— Можно нормально рассказать, что случилось?

Люся подняла на меня полный злости, боли и усталости взгляд.

— Из-за Тохи Елисеевские люди вышли на нас, — хриплым голосом объяснила она. — Мы предполагали, что к нам домой вломятся пару человек, но их приехал целый отряд. Все наши живы, — она выдавила болезненную улыбку, — но остались только мы. Никто, кроме нас, не ожидал, что все будет по-серьезному, многие ребята хотели просто жить коммуной и никого не трогать, а тут такое.

— Разве был такой вариант? — удивилась я.

— Для нас — нет.

После ночевки на вокзале, во время которой полицейские каждый час выгоняли нас из зала ожидания, а мы приходили обратно спустя несколько минут, ни о какой работе не могло быть и речи: все еще грязные и помятые намного больше обычного, мы принялись за поиски жилья. Наш подвал был рассекречен, и больше не являлся даже мало-мальски надежным укрытием. Я плохо знала город, и потому, умывшись в привокзальном туалете, единственная из всех занялась заработком; мне крупно повезло, что Зоя в последний момент забрала не только Бродягу, но и мою гитару: в конце концов, именно она меня кормила.

Диме еще предстояло встретиться с заказчиком, и я сразу передала ему добытые документы: оказалось, что целая папка была лишней, но за нее можно было запросить дополнительную оплату, а деньги нам сейчас точно не помешают. От греха подальше я забрала у Тохи несчастную флешку, с которой все и началось: мы можем лишиться ее в любой момент, поэтому стоит изучить все содержимое сегодня же в ближайшем интернет-кафе.

Сделать это мне было не суждено, потому что к обеду Димас снова объявил сбор на вокзале. Мы с Тохой — он остался со мной, поскольку все равно передвигался с трудом, — были совсем рядом, и, пока никто еще не приехал, я купила на всех чебуреки: не зря же полдня ломала себе пальцы сложными аккордами. Я уже издалека приветственно махала подошедшим девчонкам, как чья-то тяжелая рука легла мне на плечо; недолго думая, я резко развернулась и ударила, даже не рассматривая, куда именно: бить сразу было надежнее и безопаснее. Не разбираясь, кого я только что приласкала кулаком, я рванула к ребятам.

— Ты чего? — послышался за спиной обиженный голос Димы. Вот черт.

— Что с тобой? — Зоя сразу же подлетела к нему, осматривать подбитый глаз. Ее особо теплое отношение к Диме замечали, кажется, все, кроме него самого.

— Наша Камикадзе стала слишком нервной, — парень поморщился. — Уже на людей бросаться начала.

Я насупилась.

— После вчерашнего кто угодно забросается, — угрюмо пробурчала я, протягивая друзьям — неужели и правда друзьям? — пакет с чебуреками.

— Да забей, — он расслабленно улыбнулся. — Главное, что я нашел нам сквот.

Ребята дружно издали радостный звук, после чего, заметив мое молчание, перевели взгляды на меня.

— Что? — я вопросительно посмотрела на них, за обе щеки уплетая свой чебурек. — Может, кто-нибудь уже объяснит мне, что такое сквот?

— Ну, — Зоя посмотрела на меня как на ничего не смыслящего ребенка. — Это любое заброшенное помещение, которое занимают панки и проводят тусовки, многие живут там.

— Но мы же не панки?

— Тоха раньше был, — хохотнул недавно подошедший Паша. — А вообще какая разница?

Нашим сквотом оказался заброшенный двухэтажный дом в Заречье, который для нас, привыкших к подвалу, показался настоящим дворцом. Тут даже оставалась какая-то старая мебель, а стены были хотя бы частично покрашены или обклеены старенькими обоями, что на контрасте с прошлым жилищем уже создавало ощущение уюта. Было непонятно, был этот дом при постройке частным или тут планировалось что-то вроде коммуналки, но жить в принципе было можно. Совсем рядом оказался еще и частный сектор, где можно было беспрепятственно набирать воду из колонок, а большие окна, пусть даже в некоторых уже не осталось стекол, пропускали столько света, что в нем можно было утонуть.

