Мурасаки пожал плечами. Они брели в сторону большого спортивного комплекса, где им совсем скоро надо будет ежедневно заниматься… Сигма вздохнула. Больше всего в учебе ее раздражала обязательная физкультура. Но пока здесь никого не было – даже траву вдоль дорожки не скосили, и желтые метелки трепыхались на ветру и стучали по ногам при каждом шаге. Как будто отбивали время.

– Я ведь не знаю на самом деле, – сказал Мурасаки, нагибаясь и срывая сухой стебелек, – это нас активируют таким образом или это мы сами… делаем это все во время активации. У тебя цунами, а у меня портал. Ты никогда не думала, как нас находят? – он прикусил стебелек и посмотрел на Сигму.

– А разве нас находят? – удивилась Сигма. – Я просто поступила в Академию. В смысле меня распределили.

Мурасаки от неожиданности перекусил стебелек и поперхнулся. Закашлялся до слез. Сигма неловко смотрела в сторону. Наконец, Мурасаки задышал ровно и Сигма решилась посмотреть на него.

– Как поступила? То есть что, у вас можно просто так взять и поступить в Академию?

Она дернула плечами.

– А что такого? На карте моего мира есть эта система, где мы сейчас. Эта планета. Моя мама о ней точно знала.

– Я вообще ничего не знал про Академию до тех пор, пока декан не притащил меня сюда.

Сигма нахмурилась.

– Декан? То есть ты не поступал, не сдавал экзамены? К тебе просто пришел декан, взял тебя за руку и привел в Академию? – Сигма пыталась уложить в своей голове услышанное, но оно не укладывалось.

– Да, примерно так.

– У меня все было иначе.

Они дошли до бегового круга и пошли по нему. И пока Сигма рассказывала все, что было с ней тем летом, как у них устроено поступление, они успели сделать два полных круга.

– Так ты же не поступила, – сказал Мурасаки когда Сигма закончила. – Ты же сама сказала: на тебя пришел запрос. Они просто ждали, пока ты закончишь школу, и все.

– Но с нашего курса многие говорили про вступительные экзамены, – возразила Сигма.

– Наверное, они делают так, как принято в каждом обществе, – вслух думал Мурасаки. – Кого-то вызывают на экзамены, кого-то распределяют. А кого-то просто забирают. Я спрашивал у своих однокурсников. Почти всех нас где-то подобрали после какой-то катастрофы. У вас, видимо, был более мирный способ набора студентов. Но как они нас находят?

Они брели мимо пустых кортов, площадок для прыжков, турников и лестниц, совсем не разбирая дороги. Сигма посматривала по сторонам, но никого не видела, а Мурасаки, казалось, вообще ничего не замечал. Иногда Сигма дергала его за рукав, чтобы он обошел лужу или кочку.

– А ты обсуждал это с кем-нибудь? – спросила Сигма.

– С кем? – устало спросил Мурасаки. – С однокурсниками, которые меня ненавидят за то, что все девушки вьются вокруг меня? Может, с Констанцией? Или с деканом?

– А с девушками? То, что они вьются вокруг тебя, еще не значит, что они глупые… Хотя, может, и значит, – Сигма со смехом успела отскочить от Мурасаки, который собрался толкнуть ее локтем под ребра.

– Нет, – серьезно ответил Мурасаки. – Мы много о чем разговариваем, я и девушки, на самом деле. О всяких интересных вещах. Но не об этом. Не о том, кто мы такие.

– А кто мы такие? – пожала плечами Сигма. – Обычные люди.

– Ты сама в это веришь?

– А что такого? – не поняла Сигма.

– Обычные люди, которые могут менять межмолекулярные взаимодействия, перестраивать атомы по собственному желанию, силой воли изменять погоду, контролировать все виды материи и энергии… Ты серьезно думаешь, что все люди это могут?

– Нет. Не совсем так. Но есть же предрасположенность. Талант. Не все могут играть музыку, правда? Одни вообще не сыграют ни одной чистой ноты, другие играют, но звучит все безжизненно, а другие играют так, будто это не инструмент, а душа.

– Хм, – сказал Мурасаки, – но ведь есть школы искусств, спортивные школы… Какие-нибудь еще школы, где эти таланты развиваются. А ты когда-нибудь слышала про школу Высших? Про школу муз, например?

