– Счастье-то какое, – проворчал Мурасаки. – Я думал, ты никогда не догадаешься. Пошли, стадион большой, у нас тут много всяких фигур. Только больше подсказок не будет.

– Ладно, – сказала Сигма. – Но и спорить мы больше не будем.

– Жаль, – вздохнул Мурасаки. – У меня еще полно желаний на твой счет.

Сигма с ненавистью смотрела на планшет. Она бы с радостью расколотила его о стол. И швырнула на пол. И вполне возможно, ему бы даже ничего не сделалось. Но учитывая, что она все-таки деструктор, может, и сделалось бы! Если не планшету, то столу. Или полу. Или всему коттеджу! А даже если и всего-то планшету, то потом идти за новым, оформлять, настраивать, возвращать все доступы… Нет, спасибо, это мы уже проходили в прошлую сессию.

– И чего ты бесишься? – не поднимая головы, спросил Мурасаки.

Он читал какую-то бумажную книгу, лежа на диване, и даже не смотрел в сторону Сигмы.

– А что ты читаешь? – спросила Сигма.

– Разборы нетипичных проблем, возникающих в личностных коммуникациях, и способы их решения. Нашел в городском книжном магазине, представь себе, а не в нашей библиотеке. Очень интересно.

– Ну и читай, не отвлекайся, раз интересно.

– А ты не раздражайся. Думаешь, я ничего не чувствую?

– Иди к себе домой и там читай в тишине и покое, раз такой чувствительный!

Сигма поискала глазами, чем бы запустить в Мураски, но не нашла.

– Могу сварить тебе кофе, – отозвался Мурасаки, переворачивая страницу.

– Я не хочу кофе!

– Я тебе не пить сварю, а обливаться. Может, тебя это успокоит?

– Ничего меня уже не успокоит!

Мурасаки с шумом захлопнул книгу, отложил ее в сторону и перебрался за стол напротив Сигмы.

– Начинаем второй раунд. Почему ты бесишься?

– Потому что я не понимаю, зачем все это нужно! Все эти вписанные во все места шары, биссектрисы углов, диагонали параллелепипедов и неравносторонние трапеции. Зачем?

Мурасаки изумленно смотрел на Сигму.

– Ты серьезно?

– Куда уж серьезнее! Похоже, что я шучу?

Мурасаки покачал головой.

– Ты же умная. А это простые вещи.

– Так объясни мне, раз для тебя они простые.

Мурасаки задумался.

– Ага, я придумал, – наконец сказал он. – Представь, тебе надо взорвать астероид.

– Как именно взорвать? Как он движется? И где? Из чего он состоит?

– А зачем тебе все это знать?

– Потому что если взрывать его, чтобы уничтожить до молекул, – это одно. А если нужен рой осколков, движущихся по его траектории, то совсем другое. А если нужны мелкие осколки, разлетающиеся в разные стороны с причинением максимального ущерба окружающим, то это уже совсем третье.

– Ну вот, – сказал Мурасаки. – Все правильно. Представь, что он круглый. И тебе надо много осколков во все стороны. Тогда как?

– Из центра, наверное. Если плотность материи одинаковая, – Сигма покусала губы.

– А если он неоднородный? Скажем, снаружи железо, а в центре алмазный кристалл?

– Откуда там возьмется алмазный кристалл?

– Да какая разница? У тебя откуда внутри кости? – ехидно спросил Мурасаки. – Может, я занимаюсь контрабандой алмазов, а ты собираешься у меня украсть парочку.

Сигма хмыкнула, открыла планшет и нарисовала астероид, потом задумчиво спросила у Мурасаки.

– А большой внутри алмаз?

– Допустим, грань – одна шестая диаметра астроида. Не буду же я по мелочам размениваться!

Сигма провела диаметр, отметила центр, поделила диаметр на шесть частей и вдруг нахмурилась.

– А какая у алмаза кристаллическая решетка? – спросила Сигма. – Не помнишь?

– Кубическая гранецентрированная. Восемнадцать атомов. Тетраэдры. Кто у нас тут фанат элементарного разложения, а? Теперь понятнее?

Сигма начала прикидывать, как расположить кристалл, чтобы он был нужного размера, где должен быть его центр и вдруг поняла, чем она занимается. Вписывает много-много тетраэдров в куб, а куб в свою очередь в шар. Сигма ошеломленно смотрела на Мурасаки. Так вот зачем все!

