Женщина была чудо, как хороша! Невысокая ростом, что-то около метра шестидесяти, но в эти метр шестьдесят с идеальной гармоничностью уложились и аккуратный округлый бюст, изящная талия, переходящая в крутые бедра, а ноги казались умопомрачительно ровными и красивыми, обутые в кожаные туфли ярко-горчичного цвета на тонюсенькой шпильке. Волосы женщины, шикарного темно-каштанового цвета, уложенные крупными локонами, блестели и развевались красивым веером при каждом наклоне красивой головки. А лицо!.. Таких красавиц Соне еще не приходилось видеть! Ну вживую, по крайней мере. Миндалевидной формы кошачьи глаза, были необычного оливково-янтарного цвета, подкрашенные растушеванными черными тенями, что делали ее взор еще ярче. Нос был чуть крупноват, но эта деталь вовсе не мешала ее красоте, а делала лицо еще притягательнее и необычнее. Губы — широкие, сочные, пухлые губы, тронутые бесцветным блеском, так и манили попробовать их на вкус. «Мать твою, Софья, ты что же это, решила перескочить на сторону розовеньких?!», шикнула на себя Соня. И тут же язвительно про себя пропела: «Ничего удивительного. Просто у нас с Дмитрием Алексеевичем оказался одинаковый вкус на женщин!»
Пока Дима здоровался с визитерами, Соня еще раз оправила пиджак и поправила пальцами короткие кончики волос. Она готовилась к этой встрече несколько часов, тщательно наводя макияж в попытке скрыть темные круги под глазами и бледные щеки. Выводила росчерки бровей и обводила губы перламутровым карандашом, чтобы хоть немного придать им цвета. Но после жадных поцелуев Димы, которыми он съел и подводку, и помаду, Соня ощущала себя голой. Румяна стерлись от его жадных прикосновений, и теперь Соня чувствовала себя неуклюжей деревенщиной в застиранном сарафане, которая приехала покорять столицу, пытаясь внешним лоском прикрыть то, что на самом деле было простотой и обычностью, тем более в сравнении с этой знойной итальянкой.
Соня не слышала разговора между Димой и женщиной, но по активным жестикуляциям и сдавленным смешкам Соня поняла, как же на самом деле весело и интересно в том углу, где стояли Дима и Она — Мадам Кошка!
Гости начали рассаживаться по креслам, в соответствии с именными табличками, и Соня уткнулась в бумаги, разложенные перед ней. Она скользила взглядом по записям, но не понимала ничего из того, что читала. Потому что не могла сосредоточиться пока слышала тихое бормотание некоторых личностей, которые считают, что деловая встреча вполне себе подходящее место для обсуждения личных вопросов! «А что ты сама делала буквально десять минут назад, когда Дима драл тебя прямо на этом столе? Тихо стояла в сторонке?», ехидно шепнул внутренний голос, и Соня вспыхнула. «Но ведь я спустя эти же десять минут не стою в полутемном углу и не веду интимные беседы… например, во-о-он с тем итальянцем, что выпученными глазами уставился на мою грудь так, словно перед ним самый сочный стейк из мраморной говядины прожарки уровня medium!»
Ее бушующие мысли прервал голос Димы, который поприветствовал собравшихся и пригласил начать переговоры.
Дима подвинул кресло для очаровательной Мадам Кошки, что находилось через сиденье от Сони, на противоположной стороне стола, и Соня вмиг вспыхнула. Ей же Дима просто кивнул на место, куда она тут же побежала, как побитая собачонка, и даже не удосужился спросить, удобно ли ей сидеть в этом кожаном, глубоком, мягком кресле с высокой изогнутой спиной! Удобно-то удобно, но Диме-то откуда это знать?!
— Ты как? — тихо спросил Дима, садясь во главе стола, возле Сони.
— Нормально, — холодно бросила Соня, делая пометки на полях резкими росчерками.
