Мысленно я радовалась за этих двоих и мечтала, чтобы у них все было хорошо и еще лучше, насколько это возможно. Я сама все еще скучала по засранцу Косте, с которым нам, похоже, было абсолютно не по пути, но не могла ни ему, ни Нику всего простить. Я бы почти совсем не обиделась, если бы они рассказали мне правду сразу, но для чего нужен был весь этот маскарад с учителем, утаивание правды и гребаные воспоминания, которые и до сих пор отдаются неприятным эхом? В коротких платьях и на каблуках, с тонной макияжа и давно надоевшими волосами почти до задницы было жутко неудобно, но это хотя бы придавало мне уверенности и чувства собственной значимости. Если бы мне кто-нибудь хоть намекнул о том, во что я оказалась ввязана из-за родителей, я бы быстро забила на такие мелочи и доказала бы свою полезность.
Я хотела начать все по-новому еще тогда, сразу, когда только приехала к бабушке, — все равно ведь ничего не помнила и узнавала заново о своих прежних привычках от Талины. Очень многое мне не хотелось перетягивать за собой и дальше, но своеобразная защитная реакция в виде каблуков и боевого раскраса проявилась снова, глубоко засев в моем подсознании. Вот только она не спасла меня ни когда я втюрилась в учителя, который даже не совсем учитель, ни когда не имела ни малейшего понятия, что мне с этим делать. Не помогла и тогда, когда я, как пятилетний ребенок, подслушивала разговор брата с Костей и, цепенея от масштабов скрываемой правды, узнавала о совершенно другой реальности. Та защита, которую я так долго и старательно выстраивала вокруг себя, сломалась в один миг, и я чувствовала себя разбитой маленькой девочкой. Сейчас же я знала, что этого не повторится: я снова собрала себя по кусочкам, и теперь никто, уже точно никто, не сможет разрушить мой мир. Мне действительно нравилось.
Димас, чувствуя ответственность, решил сам поехать со мной и теперь стоял рядом, прикрыв глаза и размышляя о чем-то своем. В тысячный раз перепроверив наличие флешки, я наугад тыкнула пальцем в схему метро, выбирая станцию, на которой мы выйдем; мне до сих пор было непривычно узнавать огромный мир и ту Москву, которая простиралась за пределами школы, бабушкиного дома и пары близлежащих районов. Кстати, дорога от нового дома оказалась не такой мучительной, как можно было подумать, ознакомившись с картой: в июльском замкадье была даже какая-то своя, особая романтика.
Как только мы наткнулись на подходящее нам заведение, я сразу же заняла место за компьютером, а Дима, планировавший сорвать куш с продажи флешки, купил нам по чашке кофе с мороженым. У нас в запасе было около часа: если на флешке установлена какая-нибудь хитроумная программа, которая при подключении к компьютеру отсылает ее местоположение владельцу, то до наших окраин из центра добираться как раз минут пятьдесят, а если приплюсовать пробки, то и того больше. Сгорая от нетерпения, я два раза щелкнула мышкой по хранилищу со стандартным названием «Съемный диск (G:)» и наткнулась на еще несколько папок с разными названиями. Не вчитываясь, я открыла первую.
Там оказалось еще больше папок, названиями которых были непонятные и длинные буквенно-числовые комбинации. Я наугад залезла в одну из них, затем, увидев такую же картину, повторила щелчок мышью и в открывшейся папке нашла много разных файлов: аудио, тексты, фото и даже, кажется, несколько видео. Человек с фотографий был мне не знаком, однако фото попадались разные: на одних он улыбался и позировал, на других — вовсе не смотрел в камеру, будто за ним следили. Информации было много, а если предположить, что в каждой папке этой «матрешки» находится еще столько же, мозг уже готов был разорваться от объема.
В это время как раз подошел Дима с чашками и поставил одну из них рядом со мной. Когда я никак не отреагировала, он склонился над монитором, желая понять, что же так сильно на меня повлияло: если у меня зачастую не было аппетита, то от кофе, тем более сладкого, я не отказывалась никогда. Я молча подвинулась в сторону, открывая парню обзор на экран: наверняка он что-нибудь сообразит. Пролистав несколько фото, молча изобразила недоумение: тут даже сказать было нечего.
