Сигма кивнула.

– Спасибо, Айн. В следующий раз дам тебе что-нибудь повзрывать.

Айн рассмеялся.

– Меня больше интересуют другие виды разрушения.

– Я заметила, – ответила Сигма. – Ты точно не хочешь погулять?

– Точно.

Сигма развернулась и пошла к спуску в парк. По-настоящему расслабиться получилось только после того, как она услышала стук закрывающихся ворот.

Здесь тоже стояла осень, но климат был совсем другим. Все деревья уже остались без листьев, причем давно – даже те, что лежали на газонах, потеряли цвет и свежесть. Трава под деревьями высохла. По ощущениям вот-вот должен был выпасть снег. Но воздух был теплым. Сигма совсем не мерзла, хотя останься она в прежнем филиале, в такой одежде уже было бы холодно. Интересно, получил ли Мурасаки свой свитер? И как он в нем будет выглядеть? Будет ли носить?

Сигма зажмурилась, пытаясь представить Мурасаки в новом свитере, но не получалось. Чаще всего она почему-то вспоминала его на лестнице, когда увидела в первый раз – смеющимся наглым старшекурсником, озабоченным только тем, как он выглядит на фотографии. И еще – спящим, когда с его лица исчезала улыбка, и он неожиданно казался очень-очень взрослым и уставшим. Поэтому она всегда понимала, когда Мурасаки проснулся, даже если он не открывал глаз, – выражение его лица мгновенное менялось, возвращалось к его привычному, слегка дурашливому изгибу губ, взлетевшим бровям. Сигма снова поняла, что плачет. Она так и будет плакать каждый раз, когда вспомнит о Мурасаки? А Мурасаки – помнит ли он о ней? Конечно, помнит, что за глупые вопросы! Вопрос в том, как долго он будет ее помнить? А она – его?

Сигма не заметила, как оказалась на поляне, до боли похожей на ту, в Академическом парке, где Мурасаки помогал ей разобраться в теории вероятностей. Скамейки, металлическая стрекоза и даже столб с солнечными часами. Сигма замерла и осмотрелась. Может быть, она перенеслась обратно, к себе? Нет, конечно, нет. Это было бы слишком хорошо, чтобы случиться с ней!

Сигма подошла к солнечным часам, но и здесь они оказались сломанными. Изумрудно-зеленый циферблат пошел трещинами, будто стекло, в которое попал камень. Указателя не было совсем. Сигма провела ладонью над циферблатом и снова почувствовала то самое легкое отталкивание. Да, и этим часам тоже нужен был конструктор.

Сигма села на скамейку рядом со стрекозой и уставилась на часы. Почему они сломаны и здесь тоже? Почему их до сих пор никто не починил? Допустим, там часы находятся в городском парке, а городским властям просто нет дела до всяких там сломанных часов на какой-то там поляне в одном из парков. Но здесь-то парк находится в Академии! И пусть сейчас здесь никого нет, потому что идут занятия. Но в остальное время? Особенно летом и весной – здесь наверняка так же многолюдно, как и в их парке. Неужели ни одному конструктору не пришла в голову идея починить часы? Ведь даже ей, деструктору, захотелось это сделать! Причем дважды: там и здесь. Хотя любовью к починке вещей Сигма никогда не страдала. Сигма нахмурилась. Что-то не так с этими часами. Может быть, это не просто часы? Может быть, они не сломаны? Надо найти какого-нибудь вызывающего доверие конструктора и разузнать, в чем дело. Вот только как найти этого конструктора? Здесь их курс тоже обозначался буквами, но принцип был другим, и Сигма все еще его не поняла, а спросить было не у кого. Сигма открыла список контактов. Ладно, сейчас найдем кого-нибудь посимпатичнее. Сигма вздохнула и закрыла список контактов. Сейчас же все на занятиях! Что она так носится с этими часами, как будто от них зависит ее жизнь?

В дверь стучали. Настойчиво, громко и равномерно. Кто бы ни находился за дверью, он явно собирался войти, рано или поздно.

Открывать дверь не хотелось. С другой стороны, сейчас Мурсаки не хотелось вообще ничего. Даже спать. Так что какая разница? Хотя бы стук прекратится. Мурасаки поднялся с дивана и распахнул дверь. На пороге стояли Раст и Чоки.

– Что случилось? – спросил Мурасаки.

– Ты нам не нравишься, – объявил Чоки.