Я сразу же заняла самую солнечную комнату, бросив рюкзак на видавший виды матрас. Где-то внизу слышался восторженный визг Зои, обнаружившей на кухне примус: теперь можно готовить не только на костре, который, к тому же, было проблематично развести почти что в центре города. К слову, костер возле дома мы тоже теперь могли разжигать хоть каждый день. Примус еще требовал заправки, и Паша пообещал завтра достать керосин, а Димас уже давно откопал среди хлама какое-то ведро и убежал на поиски колонки. Судя по возгласам с первого этажа, на кухне нашлась еще какая-то посуда, что было просто чудесно: у нас теперь был не просто сквот, а совсем настоящий дом, с окнами, кухней, посудой и даже ванной, хоть и без воды и электричества.

Где-то рядом Паша и Люся выбирали себе комнату, и, когда голоса стали ближе, я крикнула:

— Только не рядом со мной!

— Почему? — дверь приоткрылась, и в образовавшуюся щель ко мне просунулась Люсина голова.

— Потому что быть свидетелем ваших брачных игр еще и по ночам я не переживу.

Парочка рассмеялась в унисон, и не успела я опомниться, как Люся запустила в меня найденным на полу дырявым тапком; мой ответный бросок подушкой не заставил себя долго ждать, и если Паша успел скрыться за дверью, то Люся — нет, и тяжелый перьевой пылесборник, который я еще не чистила, прилетел ей прямо в лицо. Вооружившись этой самой подушкой, она бросается в атаку, а я лихорадочно думаю, чем защищаться: одеяло в комплект моей комнаты не входило. В итоге я отражаю удар тем, что первым попалось под руку: своим рюкзаком, и бой набирает обороты. Остается только гадать, по какой причине мы падем смертью храбрых: от неистового хохота или от подушки в печень, когда возвращается Дима с водой.

Согласившись на ничью, мы с Люсей спускаемся на первый этаж. Все уже в сборе: помимо воды, Дима еще где-то раздобыл картошки, и за неимением керосина мы решили запечь ее в золе. Вечер был до одури летним, и даже воздух казался каким-то особенным. Пока картошка ждала своей участи, было решено вскипятить воду: мы даже не думали о чае, но в округе можно было насобирать каких-нибудь трав. Тихо потрескивал костер, на сооруженной парнями конструкции мерно покачивался старенький, еще советский, эмалированный чайник. Мы с Зоей, которая хоть немного понимала в растительности, выискивали все, что могло бы нам подойти; уставшие от долгих поисков, мы наконец принесли ребятам ромашку, чабрец, мяту и замеченный в последний момент тысячелистник.

Я до сих пор не до конца верила, что все это — не сон. Что мне не нужно казаться лучше — а лучше ли? — чем я есть, я могу спокойно общаться, как мне нравится, без дешевых понтов, без прикрытия двоюродного старшего брата. Сама. Зная, что меня, как это уже было когда-то в тринадцать лет — Таля рассказывала — не посчитают «недостаточно крутой» для их компании. Я могла быть собой и меня воспринимали всерьез такой, какая я есть на самом деле, и с непривычки это даже немного пугало. С новым домом начиналась еще более новая жизнь, пусть и с неизлечимыми отголосками старой и внезапными воспоминаниями-вспышками из категории «до». В последнее время я часто ловлю себя на мысли, что предпочла бы потерять память еще раз, чтобы не помнить вообще ничего, что было до моего побега.

Песни под гитару и травяной чай скрашивали ожидание картошки, над которой колдовал Димас. Солнце садилось, одаривая мир теплыми закатными лучами, и к этому теплу безумно хотелось льнуть. Голова была пустой, словно все мысли отключились, и остались одни только чувства, для которых я так и не смогла придумать названий, кроме теплоты. Атмосфера заставляла поверить, что у нас вовсе нет и не было никаких проблем, как будто у Тохи не было дырки в боку, а нам всем не нужно было теперь ездить на работу из Заречья и все еще опасаться преследования. Наверное, у меня и правда все в порядке: я чувствую, что я там, где и должна быть, чувствую правильно, потому что такого умиротворения я еще не испытывала, кажется, никогда в жизни.

Июль начинается хорошо.

***

На следующий день мы с самого утра занялись приведением дома в порядок, и для меня этот процесс оказался невыносимым. В какой-то момент я даже вошла во вкус, но лишь ненадолго, и вскорости слиняла под предлогом раскрытия тайны украденной Тохой флешки. Люся, которая тоже не пылала любовью к уборке, захотела составить мне компанию, но была самым что ни на есть наглым образом перехвачена Пашей, который утащил ее в неизвестном направлении, но с вполне понятной целью.