— Э-э-э…Хорошо, давайте я перезвоню…

— Это на счет Сергея?

— Нет… Ну, не совсем…

— Стас, меня и так тут японцы мурыжат, только ты не тяни кота за яйца! — резко, — Выкладывай, что там у тебя.

— В общем, я довез Софью до дома.

— И? — встревоженно, — Что с ней?

— Все в порядке, не переживайте. Просто… не знаю, мое ли это дело…

— Стас! — гневно.

— Она вышла из машины и я немного отъехал. Софья…немного злится, когда я жду, чтобы она зашла домой.

Дима хмыкнул над тактичным «немного злится».

Что же успела натворить эта неугомонная девица, пока его нет в городе?

— Я стал ждать, пока она зайдет в подъезд. Но вместо этого Софья подошла к…парням.

— К каким парням? — процедил Дима и сжал телефон в ладони.

— Думаю, вы знаете, какой контингент обитает в Кейптауне, еще и вечером.

Дима знал. Прекрасно знал, какие люди там обитают, и не только вечером. При необходимости эти уроды могли толкать наркоту или всовывать другую дурь средь бела дня, на ступенях приходской церкви, на глазах у Папы Римского и всего кардинальского конклава.

Какого же хрена понадобилось Софье Арнольдовне от этих дегенератов?!

— Так вот, насколько я увидел, Софья купила у одного из них…травку. Ну, вы понимаете, о чем я.

Мать твою, с-с-с…стерва! Да она что, совсем там охренела?!

— Дмитрий Алексеевич, вам нужен был полный отчет о передвижениях Софьи, поэтому…

— Стас, все в норме.

Хрен вам, а не норма, блядь!

— Дальше я сам разберусь.

О, он разберется, еще как разберется!

Так разберется, что аппетитной попке мисс Климовой мало не покажется!

Ох, как мягко и раскатисто поет Эл Джерро! Голос проникновенный и трепетный проникает до костей, сливается в быстрое течение крови по венам и вызывает смутные воспоминания о студенческих годах. Именно тогда Сонька всей душой полюбила джаз. И рок-н-ролл. И поп. И соул, и франк, и рок… Сонька полюбила музыку, которая спасала ее от одиноких вечеров и ночей, когда она корпела над стопками книг и лекции в то время, как ее однокурсницы бегали по кино и свиданкам.

— Айм ин лав уиз ю-ю-ю… — напевала Соня, медленно размывая пену по скользкой влажной коже рук. Наконец-то, впервые за последние месяцы, она могла позволить себе понежиться в ванной, наполненной горячей водой и с невесомой горой ароматной пены.

И ничего, что длина ванны около метра и мокрые коленки торчат из пены у носа. А спина упирается не в покатый ровный акрил, а в жесткую чугунную спинку. Это все неважно.

Сейчас, со свернутым косяком в одной руке и с бокалом мартини в другой, Соня не обращала внимания на мелкие минусы.

Соня вытянула губы трубочкой и втянула горклый едкий дым полной грудью.

Ух, как хорошо! Соня не увлекалась сигаретами, алкоголем, наркотиками. Она вообще старалась не заполнять свою жизнь никакими пагубными привычками. Она ценила трезвый ум, ясную память и четкий взгляд на вещи, и эти качества всегда ее выручали, ведь положиться на кого-то кроме, как на саму себя, Соня не могла. Да и люди с ее диагнозом должны следить за своим здоровьем намного тщательнее тех, кто этим недугом не заражен.

Но все же, этот принцип не помешал Соне, еще учась в старших классах, научиться различать качество травки по виду и запаху, ловко сворачивать сверток, и раскуривать его вместе с девочками по комнате. Не думали же вы, что Соня — ангел во плоти? Или что в закрытых интернатах живут благородные мамзельки, которым недоступны простые радости жизни? Еще как доступны. Тем более, все ученицы были из довольно обеспеченных семей и могли заплатить охранникам за небольшие послабления и молчание.

В те школьные годы Соня не особо понимала всего эффекта от курения травки. Тогда это было каким-то тайным действием, главным очарованием которого была необходимость скрываться в женском туалете вместе с такими же взбудораженными подругами. Они передавали друг другу самокрутку, словно трубку мира, и заливались душимым хохотом над несуществующими шутками. Окончив школу и покинув интернат, Соня ни разу не притрагивалась к травке, так как не было ни тяги, ни желания.

