, сердце у тебя доброе. Львиное.
Молчание.
— А как же Серега? Ты опять собираешься исчезнуть из его жизни? Да он ночами не спал! Думал, я не вижу. А он всё твою страницу листал в инстаграме. А в поисковике полно запросов с твоим именем!
Сжатые кулаки и стиснутая челюсть.
— Дима, я…Выставила на продажу дом…Мы с мамой уедет… с Испанию. Там я уже домик присмотрела…
Мрачное молчание лучше слов.
— Я там обживусь, и месяца через два заберу Сережу. Если ты не против. По времени мы сможем договориться. Чтоб он и у тебя, и у меня… То есть, и у вас, и у меня…
Молчание. Усталые глаза. Мужские и женские.
Молчание.
Молчание.
— Хорошо, Алена. Хорошо. Пусть твоим отцом занимается закон.
Удивленный быстрый вздох. Слезы из изумрудных омутов.
— Только в ближайший год пусть сидит ниже травы тише воды.
Смачный мат и усталый женский смех.
— Спасибо, Дима, спасибо.
Нежный, короткий поцелуй в губы. Удивленный взгляд золотистых глаз и нахмуренные брови.
— Это на прощание, Дима. В память обо всех хороших годах. Всего тебе хорошего…
Соня стояла у боковых ворот клиники и слезы застилали глаза. Смех, тихие разговоры, соединенные руки. Поцелуй…
Дмитрий Алексеевич, козел ты х. енов, как же ты мог?!
Соня сделала глубокий вдох, пытаясь восстановить сбивающееся дыхание и рвущиеся рыдания. Звон в ушах становился все громче, а все тело словно пронзили сотни, тысячи огненных стрел. Насквозь. Доставая до нутра. До сердца. До души.
Бежать, быстрее, прочь.
Такси, адрес хриплым шепотом. Смутная дорога и огни города за окном расплываются от слез.
