— Джина Александровна?

Я оборачиваюсь на голос. Яна Яхонтова, устроившись в кресле, нервно постукивает пальцами по полюбившейся ей нежно-голубой чашке, и я думаю, что когда Яхонтовы будут от нас уезжать, надо бы эту чашку ей подарить. Получив мое внимание, Яна сразу теряется: вскакивает на ноги, задевает кофейный столик, а поднимая его на место, роняет уже чашку, и ловит только тогда, когда ее содержимое уже на полу. По паркету растекается ароматная чайная лужа, и я, потерев виски, присаживаюсь на корточки и помогаю Яне промокнуть ее салфетками: горничные, должно быть, уже отдыхают, и отвлекать их из-за такого пустяка не хочется.

— Ты какая-то нервная сегодня, — без скрытых смыслов подмечаю я. — Ну, то есть, еще более нервная, чем обычно.

Голубая чашка, спасенная от падения минутой ранее, всё-таки разбивается.

Яна издает невнятный тихий писк вперемешку с извинениями, и у меня уже гудит в ушах от всех окружающих звуков, к которым примешивается визгливое тявканье прибежавшего на голос хозяйки Пуфика. Наконец, успокоившись немного, Яна вдруг очень серьезно, со страшным до жути взглядом заявляет:

— Есть важный разговор.

Кажется, будто она еще вот-вот схватит меня за руку, и после уже трех подряд почти бессонных ночей сознание смешивает всё воедино, и уже я сама не прочь ухватиться за Яну, удержать ее, но никак не могу понять, от чего. Вздохнув, сбрасываю с себя наваждение, провожу ладонью по лбу и зарываюсь пальцами в волосы, отгоняя внезапное желание снова подстричься покороче.

— До утра не подождет? — уточняю на всякий случай, даже не ожидая ответа: по Яне и так всё видно. — Тогда давай через час в моем кабинете? — девушка кивает. Уже собравшись уходить, добавляю всё-таки: — И да, по отчеству ко мне необязательно, — пытаюсь изобразить непринужденную улыбку, но получается плохо, словно кривое подобие. Мне определенно нужно задуматься над режимом сна.

Не дожидаясь ответа, бреду обратно в спальню, до которой так и не дошла с момента возвращения: надо переодеться, черт возьми, и я бы с радостью натянула пижаму, а еще лучше — Костину футболку или рубашку, потому что его вещи всегда были большими и уютными. Но вместо этого приходится выбирать чистые джинсы — чтобы непринужденно, но не совсем уж по-домашнему — и какой-нибудь подходящий верх. Как назло, все блузки выглядят слишком официально, а свитера и кофты — наоборот, и, помучавшись немного, я останавливаюсь на тонком, но вполне изящном топе и бордово-малиновом вязаном кардигане, который, похоже, по случайности затесался ко мне из Талиной гардеробной.

И понадобилось же Яне Яхонтовой поговорить именно сейчас! Я была даже не в силах гадать, что послужило причиной, но была уверена, что с этим вполне можно было повременить до завтра: уж за ночь точно ничего бы не произошло. Как хорошо, что я взяла время хоть немного привести себя в порядок и освежиться, а то мне уже стала мерещиться всякая дичь.

Направляясь на кухню с целью добыть кофе, я сталкиваюсь с Костей, который, похоже, уже допивает вторую чашку.

— Может, вина? — предлагает так соблазнительно, что отказаться будет преступлением.

— Лучше водки, — насупившись, усаживаюсь рядом. — Нет, я от капли алкоголя усну на месте, а есть еще дело, — улыбаюсь в надежде, что парень не начнет ничего выяснять, а то я и сама пока ровным счетом ничего не знаю. — Поэтому всё же кофе.

— С лимоном — самое то сейчас, — он протягивает мне чашку. Как будто чувствует, что спрашивать про дело сейчас и впрямь не стоит.

Я уже приготовилась давиться горьким, потому что с такой крепостью, как мне сейчас нужна, кофе уже и на кофе-то не сильно похож, и с ровным лицом такое не выпить. Но лимон сглаживает горечь, оставляет приятное послевкусие на языке, и, опустошив чашку, я даже съедаю заветные две дольки. Костя по-доброму смеется, глядя на это дело, и мягко целует меня в макушку.

Господи, я просто прошу, чтобы у нас было еще время.

В назначенный час я поднимаюсь на второй этаж, где мы обустроили свои домашние кабинеты. Процесс выбора мебели и дизайна был, конечно, увлекательным, но потом, на практике, я пользовалась своим помещением всего пару раз. Почти всё время уходило на школу и офис, и работать еще и дома было попросту некогда: и так почти не остается времени на нормальный сон. Кажется, теперь хотя бы понятно, для чего еще такой кабинет может пригодиться: беседа без лишних ушей. К сожалению, пока что мы слишком уязвимы, чтобы с комфортом обсудить важные вопросы в одной из гостиных.

