«Интересно, есть ли на нем брюки?», с удушающим смущением и любопытством пронеслось в затуманенной сигаретой голове Сони.

— Штаны на мне, — проговорил вдруг Дима. Выдержал пауза. — Пока на мне.

— Что?… — дыхание Сони перехватило от проницательности Димы. Краска стыда залила щеки, а ледяные до этого пальцы потеплели, и теперь зудели от желания провести по экрану.

— Софья, лгунья из тебя никакая. А сейчас так вообще все мысли написаны на лбу огромными буквами. Стоит только проследить за твоими бегающими глазками…

— Вы слишком самоуверенны! — проскрипела Соня. Что за воронье карканье вырывается из горла вместо нормального уверенного голоса?!

Дима в ответ лишь усмехнулся, не желая спорить, и тем самым оставляя за собой право на безошибочное мнение, основанное на накопленном опыте.

Дима заметил быстрый взгляд Сони на бутылку.

— Это чтоб сравнять счет. Должен же и я как-то расслабиться, пока ты там…расслабляешься.

Правая ягодица — предвестница всех бед, дернулась, и Соня враз отрезвела. Туман в голове развеялся так быстро, как тает сигаретный дым от слабого дуновения.

— Что ж, Софья Арнольдовна, начинайте, — проговорил Дима легким тоном. Сильные грубые пальцы спокойно лежали на столе, лишь указательный палец отстукивал легкий ритм, словно отсчитывал время выставленного ультиматума.

— Что начинать? — насторожилась Соня. Она поставила телефон на стол, прислонив его к вазочке с сахаром, и села на стул. Скрестила руки на груди, стараясь тем самым скрыть от Димы вставшие соски, которые проступили сквозь тонкий атлас.

Чертова травка! И надо было ей именно сегодня покупать у соседа самокрутку! И надо было именно сегодня невыносимому Дмитрию Алексеевичу звонить ей! Еще и по видеозвонку!

Но, погодите, совпадение ли это?… Но ведь Соня удостоверилась, что Стас отъехал и завернул за угол, и только после этого решилась подойти к соседу с его дружками. Неужели этот хмурый молчаливый водитель оказался не так прост, как Соня думала?

Словно отвечая ее навострившемуся нутру, Дима повел широкими плечами и ответил:

— Можешь начинать, с чего хочешь. Со стриптиза, — многозначительная пауза: — Или с правдивого и быстрого оправдания своей…покупки.

— Вы!.. — вспыхнула Соня, — Приставили ко мне своего цербера, чтобы следить за мной?! Да как вы смеете?! — взвыла Соня, подскакивая на стуле.

И была остановлена мягким зловещим приказом:

— Сядь.

Соня замерла.

— Сядь, я сказал.

Тело Сони, обмякшее и переставшее принадлежать самой себе и словно под гипнозом от ледяного тона, опустилось обратно на стул.

— Вот мы и вернулись к разговору о косячке, Софья, как я и обещал, — просипел Дима, глядя на нее безумными полыхающими глазами. Под этим взором, даже сквозь 5474 миль от себя и сквозь экранное стекло, Соня вдруг съежилась и замерла на стуле.

Дима прикрыл глаза, а когда их распахнул, по ним вновь нельзя было что-либо прочесть.

— Итак. Что выбрала, Софья? — легким беспечным тоном спросил Дима, словно предоставлял ей выбор между омлетом и яичницей на завтрак.

— Можно звонок другу? — неловко засмеялась Соня.

— Какому другу? Тому, который снабдил тебя этой отравой? Тому, кто скоро лишится своих бубенцов за подобный проступок? Ему ты хочешь позвонить, Софья? — мрачно оскалился Дима.

— А есть вариант без телесных повреждений? — вновь неудачно пошутила Соня. На что получила спокойный ответ:

— Не переживай, Софья. Степени телесных…повреждении у тебя и у этого урода носят совершенно разные характеры.

Дима налил себе виски, добавил льда. Закупорил горлышко пробкой. Поболтал напиток и пригубил. Полная бесстрастность и спокойствие были написаны на его лице. Лишь только подрагивающая щека выдавала напряжение. Едва незаметное, но от этого еще более гнетущее…

— Да уж лучше стриптиз, — пробормотала Соня.

А когда Дима сжал кулаки на столе и чуть подался вперёд, Соня неосознанно отпрянула от экрана.

— Что ж, Софья, это твой выбор. Начинай.