Дима аккуратно отодвинул мою руку и завладел мышкой. Клацнув куда-то пару раз, он с умным видом долго всматривался в названия папок, после чего его лицо просветлело.
— Похоже на шестнадцатеричную систему, — с улыбкой он повернулся ко мне и отхлебнул свой кофе. — Забивай в поисковике сайты-переводчики.
Копируя в конвертер название первой папки, я ждала раскрытия какой-то страшной тайны или как минимум масонского заговора, но в окошке перевода значилось: «Anikeev». Чья-то фамилия?
— Аникеев, значит, — протянул Дима.
— Знакомая фамилия? — уточнила я.
— Впервые слышу.
Помолчав, я все же решила спросить:
— Почему русская фамилия записана латиницей?
Дима хихикнул.
— Русский алфавит не переводится в шестнадцатеричный код, — вообще-то, я могла бы и догадаться. В школе на информатике мы проходили эту тему, но я и подумать не могла, что она мне когда-нибудь пригодится в жизни. — Давай переведем остальные?
Хоть мы и спешили, процесс занял некоторое время: на всякий случай я выписывала текст на салфетку. Фамилии были расположены в алфавитном порядке, и на букве «G», когда я скопировала в конвертер очередную нечитаемую белиберду, на выходе получила фамилию «Grayson». Еще пару секунд я пялилась в экран, пока не пришло осознание: это моя фамилия.
— Кого-то узнала? — спросил Димас, только что вернувшийся с новой порцией кофе. — Кстати, эта вкуснятина называется гляссе, надо будет запомнить, — он любовно смотрит на свою чашку. — Ты чего? — обеспокоенно спросил он, не дождавшись ответа.
— Это моя фамилия, — отчего-то севшим голосом говорю я.
Димас поперхнулся кофе.
— Поясни, — только и смог произнести он.
— Позже, ладно? Я хочу посмотреть, что внутри.
После перевода выяснилось, что папки под фамилией Грейсон названы именами родителей. Папка с расшифрованным названием «Gina» тоже присутствовала, и я с замиранием сердца два раза кликнула по ней. Фотографий было немало, только все они казались какими-то странными: на одних я была изображена незадолго до побега — неужели Ник тогда просчитался? — на других я была совсем малышкой. Таких фотографий не нашлось бы ни в одном домашнем альбоме, но я без труда узнала себя. Фото с родителями — похоже, что в последние дни перед их гибелью — тоже присутствовали.
Присвистнув, Дима перевел взгляд на меня, но я жестом попросила его помолчать. Хотелось изучить абсолютно все, что есть в папке, но это заняло бы слишком много времени, которого у нас и так не было.
— Жаль, это нельзя посмотреть в более приватном месте, — вздохнула я.
— Можно, — Дима криво улыбнулся. — Кажется, у меня с собой есть кабель от планшета.
— И ты молчал? Почему мы вообще поехали сюда? Можно было бы…
Димас поднял руки в примирительном жесте.
— Не кипишуй, я сам только сейчас о нем вспомнил.
Содержимое флешки копировалось не так быстро, как хотелось бы, но за это время мы как раз уничтожили по второй чашке своего гляссе. На всякий случай почистив историю поиска, я снова спрятала флешку к себе: она могла еще пригодиться. Правда, не хотелось бы, чтобы среди всех прочих людей Димас продал информацию обо мне, и он прекрасно это понимал; пора было возвращаться домой.
Дима молча шагал рядом и упорно не смотрел в мою сторону. Мне стоило самой рассказать ему все, ну или хотя бы часть того, что я знала о себе, но рот удивительным образом не хотел открываться, и я не проронила ни слова. Наконец, друг решился спросить:
— Может, все-таки объяснишь?
Я вздохнула.
— Моя фамилия — Грейсон, но это ты, наверное, и так уже понял. В той папке были и мои родители, и если верить нашей теории о том, что на флешке собраны досье и компроматы на всех причастных к нашей теме, то нам крупно повезло, что она попала к нам в руки.
— Ты еще что-то скрываешь? — Дима наконец перевел взгляд на меня.