– Раст сказал, что обожает реветь в эту рубашку.

– На самом деле я сказал, что если бы я был на твоем месте, только в эту бы рубашку согласился плакать, – мягко возразил Раст.

– То есть, – Мурасаки переводил взгляд с одного парня на другого, – вы сидели, болтали друг с другом и решили, что надо пойти и довести меня до слез? Так что ли?

– Мы не совсем сидели, – подмигнул ему Чоки.

– Вообще, мы тоже почти легли спать, – многозначительно добавил Раст, протягивая Мурасаки стакан воды.

– И у вас в постели оказались крошки? – улыбнулся Мурасаки. – Которые мешали вам уснуть?

Чоки вздохнул и посмотрел на Раста.

– Тебя не касается, что у нас оказалось в постели, Мурасаки. Мы пришли к тебе потому что… – Раст тоже вздохнул, – мы за тебя испугались.

– Мы давно тебя не видели, – объяснил Чоки. – Только твою физическую оболочку. Не тебя. Не говори, что не понимаешь, о чем я.

Мурасаки кивнул и выпил воду. Прислушался к себе. Внутри была пустота. Не та тоскливая, безнадежная черная пустота, что съедала его последнее время. А та, которая похожа на усталость после хорошо выполненной работы. Странно, ведь он ничего не делал. Ровным счетом ничего.

– Ладно, – кивнул Мурасаки. – Раз я собирался спать, вы тоже почти легли спать… может быть, мы тогда пойдем и уже в конце концов ляжем спать все вместе? Только обещайте меня больше не обнимать.

– Делать нам больше нечего, – сказал Чоки, – как обниматься с тобой.

– И все равно я не понимаю логической связи между вашей постелью и мной.

Чоки с Растом рассмеялись, будто Мурасаки очень забавно пошутил.

– Мы не влюблены в тебя, Мурасаки.

– Да уж, я заметил.

– Но ты нам нравишься.

– Ты всем нравишься.

– Поэтому мы не радовались тому, что Сигмы нет.

– А что, остальные радовались?

Чаки и Раст кивнули почти одновременно, и Мурасаки снова захотелось плакать. Он пошел в спальню, не сомневаясь, что Раст и Чоки последуют за ним – и не ошибся. Он упал на постель, дождался, пока парни устроятся рядом с ним, погасил свет и только потом разрешил себе заплакать. Но уже совсем тихо, без всхлипов. Просто слезами.

– Мы остановились на том, что я вам нравлюсь, – сказал Мурасаки, когда понял, что снова может говорить, – но это же еще не повод заваливаться ко мне ночью.

– Вот мы про это и говорим, – заговорил Раст. – Когда рядом с тобой кто-то спотыкался, ты подавал руку. Когда мы собирались поругаться, ты нас мирил. Знаешь, почему все тебя любят? Не потому, что ты красавчик. А потому что ты был теплым. Будто все мы твои друзья. Тебе улыбнешься – ты всегда улыбнешься в ответ. Пошутишь на ровном месте. А теперь ты не видишь никого.

– Ты прячешься, – сказал Чоки. – Раньше ты заходил в корпус, и я знал, что ты здесь. Все знали. Это как солнце, можно не смотреть на небо, но ты знаешь, когда оно светит, а когда нет. Вот тебя как будто больше нет, даже если ты с нами, – Чоки помолчал и с возмущением добавил. – Но я не понимаю, почему нельзя было сказать, что тебе плохо? Я же тебе говорил!

Мурасаки вздохнул.

– Потому что я не понимал, что мне плохо. Солнце… оно вообще не очень понятливое, оно просто светит и все.

Чоки фыркнул.

– Зря я тебя сравнил с солнцем. У тебя будет мания величия.

Мурасаки улыбнулся. А потом подумал, что в темноте они не видят его улыбки.

– Спасибо, что пришли. Мне вас очень не хватало.

– Нам тебя тоже, – сказал Раст. – А теперь спи.

– И вы тоже спите, – угрожающе сказал Мурасаки. – А если вам не спится, то валите отсюда.

– Нам спится, – проворчал Чоки и добавил, – солнце.

Мурасаки стоял на крыльце своего коттеджа и пил кофе. Воздух был влажным, низкие тучи обещали снег. Мурасаки вздохнул – сколько снега выпало уже этой осенью, страшно подумать. Хотя были этой осенью вещи и пострашнее снега. Мураски покачал головой, отгоняя грустные мысли. Надо идти завтракать, а то опять придут парни, еще и завтрак на свой вкус принесут и заставят съесть. Нет уж, лучше он сам выберет себе еду, пока может выбирать хотя бы это. Мурасаки занес кружку домой, взял сумку и отправился в студенческий центр.

