– Ох, вот это дела, – пробормотал Мурасаки.

Земля все еще плыла под ногами, но по крайней мере, в глазах прояснилось. На слабых ногах Мурасаки сделал пару шагов и упал на скамейку.

– Малыш, похоже, самый слабый из нас, – проворчал Раст, присаживаясь рядом с Мурасаки. – Или самый чувствительный.

Мурасаки вяло махнул рукой. Мир вокруг выглядел таким родным и домашним, что хотелось обнимать каждый кустик.

– Так странно это все, – Чоки расхаживал по поляне, дважды обошел вокруг часов, остановился у них и поднял голову вверх. – Не лучшее место для солнечных часов. Вообще неудачное. Низина. Деревья вокруг. Я думаю, это не часы, вот что.

– А что? – спросил Раст.

Чоки пожал плечами.

– Откуда мне знать? Мурасаки, как ты нашел это место?

Мурасаки понадобилось пару секунд, чтобы понять, о чем его спрашивает Чоки.

– Никак не нашел. Просто гулял по парку и нашел, еще на первом курсе. Я часто сюда приходил.

– Один?

Мурасаки задумался, вспоминая.

– Вроде да. Осенью с Сигмой заглядывали, когда учебный корпус закрыли. Учили здесь теорию вероятностей.

– Но это ты ее сюда привел, да? – строго спросил Чоки.

– Не знаю, – пожал плечами Мурасаки. – Наверно. Просто искал в парке тихое место, чтоб нормально позаниматься.

– А твои шумные компании девочек? – спросил Раст. – Вы сюда приходили когда-нибудь?

Мурасаки покачал головой.

– Нет, не помню.

– Странно, место ведь подходящее. Смотри, и скамеечки удобно стоят, и посторонние туда-сюда не ходят… Не знаю, малыш, по мне так самое лучшее место для тусовки с однокурсницами.

– Никогда не обращал на это внимания. Парк большой, здесь много разных мест для тусовок.

Чоки покачал головой.

– Знаешь, Мурасаки, мне кажется, что твой парк намного больше нашего, да, Раст?

Раст задумчиво кивнул.

– А знаете, что я думаю? Хорошо бы посмотреть на план парка. Он же наверняка есть на картах города, правда? Проверили бы, есть ли там эта полянка.

Мурасаки кисло улыбнулся.

– А я-то думал, я здесь самый умный.

– Ты вообще настолько тупой, что этого не замечаешь, – сказал Чоки. – Поэтому считаешь, что самый умный.

Мурасаки рассмеялся. От Чоки эта фраза почему-то звучала совсем необидно. Примерно так же, как от Сигмы ее ласковое «придурок».

– Хорошо, – сказал Мурасаки, – я буду иметь в виду, что теперь за отчеты и расчеты на практикуме у нас в паре отвечает Раст. Как самый умный.

Раст пожал плечами и достал планшет, повозился с ним, потом покачал головой.

– Смотрите, Чоки прав.

На плане парка поляны не было. Был главный вход, была даже боковая аллея, которая вела к поляне, но небольшой дорожки, которая отходила от аллеи к поляне, не было. Поляны не было тоже. Прямо по этому месту, где должна быть поляна, проходил участок трассы для бега с препятствиями.

– И что это значит? – спросил Мурасаки. – Может, трассу перенесли? Сократили?

– А карту не обновили? И вообще, зачем кому-то понадобилось переносить трассу, чтобы построить солнечные часы?

– Мало ли, всякое бывает, – пожал плечами Мурасаки.

Они сидели за кофе на нейтральной территории. Материя здесь не отличалась стабильностью, зато сюда можно было попасть быстро из разных миров.

– Ты не сдала мне все досье на Сигму, – раздраженно сказала Эвелина, как только на столике появились две чашки с кофе, а официант исчез. Десерт никто из них брать не стал – кофе в любом мире оставался кофе, а мнения вкусовых рецепторов относительно остальной органики могло оказаться не самым приятным.

– Так ты из-за нее меня вызвала? – подняла брови Констанция. – Конечно, я дала тебе полное досье на Сигму.

– Там ничего нет, – яростно возразила Эвелина.

Констанция пожала плечами.

