Все-таки Костик меня бесит, раздражает, так и хочется сказать ему что-нибудь резкое и очень обидное, но… но он мне нравится, черт возьми, и я не хочу по своей же вине разрушать даже такое наше общение. Тем временем он продолжил:
— Когда я был совсем маленьким, моя мама хотела открыть собственную кофейню-кондитерскую, и меня вместе с ней захватила эта идея: я был тем еще сладкоежкой. Правда, мама этого сделать так и не смогла, но три месяца назад я наконец осуществил детскую мечту.
— Это просто… У меня даже слов нет! — явно польщенный, в ответ Костик довольно улыбнулся. Вслед за этим я наконец задала давно интересовавший меня вопрос: — Скажи, а тот торт, что ты приносил, его ты тоже брал здесь?
— Именно, — ответил парень. — Почему-то захотелось тогда принести именно его. Мамин рецепт, — пояснил он и как-то враз погрустнел.
Мне хотелось возразить, что это исправленный и дополненный рецепт моей мамы, но полный непонятной тоски вид Костика заставил меня промолчать. В конце концов, мама действительно придумала торт не совсем сама, а переделала рецепт от подруги. А подруга, может быть, переписала его из какой-нибудь газеты или кулинарного журнала большого тиража, и тогда этот торт вовсе никакой не особенный. А вот то, как усовершенствовала его мама, претендует на какую-нибудь кондитерскую премию, не меньше.
Мы сидели и думали, каждый о своем, как вдруг мой телефон тихо взвизгнул и выключился: разрядился, гад. Я осталась без интернета, которым, правда, редко пользовалась вне дома, без звонков и сообщений, без камеры, без зеркала, а еще и без часов. А мне надо следить за временем: вечером я должна еще выгулять Бродягу и прибрать в доме. И обязательно успеть это сделать до того, как приедет бабушка, чтобы потом с чистой совестью рвануть на тусовку, которую я все же решила не пропускать.
— Сколько времени? — спросила я. Видимо, слишком тихо, потому что в ответ не последовало никакой реакции. К тому же, парень задумался, а, значит, мыслями находится где-то не здесь. Еще и глаза прикрыл, и даже не видит моих ухищрений. Надо бы его позвать, но как? Не называть же мне его просто по имени в его же кондитерской?
Дернуть за рукав — глупо. Еще раз спросить, но громче, — еще глупее, это не то заведение, в котором за столиками кричат. Да что ж я за неудачница, а? Я уже и к парню обратиться не могу, Таля бы точно сгорела со стыда за меня, а может, не только Таля, но и я сама из прошлого. Ладно, была ни была: зажмурившись, я выдохнула. Спокойно, Джи. Он сам просил.
— Костя! Костя!
Он мгновенно подскочил.
— А? Что?
Я тихо рассмеялась.
— Ты заснул ненадолго… Кажется.
— Черт, сколько вообще времени? Почему ты меня раньше не разбудила?
Я изо всех сил попыталась забыть, что передо мной сидит мой учитель. Мысленно я уже раз тридцать убилась об стену, потому что контраст между серьезным, таким взрослым и до невозможности занудным преподавателем английского Константином Леонидовичем и веселым, немного придурковатым Костей, другом моего брата, да и просто интересным парнем, казался просто абсурдным. Все в порядке, я дышу, все нормально — кажется, получилось. Он такой смешной и милый сейчас, что хочется зацеловать до смерти. Нет, это нихрена не нормально.
— Да ладно тебе, устал, с кем не бывает, — я попыталась его успокоить, но это оказалось гиблым делом.
— Вот именно, со мной как раз и не бывает. Я давно выстроил свой режим, и все было хорошо. Понятия не имею, почему сейчас так вышло.
Парень пил эспрессо, причем тройной, утром после нашего английского — ведерную чашку крепкого кофе, а перед этим наверняка выпил такую же еще и дома. Я пришла в тихий ужас, пытаясь представить уровень недосыпа, который Костя компенсирует таким запредельным количеством кофеина. Немудрено, что теперь он отключается средь бела дня.
— С ума ты, что ли, сошел? Постоянно пьешь кофе, ты вообще спишь хоть когда-нибудь? — и что я опять несу, господи. Учитывая рассказы Ника, в студенческие годы они ввели куда более убийственный образ жизни, да и с чего бы мне беспокоиться о парне, сидящем напротив? Получается, я отчитываю своего же учителя, черт возьми. А он сам что теперь подумает?