– Я не слишком этим интересовалась, – ответила Сигма. – Но может быть, они и есть, почему нет?

– Тогда ты должна была ходить в нее. Или еще как-то проявить, чтобы тебя заметили. Правда? А тебе – раз, и прислали запрос из Академии. Ни с того, ни с сего. Значит, они уже знали про тебя. Может, мы все вроде подкидышей, – продолжал Мурасаки. – Нас отдают при рождении, чтобы мы росли обычными детьми, а потом забирают.

Сигма поежилась. Ветер вдруг показался ей слишком холодным, небо слишком мрачным, а вопросы Мурасаки слишком тревожными.

– Но ведь кто-то нас родил, – сказала Сигма.

– А если нет? Если нас… создали? Конструкторы создают целые миры. Думаешь, для них проблема сделать модель человека? По своему образу и подобию.

– Ты помнишь своих родителей? – спросила Сигма и посмотрела на Мурасаки.

Мурасаки кивнул.

– Вы похожи?

– Да.

– И я похожа на своих. Тебе не кажется, что слишком сложный план? Надо во-первых, создать живое существо, во-вторых, подбросить его на воспитание, и в-третьих, сделать его похожим внешне на родителей из приемной семьи. Почему бы сразу тогда нас не воспитывать в каких-нибудь интернатах? Всем было бы проще, ты не думаешь?

– Не знаю, я всего лишь думаю вслух. На первом курсе мне некогда было, а потом летом я остался один, – Мурасаки вздохнул. – И тут на меня напали всякие мысли.

– Тогда подумай, почему нас отчисляют из Академии, – предложила Сигма. – Если бы нас сделали, отдали на воспитание, чтобы потом забрать, то зачем нужны были бы наши переводные экзамены, пересдачи? Мне Констанция открытым текстом сказала, если я не сдам, то мне придется вернуться домой. На вашем курсе были отчисленные?

Мурасаки хмыкнул.

– Были. Человек шесть, наверно. Но это не показатель. Спорим, твои однокурсники будут думать, что Ипса тоже отчислили.

– Но порталы же не шесть раз в Академии открывались, – возразила Сигма. – Я так поняла, это что-то экстраординарное.

– Но ведь и наш психоиндекс не просто так проверяют, когда мы с каникул возвращаемся.

Сигма закусила губу. Эти вопросы приходили ей в голову до того, как она оказалась здесь, в Академии. Когда по совету мамы стала читать об Академии Высших и не понимала, как у людей могут быть такие необычные способности. И почему вдруг эти способности оказались у нее, обычной девочки в обычной семье. Она даже задумывалась, на самом ли деле она родная дочка своей мамы. Но вечерами, когда мама возвращалась с работы, Сигма понимала, какая глупость ей лезла в голову. Но когда Сигма начала учиться, она ни разу не вспомнила ни про один свой вопрос. Ни разу. До этого разговора с Мурасаки. И это уже было не очень похоже на случайность.

– Может быть, мы не искусственно созданы. Но какая-нибудь отслеживаемая мутация, – предположила Сигма.

– По-моему, это почти одно и то же. Мутанты. Не люди. Боги. Деструкторы, конструкторы… – Мурасаки вздохнул. – На первом курсе у меня был другой куратор, Беата. Я спросил у нее однажды. Люди мы или нет. Она ответила: «конечно, нет, это же очевидно!» – Мурасаки довольно похоже изобразил мягкие интонации Беаты. – А когда я спросил, откуда же мы взялись, она всплеснула руками и сказала: «Откуда мне знать? Я же не работаю в приемной комиссии!»

– Дурочкой прикинулась, – улыбнулась Сигма.

– Да. И я понял, что она ничего мне не скажет.

– А может, у нас будет на старшем курсе какой-нибудь предмет, где мы все узнаем про себя, – предположила Сигма. – Ты же говорил про всякие такие курсы. Ментальный контроль, что-то еще.

– Надеюсь, что будет. Потому что я не знаю, где искать ответ. Я рылся в библиотеке. Но слишком много разных направлений, я не знаю, где искать.

Они дошли до гимнастической площадки. Сигма нашла наполовину вкопанный в землю огромный резиновый упругий бублик, потрогала – он был сухим и даже не холодным. Сигма села на него, подобрав под себя ноги. Мурасаки сел напротив. Высохшая пожелтевшая трава скрывала их почти полностью.