Блуждая между колоннами, он услышал раздраженный голос Чоки и прибавил шаг, чтобы окликнуть его. Но замер, потому что кто-то сказал «Мурасаки», и этим кем-то был Раст.

– Мурасаки – это вам не трофей, – со злостью говорил Раст. – А вы за него грызетесь, как шакалы за кусок мяса.

– Кто такие шакалы? – прервала его Корал.

– Падальщики, – ответил Чоки.

– Мы не падальщики, – резко сказала Марина.

– Я думал, вы его любите, – продолжал Раст. – Что вы видите, что с ним творится. Мы ждали до последнего, что вы ему поможете. А вы даже не заметили ничего. Глупые девочки!

– Что это мы должны были заметить? – язвительно спросила Марина. – Он, конечно, не общался с нами, как раньше, но хотя бы не обзывался падальщиками, как ты. И вообще, что вы так взвились, а? Простой же вопрос был.

Мурасаки вздохнул. Интересно, что это был за «простой вопрос», который вывел из себя даже Раста? Хотя в чем-то Марина была права – он сам тоже думал, что замечать совершенно нечего. Что с ним все в порядке и все под контролем. До тех пор, пока к нему не заявились парни и он не проревел почти всю ночь напролет. И только после этого он понял, как далек он от того, чтобы быть в порядке.

– Простой вопрос? – подозрительно мягко спросил Раст. – Так что же вы ему его не задали, а? Ну подошли бы, спросили, так и так, Мурасаки, что с тобой происходит, что тебя связывает с этой парочкой?

Мурасаки вышел из-за колоны, лучезарно улыбаясь.

– Мне показалось, или вы говорили обо мне?

Все оказалось даже хуже, чем он думал. Чоки и Раст разговаривали не с Мариной и Корал. Парней окружили чуть ли не все девушки курса: Вайолет, Лал, Бли и все остальные.

– У нас здесь собрание курса? – продолжая изображать невинность, спросил Мурасаки. – А меня не позвали?

Чоки неожиданно расхохотался.

– Мурасаки, девушки переживают, что мы из тебя сделали…

– Третьего бога вашего пантеона? – спросил Мурасаки и перевел взгляд на девушек.

Они все смотрели на него, и ему не нравились их лица. Они были как у голодных зверей. Еще немного – и они набросятся на него. Но зачем? Что здесь происходит? Неужели в самом деле – собрание курса? Вряд ли они все одновременно пришли на завтрак. Тем более, что Вайолет всегда с презрением отзывалась о местной еде и готовила себе сама, с первого курса. Бли спала до последнего и могла заявиться на лекции с едой. Марина завтракала рано. Нет, это точно не совпадение.

– Вы обсуждали меня?

– Да, мы говорили о тебе, – резко сказала Марина. – Почему ты нас избегаешь? Нас всех. Мы же заботимся о тебе! Всегда заботились! Ты о нас подумал? Ты хотя бы на минуточку задумался, что мы должны чувствовать, когда ты сменил наше общество на этих… – она бросила злой взгляд на Чоки и Раста. – Сначала какая-то второкурсница, потом эти парни, а мы как будто уже никто и ничего для тебя не значим!

– Да, – холодно сказал Мурасаки Марине. – Ты права. Вы для меня ничего не значите и именно поэтому я вас избегаю.

Мурасаки по очереди посмотрел каждой девушке в глаза, а потом развернулся и направился в столовую.

– Я займу тебе место на лекциях, – крикнул ему Чоки.

– Ага, – весело ответил Мурасаки. – Спасибо!

Мурасаки чувствовал, как девушки смотрят ему в спину. Проклятье! Доигрался со всеобщим обожанием! Теперь они без него жить не могут! А ведь Констанция говорила что-то такое, вспомнил вдруг Мурасаки. И не так уж они не правы, если следовать их логике: они заботились о нем и теперь считают, что он им что-то должен. Возможно, и должен, но что? Уж точно не проводить с ними свободное время, когда ему хочется остаться в одиночестве!

Мурасаки поставил на поднос свои любимые творожные шарики, пиалу с орехами и добавил горячую булочку с корицей. Осмотрел зал. К счастью, пустых столов было полно. Но стоило Мурасаки сесть за угловой столик в дальнем углу, как на свободный край его стола тут же кто-то поставил поднос. Мурасаки медленно поднял глаза.