Дима был доволен этим ускоренным течением, потому что ему не терпелось остаться наедине с Соней. Дима порадовался, что сидит за столом и ему не надо вставать, потому что член его стоял колом, оттягивая брюки. А все из-за Сони, которая сидела так близко, что стоит ему только вытянуть руку, и он коснётся ее. Ее шелковистых волос, потом скользнет пальцами по пухлым губам, которые скороговоркой произносят перевод, в который Дима даже не вслушивается. Затем может погладить этот острый аккуратный подбородок, что вздернулся с самого начала встречи и до сих пор не опускался. Далее провести пальцами по шее, ключицам, чтобы спустится к груди и погладить кончиками пальцев эти холмы, что возвышаются над декольте. Пуговица за пуговицей расстегнуть пиджак и обнажить груди, затянутые в бл. дско-невинный кружевной лифчик, который по нежному цвету почти совпадал с цветом бархатистой тёплой кожи Сони…

— Дима! — услышал он и встрепенулся. Мотнул головой и встретился глазами с Марьяной, которая вопрошающим взглядом пыталась ему что-то передать.

— Что?… Я… — растерялся Дима, который впервые в жизни так сильно отвлекся на деловой встрече и впервые в жизни не знал, что сказать.

— Эмилио и его монобровый амиго спрашивают, можешь ли ты гарантировать еще пятьдесят процентов вложении, — прошептала Соня, опустив голову и делая вид, что изучает записи.

— Да, да, — закивал головой Дима. — Конечно.

«Конечно!», вспыхнуло в голове Сони. Дима все что угодно готов гарантировать для Мадам Кошки! Даже пятьдесят процентов! Ё-маё, да это ж два с половиной лимона зелёными! Неужели она так дорого стоит?!

Но при взгляде на женщину Соня подумала, что да, стоит, и даже больше. Потому что невозможно не оценить эту женственность и сексапильность в каждом ее жесте и повороте головы. Эта не была кричащая вульгарная сексуальность, а именно томная притягательная сексапильность. Даже ее одежда, которая точно стоит не меньше, чем все, что успела потратить Соня из денег цербера, смотрелась невероятно элегантно и дорого на шикарной фигурке. Летний пиджак приглушенного оливкового (вот хитрюга, знает, чем итальяшек брать!) цвета, с короткими рукавами и строгим воротником, V-образный вырез которого уходил так низко, что с одной стороны можно только догадываться, какие спелые персики там прячутся, но с другой стороны, вот же она, красивая, чуть белесая ложбинка, на которую Сонька сейчас уставилась так, словно уже подтвердила свое вступление в ряды ЛГБТ, и уже завтра пойдет на митинг и уличное шествие с транспарантом «Love has no gender» в руках!

А вообще Марьяна Сергеевна (так уж и быть) была очень хваткой деловой женщиной. Если не считать Соню и вторую переводчицу, то Марьяна была единственной женщиной на встрече с пятерыми мужчинами. Но при этом она говорила с партнерами на равных, подхватывала суть вопроса на лету, молниеносно просчитывала проценты ожидаемой прибыли на два года вперед, знала ситуацию на мировом рынке и цены на акции тех компании, что сейчас занимали лидирующие позиции в индустрии моды. Да, да, Мадам Кошка знала, как одеваться, краситься, и какие украшения носить, не потому что лениво листала журналы мод, а потому что сама была ведущим редактором одного из этих журналов и управляла целой сетью магазинов косметики премиум-класса. И именно это обсуждали на встрече — итальянцы готовы были предоставить продукцию под реализацию, без предварительной оплаты. Выплаты за товар пройдут в течение следующего года, равными частями. А до этого времени деньги, что готов вложить Дима, будут лежать на нейтральном счете. И если Марьянка прогорит, это будут только ее проблемы, ведь итальянцы все равно получат свои бабки из тех денег, что гарантировал Дима.

Вот насколько он был готов рисковать такими огромными деньжищами ради Мадам Кошки!