– А что ты там ожидала увидеть? Сигма – заурядная девочка со способностями чуть выше среднего. У нее единственный пик в одаренности – это коммуникации. Из достоинств – она нацелена на максимально полное использование всей доступной ей информации. Это ей помогает учиться, конечно. Всю теорию она перекладывает на утилитарный уровень, – Констанция пожала плечами. – Если доучится до конца, будет хорошим практиком. Довольно ценным. Знаешь, таким мастером на все руки, который использует все подручные средства. Я знаю, что у приемной комиссии были сомнения, на какой факультет ее зачислять. Можешь поговорить с кем-нибудь из них.

Эвелина покачала головой.

– Мы как будто говорим о двух разных людях. Какие коммуникации, ты о чем? Она не считает нужным даже делать вид, что проявляет уважение ко мне… или придерживается субординации.

Констанция улыбнулась.

– Это твои проблемы, Эвелина, ты не думаешь? Как ты себя поставила, так она себя и ведет. Что ты сделала такого, чтобы она тебя уважала?

Эвелина нахмурилась.

– А ты?

Констанция пожала плечами.

– Я просто демонстрирую свое могущество и превосходство над ними всеми. Постоянно.

– Хорошо, эту ошибку я исправлю, – кивнула Эвелина. – Но она же ни с кем не общается! Ни друзей, ни общих дел. О каком пике коммуникаций идет речь?

Констанция вздохнула.

– У меня такое ощущение, что мы говорим об одном и том же человеке, но ты не читала досье.

– И что же я там упустила? – ядовито спросила Эвелина.

– Сигма – влюбленная девочка. Ее разлучили с любимым мальчиком. Конечно, она не хочет ни с кем общаться, ей нужен только он. На других у нее не вырабатывается окситоцин. У нее гормональная ломка.

Эвелина растерянно моргнула.

– Гормоны? Констанция, нельзя все сводить к физическому телу!

– У нас с тобой нельзя, а она всего лишь второкурсница. Хочешь мой совет? Загрузи ее учебой и работой по уши и даже выше. Придумай ей дело, которое заставит ее общаться с каждым студентом, – Констанция с трудом сдержала зевок, открыла свою сумочку и вынула из него золотистый тоненький планшет. Посмотрела на него с отвращением. – Какая гадость, эти адаптирующиеся под реальность устройства. В жизни бы не выбрала себе такой безвкусицы.

– Тогда зачем ты его достала?

– Хочу тебе показать кое-что, – Констанция развернула планшет к Эвелине. – Полистай.

Эвелина задумчиво рассматривала фотографии.

– Интересные снимки. Но зачем ты мне их показываешь?

– Их делала Сигма. Ее многие просили сделать фотографии для своего профиля. Используй ее. Пусть обновит профили всех студентов вашего филиала. Заодно проявит свои таланты.

Эвелина с недоверием смотрела на Констанцию.

– Сигма? Эта злобная гадюка может делать такие красивые портреты?

Констанция лучезарно улыбнулась.

– У злобных гадюк много скрытых талантов.

– Не сомневаюсь, – пробормотала Эвелина, возвращая планшет Констанции. – И я знаю еще об одном, едва ли тебе известном. Она пробила защиту и разрушила часть стены в своей комнате. И сняла защитные замки в старом переходе.

Констанция несколько секунд изумленно смотрела на Эвелину.

– А вы проверяли защиту комнаты перед тем, как заселить Сигму?

– Зачем?

– Тогда может быть, дело не в защите, а в вашей беспечности?

– Но замки я проверяла! – воскликнула Эвелина. – Она проходит сквозь них, будто их нет.

Констанция пожала плечами.

– Так выясни, в чем причина, теперь ты ее куратор, а не я. Может, твоя манера закрывать замки устарела, а может, Сигма знает, как их открывать. А пока не выяснишь, не разрешай ей шляться по всей территории. В чем проблема?

Эвелина вздохнула.

– Проблема в том, что у нас разные методы работы со студентами, Констанция. Но я приму во внимание твой совет.

Констанция снисходительно улыбнулась.

– И займитесь обновлением всей защиты в своем филиале.

Констанция ушла, не притронувшись к своей чашке, а Эвелина осталась пить кофе и думать над тем, что услышала. Сигма и в самом деле выглядела заурядной девочкой. Может быть, Констанция права, и Эвелина зря подняла тревогу?