– Я поняла! Так вот зачем это нужно! Мурасаки! Я бы тебя расцеловала, если можно было бы!

– Про поцелуи Кошмариция ничего не говорила, – улыбнулся Мурасаки и подставил щеку. – Целуй, я не против.

Сигма обошла стол наклонилась к Мурасаки, положила руку на плечо, но вдруг поняла, что не может даже просто по-дружески поцеловать Мурасаки в щечку, как целовала Ипса или Фи при встречах. Это было бы… как переступить черту. Подойти слишком близко. Вместо поцелуя Сигма прижалась щекой к щеке Мурасаки. У него была гладкая и очень нежная кожа. Это было так неожиданно. И в тот момент, когда Сигма собралась выпрямиться и вернуться на свое место, Мурасаки крепко обнял Сигму одной рукой за талию и замер. Кажется, даже перестал дышать. Сигма ощущала его теплое дыхание на своей шее, прикосновение его кожи к своей. И где-то под пальцами отдавался пульс на его шее. Частый. Слишком частый.

– Это не очень похоже на поцелуй, – наконец, прошептал Мурасаки.

– Ага, – выдохнула Сигма. – Думаю, нам надо подождать с поцелуями. Пока не сдадим экзамены.

– А может, ты просто не знаешь, как это делается?

Сигма промолчала. Конечно, она знала. Но если она сейчас ответит, именно этим все и закончится. Поцелуями. И хорошо, если только ими.

Мурасаки коснулся губами ее шеи и отстранился.

– Это делается вот так. Теперь после экзаменов ты должна мне не только фотографию.

– Ладно, – сказала Сигма. – Договорились.

Она снова села на свое место и никак не могла заставить себя посмотреть на Мурасаки. Ей все еще казалось, что она чувствует его руку на своей талии, его теплое дыхание. Еге близость. Его губы.

– Сигма, – тихо сказал Мурасаки. – Давай не будем делать вид, что ничего не было и нет. Нам от этого будет хуже.

– Откуда ты знаешь? – она все еще рассматривала куб, вписанный в шар. Алмаз внутри железного астероида. – В книге своей прочитал?

– Ага, – Мурасаки протянул руку и накрыл ладонью ладонь Сигмы. – Да посмотри же ты на меня!

Сигма подняла глаза и тут же опустила. Ей даже смотреть на него было больно. Но теперь она смотрела на его ладонь – смуглые тонкие пальцы, неожиданно выступающие вены. Красивые руки. И вообще он весь красивый, чего уж там. Можно, наконец, признаться, что это так и есть. Что ей нравится, как он выглядит. Как он двигается. Как он разговаривает. И когда он рядом. Сигма вздохнула и посмотрела на Мурасаки.

– Ну вот, я смотрю на тебя, что дальше?

– Ты мне нравишься, – сказал Мурасаки.

– Хорошо, – сказала Сигма.

– И все? – Мурасаки склонил голову к плечу. – Не будет никаких ехидных замечаний по поводу того, что мне нравятся все девушки, или что это мой метод соблазнять второкурсниц или еще чего-нибудь в том же роде?

– Нет, – ответила Сигма. – Не будет. Мне не хочется шутить на эту тему.

– Почему?

Сигма набрала побольше воздуха, как перед любым делом, которое требует много сил. Неважно каких – физических или нематериальных.

– Потому что мне приятно это знать. Что я тебе нравлюсь. И не надо спрашивать, почему.

– Почему? – тут же спросил Мурасаки.

Сигма запустила в него планшетом, но Мурасаки успел схватить его за угол, а потом просто положил на стол.

– Ну вот, теперь ты снова похожа на себя. Кстати, не очень хорошая идея швыряться планшетами.

– Я знаю.

Сигма притянула планшет к себе, посмотрела – нет, не разбился, не треснул, ничего такого.

– Ладно, давай учиться, – сказала Сигма.

– А ты сможешь?

Сигма пожала плечами.

– Если не смогу, мне же хуже.

Мурасаки встал, обошел Сигму и обнял сзади за плечи. Уткнулся в ее затылок. Это было так неожиданно и так естественно. Будто он всю жизнь так и делал. Будто она знала, как это бывает, когда тебя так обнимают. Когда тебе сразу легко и спокойно, и очень приятно. Как в тот момент, когда ты проваливаешься в сон. Ушли неловкость и чувство вины, осталось только тепло. Как зимой, когда входишь с мороза в дом.