— Повтори.

— А что, — пожала плечиком Соня, не в силах остановить себя, потому что ее ревность была не менее жгучая и опасная. — Видала я и побольше прибамбасы.

Она не смотрела на Диму, зато прекрасно услышала, как ручка в его пальцах хрустнула. Гости тоже услышали треск и обернулись. Соня заметила, как Марьяна удивленно вскинула брови, но потом быстрая хитрая усмешка пробежала по ее губам.

— Что же, дорогие гости, думаю нам пора закругляться, — проговорила Марьяна и встала из-за стола, и мужчины тут же вскочили за ней. Видимо, они были намного воспитаннее Димы, который даже не шелохнулся, а все сидел, впиваясь в Соню тем же диким полыхающим взглядом.

Дима сам не понял, как смог все-таки сдвинуться с места, встать с кресла, и даже доброжелательно попрощаться с итальянцами, которые благодарили за успешные переговоры. А когда краем глаза увидел, что и Соня собирается проскочить в дверь, тут же перехватил ее за руку. Остановил и прошептал в ухо:

— Если ты сейчас выйдешь из этого кабинета, то, что я с тобой сделаю, будет квалифицировано, как жестокое изнасилование с применением грубой силы.

Соня замерла, и Дима даже похвалил ее за сообразительность. Потому что чувствовал, что теперь ему действительно плевать на то, кто, что скажет, подумает, узнает. Он был на грани и собирался выместить свое бешенство на той, кто довел его до такого состояния.

Странно, но Мадам Кошка не осталась для специального прощания с Димой, а только озорно подмигнула Соне, которая растерялась от этого жеста и от ослепительной улыбки, что послала ей Марьяна перед тем, как за ней и за гостями захлопнулась дверь.

Дима и Соня остались одни.

Они стояли друг напротив друга, не отводя взгляда. И то бешенство, ярость и безумие, что клокотали и переливались в голубых и янтарных глазах, подстёгивали их сильнее и хлеще любого афродизиака, который был совсем не нужен, ведь они и без того были до предела взвинчены и возбуждены.

— Иди сюда, — приказал Дима ровным тоном.

И Соня пошла. Сделала шаг, еще один, еще ближе. Встала почти вплотную к Диме, также не отрывая взора от него.

— Встань на колени.

Соня охнула от изумления и замерла. Она, конечно, ожидала, что обидела и задела мужское эго Димы, но этот холодный тон и горящие глаза действительно ее испугали. Не переступила ли она черту?

Хотя, кто знает, где она, эта черта? Где та грань, которая отделяет чувства и разум, гордость и гордыню, любовь и одержимость, можно и нельзя? Где эта линия, которая точным ёмким прочерком распределяет, что есть правильно, а что нет? Кто может сказать, какая модель отношении и подведения истинно верные для каждой пары? Феминистки яро, активно и бесстрашно борются за женский голос среди мужского гула. И этим голосом призывают женщин быть самостоятельными и самодостаточными, не жить по указке мужчин, а иметь собственные убеждения и смелость сказать свое слово в каждом споре. И эта их бескомпромиссная позиция впечатляет, и заставляет если не уважать, то хотя бы учитывать их голос.

Но что, если женщина хочет подчиниться мужчине? Не бездумно выполнять бессмысленные приказы и становиться тяпкой под ногами. А быть женщиной, которая имеет свое собственное твердое мнение, но при этом смиренно опускает глаза и проглатывает слова, принимая решение мужчины.

Потому что знает его — своего мужчину. Знает, что он сто̀ит того, чтобы ему подчиниться, принять и покориться. Потому что в сердце есть не уверенность и даже не вера, а есть знание, что за свою безропотность она получит в сто, тысячи, миллионы крат больше, когда он вознесет ее выше неба, даря свою любовь, уважение и крепкую спину, за которой укроет ее так, что никакая буря и опасность не будут страшны.

Соня опустилась на колени перед Димой.

— Расстегни ремень, — глухо прозвучало над ее головой.

Глаза Сони были на уровне паха Димы, и она видела, как ткань брюк оттопыривается от восставшего органа под ними. И чувствовала, как от этого крупного удлиненного силуэта под тонкой серой шерстью ее лоно наливается жаром и тягучим желанием.

Соня послушно подняла руки и отстегнула в начале простою серебряную бляху, вытащила язычок из прорези и расстегнула ремень.

— Пуговицу.

Следуемая глухим приказам, Соня расстегнула непослушными пальцами пуговицу.