Но сейчас, в более осознанном возрасте, раскуривая травку в одиночестве, в полной горячей воды ванне, запивая горький дым сладким мартини, Соня поняла и приняла еще один неоспоримый и весомый эффект соломы. Это — сексуальное возбуждение. А, учитывая состояние Сони после знакомства и встреч с господином Львовым, можно было не сомневаться, что именно этот эффект проявил себя в самой яркой форме.

Вода успела остыть, и Соня с неохотой затушила окурок о кружку, что стояла на бортике ванны. Спустила воду и встала под душ. Она лениво скользила пальцами по мыльной коже, и ощущала нарастающее возбуждение. Пальцы очертили налившиеся груди и чувствительные соски, ладони скользнули по напряженному животу и прижались к пульсирующему лону. Черт, единственная жалкая попытка Сони самоудовлетвориться была в ду̀ше все того же интерната, но закончилась полным фиаско, неловким стеснением собственного только развивающегося тела и непонятной брезгливостью подобными методами, которыми хвастались одноклассницы. И после той жалкой неудачи, Соня никогда не возвращалась к подобным способам ублажить себя. Что уж говорить сейчас, когда все ее лихорадочные сны и заглушаемые фантазии заполнились одним только мужчиной, искусственная замена горячего мощного тела собственными прохладными пальцами, казалась Соне наглым самообманом и закончилась очередным провалом.

Соня обмахнулась полотенцем, накинула короткий атласный халатик жемчужного цвета и вышла в комнату.

Ох уж эти шикарные закаты в Лос-Анджелесе! Конечно, несравнимо с закатами на задней веранде огромного особняка Дмитрия Алексеевича, когда закатное солнце тонет в багряных водах Тихого океана и слышится плеск накатываемых волн. Но даже тут, в маленькой квартирке Соньки, закат забежал в окно многоквартирного дома на одной из самых заполненных улиц мегаполиса, окрасив воздух в оранжево-сиреневые тона.

Соня не любила искусственное освещение, поэтому позволила прощальным косым лучам скользить по белым стенам узкой комнаты. Лучи задели скромную обстановку — покосившийся шкаф, узкий диван и низкая тахта, стол со стулом. Маленькая раковина и плитка стояли у входа, что было весьма удобно — приглашать гостей, у входа угощать их несложной едой и выпроваживать обратно. Хотя ни Соня, ни ее соседка по комнате Алиса, не приглашали к себе никого. Это была негласная договоренность между девушками, которые целыми днями и ночами пропадали на работе, перескакивая с одной смены на другую.

Так было до возобновления уроков с Сережей. Теперь же, когда внушительный аванс упал на ее карту увесистой суммой, Соня уже подумывала, что в следующем месяце можно начать поиски более приличного жилья, которое не соседствовало бы с горланящими с утра до ночи мексиканцами за тонкой стенкой. Соня хоть и цедила ругательства за хитрость и ловкость Дмитрия Алексеевича, все же эти деньги значительно облегчили ее жизнь на несколько пунктов. А, учитывая, что уроки с Сергеем приносили Соне только удовольствие, эту работу можно было бы считать идеальной.

Если, конечно, не задумываться о своем далеко неидеальном начальнике.

Словно в ответ на ее мысли, телефон на столе запиликал, и Соня с будоражащим и устрашающим предвкушением увидела…

Имя вызывающего «Дмитрий Алексеевич»

Статус звонка — «видеозвонок»!

Соня пригладила непослушными ледяными пальцами влажные волосы, облизнула губы, запахнула плотнее халат и приняла вызов.

— Вечер добрый, Софья Арнольдовна, — вежливо проговорил Дима. На заднем фоне Соня увидела панорамные окна, задернутые шторами. Видимо, Дима был в офисе, судя по креслу с высокой кожаной спинкой и широкому деревянному столу, заваленному бумагами. Сбоку экрана Соня увидела бутылку с виски и массивный низкий бокал. Слабый свет настольной лампы подсвечивал мощную фигуру Димы, расслабленно откинутую назад. На нем была голубая рубашка с распахнутым воротом и закатанными рукавами. Темные жилистые руки с крупными кистями лежали на столе, волосы чуть взлохмачены.