Так и есть. Она плакала. Явно пыталась успокоиться, сдержать слезы, запрокидывала голову вверх, закусывала губы, но у нее не получалось – слезы все равно скатывались по щекам. Проклятье! Мурасаки осмотрелся. Как назло – никого. Но не бросать же первокурсницу здесь рыдать в одиночестве! Главное, взять себя в руки и не устраивать ей сеанс психотерапии, а просто переключить ее внимание. Мурасаки открыл сумку. К счастью, небольшая бутылка воды все еще оставалась невскрытой.

Мурасаки подошел к девушке, присел на парапет фонтана и протянул ей бутылку воды.

– Не знаю, как насчет пищеварения, но от слез точно помогает.

Фиеста посмотрела на него, явно с трудом понимая, что он говорит. Примерно как он сам пару минут назад в кабинете Кошмариции.

Мурасаки вложил бутылку в руку девушки.

– Вода, – сказал он мягко. – Ее можно выпить, чтобы успокоиться. Еще ей можно умыться, потому что вода в фонтане не слишком подходит для этого. Она грязная.

Лицо Фиесты приобрело осмысленность и на нем немедленно появилось выражение крайнего смущения.

– Спасибо, – тихо сказала Фиеста, – я…

– Не надо ничего объяснять, – ответил Мурасаки. – Просто выпей воды, умойся и иди домой.

Фиеста послушно открыла бутылку и сделала глоток.

– Молодец, – сказал Мурасаки и поднялся, – продолжай в том же духе.

Он торопливо пошел к выходу, заставляя себя не оглядываться. А то увидит ее взгляд, пожалеет, вернется, спросит, что с ней случилось, почему она плачет, а она в ответ решит, что он – самая подходящая кандидатура, чтобы влюбиться. А он уже сыт по горло влюбленными девочками.

Забота, эта проклятая забота – как понять, хорошо это или плохо? Он мог пройти мимо этой плачущей первокурсницы? Вполне. Помогут ли ей пару глотков воды? Может, и нет. Но ей наверняка поможет то, что к ней кто-то подошел, когда ей было плохо. Мурасаки вздохнул. Подошел и бросил дальше рыдать в одиночестве. Вот уж помог так помог, вот уж забота так забота! Он бросил взгляд через плечо. Фиеста пила, запрокинув голову. Вот и хорошо. Можно считать, что солнце на неопределенное время скрылось за тучами. Хотя на самом деле – всего лишь в парке.

Мурасаки брел по парку, не особенно задумываясь, куда идет. Но когда оказался на полянке со сломанными солнечными часами, то не очень удивился. Здесь всегда было тихо, а уж в такую погоду, когда небо вот-вот прорвется снегом или холодным дождем, – и вовсе никакой радости сидеть на холодной скамейке, спрятанной в кустах и смотреть на сломанные солнечные часы. Да даже если бы они не были сломанными – солнца все равно нет. Но Мурасаки сидел, поглаживая пальцами крылья стрекозы.

Молчание нарушил тонкий писк вызова. Мурасаки глянул на браслет. Чоки.

– Ты где? – спросил Чоки.

– Гуляю в парке, а что? Ты потерял Раста? Мы закончили полчаса назад.

Чоки рассмеялся.

– Это Раст тебя потерял, волнуется. Говорит, ты будешь бегать и от нас тоже. Не только от девочек.

Мурасаки бросил взгляд на стелу с солнечными часами. Хм, а ведь это идея – притащить сюда конструктора, и пусть он починит уже эти часы.

– Зачем мне от вас бегать? – улыбнулся Мурасаки. – Вы же обо мне не заботитесь. Приходите ко мне в парк, я возле солнечных часов.

– Где? – переспросил Чоки.

– Полянка такая в парке, где сломанные солнечные часы. И две скульптуры, кот и стрекоза.

– А ты в каком парке? – уточнил Чоки.

– В нашем, напротив Академии.

– Никогда не видел в нашем парке ничего, даже отдаленно похожего на солнечные часы, – сказал Чоки.

– А я-то думал, ты все укромные уголки в городе изучил, – Мурасаки снова улыбнулся. – Хотя нет, по укромным уголкам у вас Раст специалист. Давай я встречу вас у входа, покажу вам неизведанное.

Чоки рассмеялся.

– Идет, давай.

Спустя десять минут они уже брели по аллее в сторону полянки, и Раст с интересом осматривался по сторонам, а Чоки в основном смотрел на Мурасаки и наконец не выдержал.

– Мурасаки, ты что творишь?