— Молния.

Потянула за язычок молнии, но он был оттопырен членом до предела и еле поддавался попытке Сони его расстегнуть.

— Сильнее.

Соня сильнее потянула молнию, и та с протестующим вжиком лениво поползла вниз.

— Спусти штаны.

Руки Сони легли по бокам от Димы, обхватили брюки и спустили их вниз. Дима снял туфли, и одним пинком отбросил их прочь вместе с брюками. При этом Соня смотрела только прямо перед собой, потому что не могла отвести взора от внушительного толстого бугра, что натягивал серую ткань трусов. И под тонкой тканью Соня различила очертания толстого тяжелого ствола, который чуть дергался под ее горящим взором, и даже увидела контур взбухшей головки, что выделялся плотным чуть заострённым шаром на конце ствола. Соня заметила, что в том месте, где головка упирается в ткань, проступило маленькое мокрое пятно. Соня облизнула пересохшие губы и тяжело задышала.

Дима не спеша расстегнул рубашку, снял ее и отбросил в сторону. Следом рывком стянул майку, и та тоже полетела на пол.

— Трусы, — прозвучало у Сони над головой, и она замерла, сжимая кулачки на коленях. Сжала пальцы, потому что на самом деле Соне хотелось выполнить приказ, но при этом было…боязно. Потому что Соня ждала продолжения с предвкушением и жаждой, но при этом боялась, что не справится, ведь у нее нет опыта в…оральных ласках. Но желание предательской лавой растеклось в дрожащем теле, и Соня чувствовала, как внутренние стенки лона сокращаются и сжимаются в такт тем мелким подрагиваниям, что сотрясают член Димы под тканью. И именно это самое обжигающее алчное возбуждение, приправленное любопытством, подняло ее руки вверх, разжало пальцы и заставило их обхватить за резинку и потянуть трусы вниз.

Он выступал перед ней гордо и прямо, красивый и мужественный. Соня и до этого видела Диму раздетым, но не видела все настолько близко и…детально. И совсем даже не маленький, как имела глупость съязвить Соня. А толстый, твердый, возбужденный, чуть дергающийся от горячего дыхания Сони, которое касалось тугой головки, на кончике которой блестела смазка.

— Открой рот.

Соня облизала дрожащие губы и приоткрыла их.

— Возьми в рот головку, — приказал Дима, и при этом голос его был сиплый и низкий. И хотя Соня не видела его лица, она чувствовала, что он, опустив голову, смотрит на нее, наблюдает горящими полыхающими глазами. Она слышала его хриплое глубокое дыхание, которое сплеталось с ее поверхностными учащенными вдохам и выдохам и словно высекало искру в замершей атмосфере кабинета.

Соня чуть наклонилась вперёд и обхватила губами головку. Услышала долгий протяжный стон Димы. Он чуть подался бедрами вперед, словно пытаясь протолкнуться еще глубже. Соне пришлось открыть рот еще шире, чтобы полностью взять в рот головку. Соня почувствовала вкус Димы, и горячее алчное возбуждение прострелило ее, прошило с ног до головы, заставило ее лоно завибрировать мелко и часто, и налиться соками так, что между ног стало влажно и горячо, ведь разорванные трусики Соня так и не одела, а сидела всю встречу в одной юбке без белья.

— Глубже, — прохрипел Дима, и Соня приняла его член еще глубже в рот. Чуть стянула щеки, на что Дима еще громче застонал и обхватил Соню за затылок одной рукой. Соня чувствовала, как натянутая уздечка лежит у нее на языке и попробовала чуть пошевелить языком, лаская кожу, которая оказалась тонкой и гладкой. Дима отозвался на ее движение частным прерывистым дыханием, смешанным с рычанием и стонами. Он обхватил ее за голову второй рукой и зафиксировал положение. И сам качнулся бедрами, проникая глубже. Потом еще одна раскачка и Соня втянула каменный горячий ствол еще глубже. Но даже при этом его член проникал в ее рот лишь наполовину. Соня почувствовала, как Дима сильнее сжал в пальцах одной руки ее волосы, а пальцы второй руки обхватили ее за подбородок и чуть надавили на щеки, призывая рот раскрыться еще шире. Чтобы потом ворваться еще глубже резким толчком. Так глубоко, что дыхания Соне не хватило и она могла лишь судорожно дышать через нос, ощущая щеками и языком горячий член. Соня вновь подвигала языком от одной щеки к другой и надавила на уздечку.