Минут через сорок с начала встречи дверь открылась, и официанты вкатили в комнату тележки, заставленные тарелками с закусками и кувшинами с напитками. На маленьких фарфоровых блюдцах были разложены канапе с розовой семгой и соусом песто. Также подавались желтые помидоры черри с сыром Montasio, сбрызнутые тягучим темным оливковым маслом. Куски тунца, выдержанные в грейпфрутовом соке, мраморная говядина, притопленная в имбирном вине и нарезанная тончайшими прозрачными листами. А на десерт предлагали творожное мороженое с дробленым миндалем, политое медом. Обо всех этих закусках рассказал шеф-повар, который зашел лично убедиться, что гостям все понравилось.

О, Соне все понравилось! Особенно горящие довольные взгляды, что бросала Мадам Кошка на Диму, и его не менее озорная улыбка в ответ.

— Что-нибудь желаете отведать? — прозвучало над ухом у Сони, и она покачал головой официанту.

— Я не голодна, спасибо.

— А я очень голоден, — оскалился Дима, глядя Соне прямо в глаза, и отправил в рот кусок сырой рыбы.

— О, я уверена, в этом зале найдётся кто-нибудь, что сможет удовлетворить ваш аппетит, Дмитрий Алексеевич, — проговорила Соня холодным тоном и отвернулась.

— Сонь…

— Я — Галина! — прошипела Соня.

— Хорошо, Галина, — процедил Дима сквозь зубы. — Какого же черта с вами, уважаемая Галина, происходит, что вы всю встречу сидите так, словно вам под попу кнопку подложили, а? — чуть не рыкнул Дима, и Соня шикнула на него.

— Тс-с-с, нас могут услышать.

— Да мне плевать! — отрезал Дима. — Ты…

Тут Соня услышала, как Эмилио обращается к ней с вопросом. Улыбнулась ему открытой обольстительной улыбкой и ответила.

— Что он тебе сказал? — резким тоном спросил Дима, у которого напрочь отбило аппетит от томной улыбки на губах Сони, когда она смотрела на потного Эмилио, и от восхищенного взгляда макаронника на его женщине.

— Да так, сказал, что я красивая, — бросила Соня. — Позвал на кофе.

Ручка, которую Дима вертел в пальцах, замерла. Дима шумно выдохнул и проговорил хриплым шепотом:

— Вот значит, как. Скажи-ка этому Эмилио, что не видать ему кофе, как своего лысого под таким пузом.

— Я не могу перевести ваши слова, Дмитрий Алексеевич. Это будет невежливо.

— А что же так? — ухмыльнулся Дима. — Неужели за поклонника обидно стало, а, Сонь?

— Я — Галина… — начала было Соня, но Дима резко обхватил пальцами ее за запястье и притянул к себе. Затем процедил ей в лицо горячим дыханием:

— Ты — Соня. Моя Соня. И никто, какой бы большой лысиной он не обладал, не имеет права звать тебя на свидание. Уяснила?

Соня замерла. Она была взбудоражена и даже напугана той яростью, что горела в глазах Димы. И уже хотела успокоить любимого, и сказать, что никто на свете ей не нужен кроме него, как вдруг услышала переливистый голос:

— Дима, наша встреча на завтра в силе?

Да, эта была Мадам Кошка, которая смотрела на Диму, вздернув изящную бровь (даже бровь у нее была изящна и красивая, черт ее подери!). И слова утешения застряли в горле Сони горьким комком, а в груди вскипела горячей лавой ревность, жгучая и болезненная. Поэтому она вырвала руку из захвата Димы, повернулась к Эмилио и проговорила стандартную шутку про итальянскую кухню. Тот затараторил в ответ комплименты ее отличному знанию языка.

— Только не говори мне, что ты согласилась на свидание? — с легкой беспечной улыбкой спросил Дима, откидываясь на спинку кресла. Но когда Соня посмотрела ему в глаза, то дыхание ее перехватило от жгучего и опасного безумия, что горела в потемневших сузившихся глазах.

— Дима, так как? — вновь послышался голос Марьяны. Дима посмотрел на Мадам Кошку, и кивнул ей.

— Да, Марь, завтра все обсудим.

Поэтому, когда он вновь обернулся к Соне, та собрала волю в кулак и прошептала так, чтобы ее мог услышать только Дима.

— Нет, Дмитрий Алексеевич, я не согласилась на свидание. Я всего лишь рассказала вашим партнерам, какой маленький член вы прячете в своих узеньких сереньких штанишках.

Дима замер, а Соне показалось, что даже воздух завибрировал вокруг него от той ярости и бешенства, что буквально всколыхнуло его тело.