– А вы не могли подождать с этой важной новостью до завтра?

– Мы не уверены, что ты доживешь до завтра, – мягко улыбнулся Раст. – Решили, ты должен знать.

– Впусти нас, – решительно сказал Чоки. – Мы у тебя переночуем.

Мурасаки посторонился и закрыл за ними дверь. И только потом заметил, что под мышкой у Чоки подушки, а Раст держит свернутый в рулон плед.

– Это такой ритуал? – холодно спросил Мурасаки. – Переночевать с тем, кто не нравится? Типа выживет сильнейший и все в таком роде?

Раст развернулся и печально посмотрел на Мурасаки.

– Малыш, мы в сто раз тебя сильнее, ты что, не видишь? Если бы мы собрались мериться с тобой силами, ты бы не выжил. Но ты так выглядишь, что ты в любом случае не выживешь. Даже без нас.

– Какое вам дело, как я выгляжу? – рявкнул Мурасаки.

Раст бросил плед на ближайший стул и обнял Мурасаки. Просто крепко обнял, как будто это было самым обычным делом – обнимать его при встрече. И Мурасаки, в первый момент попытавшийся оттолкнуть Раста, неожиданно для себя тоже обнял его в ответ. Раст осторожно погладил его по голове.

– Вот видишь, малыш, это совсем не страшно, – наконец, сказал Раст. – Быть живым человеком. Даже если ты не человек.

– Я же говорил, – вздохнул Чоки, как будто продолжал давно начатый разговор, – что он подыхает, а ты не верил.

Мурасаки отстранился и даже отступил на шаг.

– Кто подыхает? Я подыхаю? Вы ошиблись!

– Ты подыхаешь, – сказал Чоки. – Со стороны виднее.

Мурасаки распахнул дверь.

– Мы не уйдем, малыш, – мягко сказал Раст. – Нас двоих одновременно ты на улицу не выбросишь, так что побереги силы.

– Я не подыхаю, – упрямо повторил Мурасаки. – Со мной все в порядке.

Чоки с Растом переглянулись.

– Ты же знаешь, что нет, – буркнул Чоки. – Мы поэтому и пришли. Давай сядем и поговорим.

– Я собирался лечь спать, – мрачно ответил Мурасаки, – а не болтать с вами.

– Знаешь, – снова улыбнулся Раст, – мы проверяли. На кровати отлично помещаются три человека, если они просто лежат и разговаривают.

– Тоже мне новость, – проворчал Мурасаки, но дверь захлопнул и прошел в комнату.

– Знаешь, почему ты злишься? – спросил Раст. – Потому что ты скоро заплачешь, но ты не хочешь, чтобы мы это видели. Потому что Мурасаки такой крутой, сильный и вообще нет ничего такого, что могло бы его расстроить. Он со всем справится сам. Настоящий деструктор. Только ты не справляешься, малыш.

– А может, ты перестанешь называть меня малышом? – мрачно спросил Мурасаки.

Раст шагнул к нему, но Мурасаки отступил на шаг.

– Не лезь к нему, Раст, – вдруг сказал Чоки. – Он не хочет с тобой обниматься. Давай я попробую!

И прежде чем Мурасаки успел отскочить, Чоки сгреб его в охапку. Мурасаки попытался вывернуться, но Чоки не отпускал. Мурасаки уперся ладонями в его плечи, отталкивая от себя, но Чоки как будто не замечал усилий Мурасаки. Чоки был как скала, но Мурасаки не отступал.

– Придурок ты, Мурасаки, – тихо и грустно сказал Чоки. – Вообще ничего не понимаешь, да?

Мурасаки покачал головой. Чоки крепче сжал его, и Мурасаки сдался. Расслабился, опустил руки и закрыл глаза. Какая, в конце концов, разница?

– Ну вот, так бы и сразу, – проворчал Чоки, – можешь спокойно плакать.

– Мы никому не расскажем, – добавил Раст, подошел и снова погладил Мурасаки по голове.

Мурасаки вдруг понял, что по его щекам текут слезы, из груди вырываются всхлипы, а внутри развязывается тугой узел, к существованию которого он настолько привык, что считал его нормальным. Мурасаки вцепился пальцами в рубашку Чоки, спрятал лицо в грубой коричневой ткани и плакал, пока не закончились слезы. А когда это случилось, Чоки похлопал его по спине, между лопатками и отпустил.

Мурасаки поднял голову и наткнулся на улыбку Чоки.