Мне искренне хотелось верить, что Яна Яхонтова здесь проявит благоразумие и убегать не станет, тем более, что за пределами особняка ее ждет не дождется взбешенный Богдан Синицын, который точно не примет во внимание просьбу о быстрой и легкой смерти.
— Тебе не кажется, что трудновато будет объяснить охране суть дела? — ненавязчиво интересуется Таля. — Яна ведь часто встает к Дементию Кирилловичу, спускается на первый этаж, потом обратно — так просто и не уследишь.
Покопавшись в телефоне, я хоть и с большим трудом, но нахожу график работы охраны. Всего-то удостовериться, что завтра работает Гена или хотя бы Иван, закаленные девяностыми и безошибочно понимающие любые задачи даже без слов.
Приблизив фотографию, чуть не плача отмечаю, что этой ночью дежурит Петя, совсем недавно пропустивший в особняк постороннего. Нет, ему точно нельзя доверить Яну Яхонтову.
— Только не говори, нам с тобой опять всю ночь придется страдать херней? — осторожно уточняю у сестры. — Не знаю, как ты, а я четвертую ночь подряд тупо не выдержу.
— Вместо школы отоспимся, — Таля пожимает плечами. — Или ты после семейного совета собираешься на последние уроки?
Конечно же, ни на какие уроки я не собиралась, раз такое дело, но в очередной раз перебрасывать работу в офисе на другой день тоже очень не хотелось. К тому же, гораздо приятнее хотя бы выглядеть свежей и отдохнувшей, но в условиях отсутствия сна даже такая малость становится невыполнимой задачей.
— Я просто не хочу завтра с утра выглядеть как сонный упырь, — предпринимаю последнюю попытку, в глубине души уже понимая, что проиграла.
Сестра задумывается, но почти сразу ее лицо озаряется лучезарной улыбкой — господи, где ж она еще и силы улыбаться берет после сегодняшнего?
— Будем дежурить по очереди, — уверяет она. — А чтобы не шататься туда-сюда всю ночь и случайно не разбудить парней, то и спать останемся там же. Пошли за пледами, — и Таля тянет меня за руку прочь из кабинета, да так шустро, что я еле успеваю его запереть.
Мы сооружаем гнездо из подушек и одеял в алькове посреди коридора гостевого крыла. Напротив есть выход на балкон, и я радуюсь двум вещам: во-первых, весь особняк утеплен хорошо, и нам с балкона не дует, а во-вторых — не нужно ходить далеко, чтобы покурить. С другой стороны, в свои часы так называемого дежурства я должна бдеть под Яниной дверью и никуда не отлучаться, даже на балкон, а то рискую ее упустить — если Яна Яхонтова, конечно, вообще соберется покидать свою комнату этой ночью.
В спальню я вернулась уже только под утро. Хоть мы с Талей и договорились меняться каждые два часа, но половину ночи все равно провели за поеданием чипсов и шоколадок, которые сестра притащила с кухни, и обсуждением всякой ерунды вроде старых добрых сериалов или цветов туфель, которые обещают быть в моде весной, как будто последнего года в нашей жизни и не было вовсе.
На полу возле шкафа сиротливо валялась черная толстовка, которую я, переодевшись, забыла отнести в корзину для стирки. Словно испугавшись за одну из немногих по-настоящему дорогих мне вещей, я поспешно схватила ее и прижала к груди. Эта кофта осталась буквально единственным, что я привезла с собой из Лондона. Джинсы уже давно протерлись во всех непотребных местах, и их пришлось выбросить, потому что они были уже ни на что не годны. Старенькие балетки догрыз Бродяга, а кожаный рюкзак, и раньше не первой свежести, за прошлое лето совсем истрепался, молния проржавела от дождей, и к зиме пришлось попрощаться и с ним. Тот ворох жуткой вульгарной одежды, которой я притащила с собой целый чемодан, я недрогнувшей рукой выбросила еще осенью, когда наводила в своей комнате порядок.
Если бы четырнадцатилетней мне кто-нибудь сказал, что модная одежда — не единственный способ добиться уважения, а мои прошлые одноклассники — вряд ли те люди, от которых мне следует его добиваться, может, моя жизнь сложилась бы совсем по-другому? Хотя нет, ну конечно нет. Я бы, наверное, попросту не поверила в такое.