Дима замер, глядя на ее бледные пальцы, что до упора сжали ручку, и на каменное выражение, что застыло на лице Сони, которое несколько минут назад искажалось в экстазе… «Не об этом надо думать», одернул себя Дима, чувствуя, что опять начинает заводиться, но все еще недоумевая над поведением Сони. Но он не успел спросить у нее еще раз, все ли хорошо, потому что понял, что собравшиеся ждут от него первого слова. Поэтому оставил вопрос на попозже, встал и проговорил:
— Рад приветствовать собравшихся. Дамы, — Дима поклонился Мадам Кошке, потом женщине лет сорока в темно-сером костюме, а потом Соне. Именно в таком порядке. Стоит ли воспринимать это, как показатель того, что Соню считают менее привлекательной, чем вот эта женщина, у которой волосы на голове словно смазаны машинным маслом, которая аккуратными движениями выскабливает что-то из под ногтей, думая, что за ней никто не наблюдает, и весит она чуть ли не в два раза больше Сони? Соня подумала, что да, стоит! Настроение ее скатывалось вниз так быстро, словно лыжник-рекордсмен решил завоевать все золотые медали для родины при спуске с отвесной скалы, сигая вниз головой.
Дима глянул на Соню, и она поняла, что должна переводить его слова собравшимся. Она собралась и переливистым голосом проговорила перевод. Дима продолжил:
— Мы все понимаем, как мало часов в сутках, и даже жалеем, почему бог не дал нам еще дополнительные пару часов в довесок, — перевод, понимающие кивки и одобрительный смех.
— Но все же, вы нашли время, чтобы приехать сюда, по моему приглашению, и я очень вам за это благодарен, — перевод первой части и очаровательная, ослепительная, счастливая улыбка на губах Мадам Кошки, от которой слова застряли в горле Сони, и ей пришлось сделать глоток воды из стакана, что стоял пред ней. Продолжение перевода и одобрительный гул.
— Я передаю слово синьору Эмилио, нашему дорогому гостю, ведь я всего лишь посредник, который выступает гарантом Марьяны Сергеевны.
Все уставились на Соню, которая с самым глупым выражением лица уставилась на Диму, приоткрыв рот. Секундная заминка. Глубокий вдох и четкий ровный перевод, который выудил из Сони последние силы, пока она на чужом языке рассказывала присутствующем что Дима, ЕЕ Дима, оказывается выступает гарантом Мадам Кошки (по-другому Соня отказывалась ее называть!)!
Грузный потный мужчина, с круглой залысиной на голове и с кудрявыми смоляными волосами вокруг залысины, что смотрелось словно разворошенное воронье гнездо, неуклюже встал с кресла горячо поблагодарил Диму. Оправил пиджак, под которым все же упорно и нагло вылезало пузо, и проговорил:
— Дмитрий, благодарим за радушный пример. Но все же, вовсе не я тут важный гость. А наша очаровательная, восхитительная и прелестная мадам Марьяна, — провозгласил итальянец и с самой маслянистой улыбкой сделал низкий поклон головой, от чего начищенная лысина блеснула в свете люстр. Послышались ободряющие голоса.
Неужели этими хилыми комплиментами этот пузатый старичок намеревается затащить Мадам Кошку в кровать? Боже, откуда только в голове Сони столько ужасных мыслей в сторону совершенно неповинных людей?
А дело вот в чем. В ревности! Ревность, бешеная и жуткая, охватила Соню, когда Дима с открытой улыбкой посмотрел на Мадам Кошку (Марьяну Сергеевну!) и та ответила ему еще более открытой улыбкой. «Боже, снимите номер!», хотела выдать банальную шутку Соня. И выдала бы, если бы не была так зла!
Потный итальяшка (синьор Эмилио!) рассыпался в речитативе, зачитывая дифирамбы Мадам Кошке так быстро, что бедная переводчица еле поспевала за скорострельной речью. «Не обольщайся, Марьянка, в постели этот итальяшка такой же скорострел, как и в речах», язвительно ухмыльнулась Соня, и тут же дала себе крепкого щелбана по лбу за ужасные мысли.
Переводчица со стороны итальянцев переводила речь, а Дима наклонился к Соне.
— Ты в порядке? — шепотом спросил он и Соня, не глядя на него, а обратив все внимание на выступающего, бросила:
— Да.
— Соня…
— Я — Галина Суворова!
Дима нахмурил брови и промолчал. Неужели Соня так сильно вошла в роль? Что ж, у нее отлично получается, потому что сейчас Дима буквально осязал волны холода и отчуждения с ее стороны.
Больше они не успели друг другу ничего сказать, потому что дальше встреча прошла в ускоренном режиме. Ведь действительно у всех присутствующих, в их тесном графике, был выделен ровно час, чтобы поверхностно обсудить несколько особо важных вопросов. Детальнее и тщательнее остальные пункты будут разбирать юристы обеих сторон, которые еще не раз встретятся дополнительно.