– В каком смысле? – спросил Мурасаки. – Творец у нас ты, а я у нас разрушитель.

– Ты что-то делаешь, я вижу.

– Делаю что?

Чоки дернул плечами.

– У тебя лицо меняется, я вижу. Ты что-то делаешь.

Мурасаки отмахнулся.

– Да ничего я не делаю! И мы уже пришли, кстати.

Мурасаки нырнул на малозаметную дорожку между двумя деревьями и вышел на полянку. Часы, скамейки, скульптуры – все было на месте.

– Ничего себе, малыш, – сказал Раст, осматриваясь, – интересное ты местечко нашел.

– Идите сюда, – позвал Мурасаки, подходя к основанию часов. – Тут что-то серьезное.

Они втроем склонились над циферблатом. Он был все такой же грязный, в разводах, как будто мокрой тряпкой возили по пыльной поверхности. Только в трещинах не было пыли.

Мурасаки протянул ладонь над циферблатом.

– Меня они отталкивают. А вас?

Раст провел ладонью над поверхностью.

– Да, меня тоже не принимают. Наверное, им нужен конструктор.

Они посмотрели на Чоки.

– Нанимался я вам тут парковое оборудование ремонтировать, что ли?

– Иди-иди, просто потрогай, и все, – сказал Раст.

– Все самые неприличные предложения начинаются с этих слов, – проворчал Чоки, но протянул ладонь. Потом отступил, встряхнул ее и уже протянул две руки к часам, словно к костру, который может обжечь. – Меня отбрасывает.

Они озадаченно смотрели друг на друга.

– Так не должно быть, – сказал Мурасаки. – Так вообще быть не может! Нет же никакой третьей силы!

– Есть, – возразил Чоки. – Третья сила – это сумма двух сил.

– Я понял, – кивнул Мурасаки и вместе с Чоки протянул ладонь к часам.

Давление исчезло.

– Ого, – сказал Чоки. – Сработало. Что дальше?

– Понятия не имею, – признался Мурасаки.

Он прикоснулся ладонью к поверхности часов и не почувствовал ничего необычного. Как будто просто потрогал грязный камень – на пальцах осталась пыль. Мурасаки поднес ладонь к глазам, чтобы лучше рассмотреть кончики пальцев. Чоки вскрикнул и отшатнулся назад, как от удара, и согнулся пополам. Раст еле успел его подхватить.

– Ничего себе, – выдохнул Чоки, переводя дыхание. – Никогда так больше не делай!

– Прости, – сказал Мурасаки. – Я не подумал.

Раст строго посмотрела на Мурасаки.

– А мог бы и подумать.

– Он извинился, – сказал Чоки, – не заводись, Раст.

Раст прикусил губу. Мурасаки улыбнулся.

– Раст, я больше так не буду, честное-пречестное слово. И всегда буду думать, обещаю. И про Чоки, и про тебя, и про последствия каждого своего взмаха рукой.

Чоки рассмеялся, Раст вздохнул.

– Ладно, но ты на испытательном сроке.

Раст подошел к часам и оглянулся на Чоки.

– Иди сюда и давай сделаем наоборот. Ты уберешь руку. Я хочу понять, что вообще происходит.

Чоки и Раст протянули руки над циферблатом часов, опустили на поверхность, Чоки отдернул ладонь – и Раста тут же отбросило назад. Мурасаки схватил его за руку, не давая упасть. Раст несколько секунд тяжело дышал и смотрел перед собой. Потом, наконец, успокоился и посмотрел на Мурасаки.

– Теперь ты. Я думаю, теперь тебе надо испытать это же незабываемое чувство, малыш.

Чоки нахмурился.

– Раст, ты что, мстишь?

– Нет, он прав, – сказал Мурасаки. – Я тоже должен это почувствовать, иначе я не смогу понять, что это такое.

– А ты хочешь понять? – удивился Чоки.

– Даже я хочу понять, – сказал Раст. – Это все слишком необычно.

И снова повторилось то же самое – стоило Чоки протянуть руку, как под ладонью Мурасаки исчезло давление и он опустил пальцы на циферблат. Пыльный холодный камень, – только и успел подумать Мурасаки. В следующее мгновенье потемнело в глазах и Мурасаки упал на колени, складываясь пополам. Это была даже не боль. Это было страшное, противоестественное, болезненное чувство, будто к нему прямо через кожу рвался кто-то чужой, чтобы вытеснить его самого. Мурасаки хватал ртом воздух. Казалось, еще мгновение – и он умрет. Но вдруг стало легче – Чоки обхватил его за плечи, помогая подняться.