Когда я возвращаюсь из прачечной и снова закрываю за собой дверь в спальню, меня настигают звуки первого будильника.
— Семейный совет в десять, так что школа отменяется, — скрестив руки на груди, присаживаюсь на кровать рядом с Костей. — Ты ведь сможешь соорудить себе больничный?
— И это вместо «доброе утро»? — ворчит парень в перерывах между недовольным мычанием. — Что такого случилось, что нельзя перенести на вторую половину дня?
Очень хочется расписать в красках прямо сейчас, но я берегу силы, хотя во мне плещется около двух литров энергетиков, позаимствованных у Марса, который оказался их большим любителем и включил в список субботней закупки целую коробку. Мы с Талей, решив не ломиться к нему в комнату ради такой мелочи, просто стащили несколько банок из холодильника, восполнив поредевший ряд милой запиской о том, что обязательно все вернем к следующему вечеру. В конце концов, этот Марс даже не скидывался на свои энергетики, так что жаловаться ему не на что.
— Доброе утро, — я награждаю заспанного Костю ослепительной улыбкой и легким невесомым поцелуем. — Можешь не спешить, сейчас еще даже шести нет.
Кое-как сползая с кровати, я уже предвкушаю долгожданный душ, до которого я волей судеб не добралась вчера. Только за это Яну Яхонтову можно было возненавидеть, но у меня почему-то не получалось.
Не проходит и пары секунд, как парень мягко, но крепко перехватывает мою руку. Вроде обычное прикосновение, нежное даже, но если дернуть — не отпустит.
— Опять не спала всю ночь? — скорее утверждает, чем спрашивает. Не дожидаясь моего вопроса, сразу поясняет: — Ты никогда не встаешь так рано.
Вздохнув, я киваю — а что еще остается?
— Я не должна тебе говорить до совета, — нервно кусаю губы. Всего-то четыре часа.
— Тогда не говори, — парень пожимает плечами с напускным безразличием.
Как же хочется иногда, чтобы он просто запретил мне куда-то лазить по ночам, прилепил к себе и решил бы вместо меня. Ах, да, с самого начала он именно это и делал, а в итоге добился только моего побега. Отрезвляющее напоминание о том, что я сама выбрала быть сильной, а иначе я просто не выдержу долго, опять сбегу.
— Но я скажу, — продолжаю, будто не услышав брошенной им фразы. — Мы с Талей всю ночь следили за одним человеком, чтобы ничего не натворил, — как объяснить лучше, я не знаю.
Лицо парня светлеет.
— Все-таки не доверяете этому Сатурну? — понимающе улыбается он.
Я просто стараюсь не закатывать глаза, хотя сейчас очень хочется.
— Его зовут Марс, и, кстати, он чист — мы проверяли от и до. Дело совершенно в другом человеке, но большего я сказать пока не могу, — в качестве извинения беру его лицо в свои ладони и оставляю на губах легкий поцелуй. — На семейном совете все узнаешь, но до него мы с Талей обещали друг другу никому не рассказывать.
Костя нехотя соглашается, потому что спорить бесполезно, только время потратим зря. К тому же, и правда четыре часа подождать всего.
Я могла бы сказать и сейчас, могла бы — мы с Талей, в общем-то, не договаривались, скорее поняли друг друга без слов. Но Костя не смог бы скрыть реакцию на новость, особенно утром, спросонья, и Ник наверняка спросил бы, в чем дело. Мне было прекрасно известно, что от лучшего друга у Кости утаивать не вышло бы, пусть даже каких-то жалких четыре часа. Несмотря на все разлады в прошлом, которым я была причиной, эти двое всегда, может, даже до моего рождения еще, были чем-то большим, чем друзья — почти как братья. Мне ли было не знать, что такие связи бывают не менее, а порой и куда более крепки, чем родственные?
Но и родственные связи, конечно же, никто не отменял.
Именно поэтому, когда часы бьют десять, а мы размещаемся в только что выбранной нами уютной гостиной в бирюзово-золотых тонах, мне очень сложно смотреть Нику в глаза. Ощущение складывается, как будто не Яна, в которую старший брат влюблен без памяти, нас предала, а я — его.