Он хитро прищурился.
— Мне сейчас показалось, или это было попыткой заботы?
Да что за…
— Ради всех святых! — тихо взвыла я. Повезло хоть, что продолжать не пришлось: официант принес заказ.
Тортики действительно оказались очень вкусными. Как по мне, так и не только в городе лучшими, а во всем мире, хотя мне было не с чем сравнивать. Каждый день бы их ела, тем более за счет заведения, но увы, надо следить за фигурой, а то такие калории мигом превратят меня из стройняшки с сорок вторым размером в тумбочку сто десять на сто десять.
Мы снова долго разговаривали о всякой ерунде, и с каждой секундой я все больше убеждалась, что он прекрасен, и все больше влюблялась. Что я творю, черт бы меня побрал. Надо остановиться, но вместо этого я иду по пути наименьшего сопротивления и вовсю хохочу над Костиными шутками. А потом он даже любезно отвез меня домой, попутно отвечая на все мои вопросы касаемо того, каким образом Ник не рассказывал мне про кофейню, и я окончательно поплыла.
— Я открыл ее в конце января, а когда мы с Ником вышли на связь, были уже совсем другие новости и насущные вопросы. Можешь теперь над ним поиздеваться: ты ведь уже бывала там, а твой брат еще даже не в курсе, — идея показалась мне безумно заманчивой.
Бабушка ожидаемо еще не успела приехать, но меня подкараулил совсем другой сюрприз. Во дворе, с выражением искреннего недоумения, стоял Ник собственной персоной. Последний год он учился в Германии по обмену, а потом остался там на практику, и мы по-прежнему общались только по скайпу даже несмотря на то, что я переехала в Москву. Правда, я ни словом не обмолвилась ему о Косте, да и сам брат должен был приехать не раньше июня. Вздохнув, я смирилась с тем, что, судя по всему, на тусовку уже не попаду: кажется, Ника даже никто не встретил сегодня, и отдуваться за всю родню теперь придется одной мне.
— Привет, малая! — нет, ну это вообще наглость: мы виделись-то в жизни всего пару раз, и то последний — три года назад, а он называет меня так, словно мы росли бок о бок всю жизнь. Хотя ладно, ладно, мы с ним и правда очень часто общались через интернет, и если в моей памяти сохранились наши звонки только за последние два месяца, то Ник помнил меня с момента моего рождения. — Подожди, а Костя тут что делает?
Вопрос, видимо, был адресован мне, потому что Костик не высовывался из машины и уже собирался уезжать, но я успела его позвать. Еле докричалась: учитель — лучше бы уволился к чертовой матери — заткнул уши наушниками, и я уже думала, как промыть ему мозги на тему безопасности за рулем. Хотя, как оказалось, причиной самых страшных аварий может быть абсолютно не это, желание когда-нибудь садиться к нему в машину снова пропало.
Костя вылез из машины и направился ко мне. Тут он так же, как и я минутой ранее, заметил Никиту, который, кстати, до зубовного скрежета ненавидел собственное имя.
— Ник, дружище, ты как здесь оказался? Немцам настолько надоела твоя рожа, что они вернули тебя, откуда приехал?
— Наоборот, еле сбежал: им не понять широты русской души, — старший брат расплылся в улыбке до ушей.
С радостным смехом парни обнялись. Как же хорошо, что Ник ничего не знает про наше с Костей знакомство.
— Але, ребят, может, объясните? — я стояла возле крыльца, как забытая игрушка. — Ты что, совсем-совсем вернулся? — обратилась я к брату.
— Ага, — с широченной улыбкой ответил тот.
До меня медленно стал доходить смысл сказанного.
— Подожди, выходит, ты теперь тоже пойдешь работать в школу?
— Может быть, — он задумался. — А если хочешь, устроюсь даже в твою, — с неистовым хохотом ответил Ник. Все-таки придурочный мне достался брат, что поделать, но если я буду постоянно видеть его еще и в школе, то впору будет вешаться. — А откуда вы друг друга знаете? Ты, э-м-м, — замялся Ник, подбирая слова, — ученица его, что ли? — спросил он, игриво посмотрев на нас с Костей и многозначительно подергав бровями. Опять придуривается, как и всегда. Лучший друг не мог не рассказать о том, что он мой классный руководитель. — Видел я однажды такой сюжет… — не пожелав слушать продолжение, я с силой треснула Ника по плечу, на что тот снова разразился смехом.