Уловив боковым зрением движение в мою сторону, отшатываюсь назад, и как раз вовремя.

— Я с тобой, иначе Дима меня убьет насмерть! — скороговоркой проносится Таля. Сестра пролетает мимо меня, потом, сообразив, притормаживает и делает шаг назад. — А ты куда?

Я вкратце обрисовываю ситуацию, хотя Таля с радостью пошла бы сейчас и в пасть к Бармаглоту. Мы даже расположиться в кабинете не успеваем, только нажать на первый попавшийся выключатель, как слышится вкрадчивый стук в дверь.

Яна Яхонтова выглядит на удивление спокойной. Расчетливый холод в ее глазах, которого я никогда раньше не замечала — а был ли он вообще? — обдает зимней стужей, и я еле сдерживаюсь, чтобы не поежиться, до того мне неуютно находиться с ней сейчас в одном помещении. Чувство, что что-то не так, лишь нарастает, и Таля коротко сжимает мою ладонь своей, чтобы приободрить. Я киваю в немой благодарности: не здесь проявлять эмоции. Не при Яне.

Яна, которая так хотела поделиться чем-то важным, молчит.

— Что случилось? Сама расскажешь или под пытками? — я спрашиваю, конечно же, в шутку, но твердо, боюсь, что голос случайно дрогнет, и Яна, кажется, воспринимает мои слова всерьез.

— Сама, — она стоит в нерешительности, и я кивком позволяю ей присесть, параллельно усаживаясь в свое кресло, а Таля, долго не выбирая, опирается прямо на массивный итальянский стол из мореного дуба.

В кабинете царит полумрак: плотные шторы задернуты, не пропуская даже отблески фонаря или гирлянд с улицы, а вместо верхнего света горит лишь настольная лампа, бросая неяркие отсветы на стены. Напряжение в воздухе ощущается настолько, что протянешь руку — и можно будет потрогать. Я совсем не к месту ловлю себя на забавной мысли, что для полной гармонии в эту атмосферу не хватает только портрета Вито Корлеоне над столом.

— Ну так начинай, — нетерпеливо требует Таля.

Пока Яна собирается с мыслями, я достаю сигарету из пачки: не знаю, что там уже случилось, но думаю, по-другому этот разговор не пережить. Таля оказывается того же мнения и закуривает еще быстрее, чем я успеваю поднести фильтр ко рту, хотя раньше за сестрой не водилось такой привычки.

— Я шпионила за вами, — спокойным ровным голосом говорит Яна Яхонтова, глядя мне в глаза.

Такой поворот, совсем неожиданный, заставляет меня поперхнуться, но я быстро беру себя в руки. Почему-то очень хочется не верить в услышанное.

— Что это значит? — главное — не выдавать волнение и унять невесть откуда взявшуюся дрожь в пальцах. Не разрывать зрительный контакт.

— То и значит, — отворачивается она, но почти сразу возвращает прямой взгляд. — Я выполняла поручения Богдана Синицына, вам ведь знакомо это имя, я знаю.

Мне кажется, что Яна тоже сейчас стрельнет у меня сигарету или хотя бы попросит о ней — я бы не отказала — но она хорошо понимает свое положение, поэтому даже не пытается.

— Да уж, знакомо, — вздыхаю я. — Никогда бы не подумала, — лучше бы Яна Яхонтова всё это выдумала, но чутье подсказывает, что она говорит правду. — Почему ты решила нам рассказать? — очень хочется добавить что-нибудь по-детски обидное, например «вот шпионила бы и дальше», но приходится сдержаться: Яна и без того смотрит на меня, как на маленькую, словно я еще не доросла, чтобы такое понимать.

— Я неоднократно пыталась выйти из этой игры, но он постоянно угрожал расправой мне и моей семье, и я решила сменить тактику, — в ее светлых, почти прозрачных глазах появляется какой-то болезненный блеск. — Я устала бояться и ничего не значить, — мы с Талей никак не реагируем. Я пока даже не знаю, какая реакция может здесь быть, своим признанием Яна Яхонтова как будто шарахнула камнем по голове. — Начала проявлять инициативу, делать вид, что меня устраивает моя роль, но на самом деле старалась давать Богдану ложные сведения о вас и собирать информацию о нем. Всё хранится в моей комнате, — сообщает Яна. — Меня вычислили. Богдан знает, что я решила играть против него, и другого шанса признаться во всём у меня может и не быть.