— Я же пошутила… — пыталась улыбнуться Соня онемевшими губами. — Я…

Выдохнула. Прикрыла глаза на секунду. Затем все же взяла себя в руки, распахнула глаза и припечатала твердым голом:

— Вообще-то, я уже взрослая девочка, и сама знаю, курить мне или не курить.

Дима до белых костяшек сжал пальцами веки. Затем глянул на Соню с пугающей неотвратимостью в потемневших глазах, и медленно произнес:

— Предлагаю в последний раз, взрослая ты наша. Раздеваешься или объясняешься.

«Какого черта ты замерла на стуле, словно неживая?! Кого ты боишься?! Какого-то мужика, который сейчас даже не в стране и вообще тебе никто? Алё, Соня, очнись! И дай этому мужлану такую ответку, чтобы он грохнулся со своего начищенного директорского кресла!», кричала ей гордость.

Но интуиция, чувствительная и замершая, и которая никогда не подводила Соню, прошептала мертвенно-спокойный совет: «Соня, лучше не буди зверя в Диме. Поверь, под этой гривой прячется вовсе не трусливый зайка. А самый настоящий зверь, с каким тебе еще не приходилось сталкиваться.»

И, заткнув гордость и вняв интуиции, Соня проговорила:

— Я…просто решила попробовать. Ничего страшного тут не вижу, Дмитрий Алексеевич. Что вы, будто сами никогда не пробовали пыхнуть, — очередной неловкий смешок.

— Софья, Софья. Я в своей жизни попробовал и видел такое, что тебе, слава богу, и не снилось, — проговорил Дима таким тоном, что озноб прошелся по напряженному позвоночнику Сони. Дима шумно выдохнул, и озноб прошиб Соню уже от арктически-студёного взора мужчины, который спросил ледяным голосом: — И часто ты куришь?

— Н-нет. Я только в интернате. С девочками. В старших классах.

— Сколько раз?

— Так я даже не вспомню.

— Так часто, что и не сосчитать? — вскинул бровь Дима.

— Нет, что вы! Так редко, что и не упомнить, — усмехнулась Соня. Она вспомнила эти быстрые рваные затяжки и несмываемый кислый привкус сена во рту. И вспомнила своих подруг, с кем она разделила столько школьных лет и с кем связано столько хороших воспоминании. Не понимая, зачем вообще открыла свой рот, Соня посмотрела на свои руки и тихо проговорила: — Это было что-то…запретное. Непонятное для нас, для девочек. Мы сбивались в кучки, что-то типа групп Альфа, Бета в современных школах, делали домашку, делились секретами. Ну и… взрослели вместе, — закончила Соня, переживая мельтешащие в голове кадры воспоминании. А когда подняла взор на экран, увидела, что Дима улыбается.

— Уверен, что Климова Софья была в группе Альфа, — произнес он.

— Ха! — вскинула бровь Соня и вздернула подбородок. — Я не была в этой группе. Я и была этой группой.

— Не сомневаюсь, — усмехнулся Дима. Затем прищурил глаза: — И чем же еще вы там занимались таким запретным?

— Да, ничем особым и не займешься, за такими-то высоченными стенами, — пожала плечами Соня. — Нас не выпускали за пределы школы без разрешения родителей, и мы подкупали охранников, которые снабжали нас ганджой. Алкоголь был строго под запретом. Если б от нас перегарило или бутылки нашли, то это был бы вообще пи…капец. Да и мало ли, что могут сделать девочки под градусом, — усмехнулась Соня, — О наркоте вообще речи не шло. Кто-то покуривал обычные сигареты, но не группа Альфа. Вы что! Нам статус не позволял. У нас должны были быть чистая кожа, красивые волосы и белые зубы, — колокольчиком засмеялась Соня, — А травка, она так, раз в полгода, и то в старших классах. Ни серьезных последствии, ни зависимости.

— А родители? Знали, чем балуется их чадо в интернате? — Дим нахмурил брови.

— Ой, нет, конечно, — махнула рукой Соня. — Это вам не The Webb School. Нашим родакам было плевать на нас, лишь бы пристроены были. А преподам было плевать, лишь бы бабло крутилось.

— А твой отец?

Соня устремила взгляд в окно, за которым сумерки плотной фиолетовой гаммой окрасили виднеющийся кусочек неба. Перед мысленным взором во всей красе стоял он — Арнольд Иванович Климов. Вот он входит в полутемный коридор тихой квартиры, растерянно кивает замершей дочери, смотрит на нее с затаенной тоской и заходит в кабинет, отгораживаясь от всего мира.