— Я в порядке, — заверяет Кэм, поворачиваясь ко мне с противоположной стороны и кладя руку мне на плечи. — Пойдем, Луна.

Позади меня раздается грохот, спину обдает жаром, и это тот пинок под зад, который мне нужен, чтобы наконец сдвинуться с места, и мы втроем карабкаемся к опушке леса. Как только мы пересекаем линию деревьев, Слоан подбегает к нам, по ее щекам текут слезы.

— О боже, Эйвз! — кричит она, врезаясь в меня и обнимая за талию. Болезненный всхлип вырывается из моего горла, и она отпрыгивает назад, широко раскрыв глаза. — Тебе больно?

— Кажется, я только что сломала пару ребер, — выдавливаю я, морщась.

Мэдд разворачивается, чтобы встать передо мной, его челюсть напряжена, а вена на лбу сердито вздулась.

— О чем, черт возьми, ты думала? — он требует, в его словах сквозит острая боль.

В его глазах я вижу настоящий смысл, стоящий за ними. Я люблю тебя. Я боялся, что потеряю тебя.

Низкое рычание вырывается из груди Кэма, когда он встает передо мной, защищая, в то время как Слоан хватает моего брата за руку, стремясь успокоить его бурю.

— Мэдд, успокойся, — успокаивает она, ее голос низкий и успокаивающий. — Теперь все кончено, с ней все в порядке…

— Она могла там сдохнуть, черт возьми, — рычит он, поворачивая голову набок, чтобы встретиться взглядом со своей парой, и вытягивает руку, указывая на Кэма. — Если бы твой тупоголовый кузен не облажался и не дал себя подстрелить…

— Ее кто?! — я задыхаюсь, в моем мозгу происходит короткое замыкание.

Губы Слоан хмуро кривятся, и она бьет Мэдда по груди тыльной стороной ладони, бросая на него уничтожающий взгляд. Тем временем Кэм просто недоуменно моргает, глядя на нее, в то время как мой разум ломает голову, пытаясь понять, что, черт возьми, вообще происходит прямо сейчас.

Мэдд поднимает взгляд, на секунду встречаясь с ошарашенным взглядом Кэма, прежде чем покачать головой и отвести глаза.

— Прочти гребаное досье, которое она тебе дала, мальчик-охотник, — бормочет он, поворачивается на пятках и уходит в лес.

45

Коул Бауэр. Это имя моего биологического отца. Ему пятьдесят пять лет, он Альфа стаи оборотней в Денвере, и у него есть пара и трое детей; два мальчика и девочка. Он хорошо известен в городе как филантроп. Мама Слоан, Астрид, — его младшая сестра, и их родители живут за границей.

Я просматривал это досье столько раз, что практически выучил его наизусть, но на страницах нет ничего, что могло бы должным образом подготовить меня к реальной встрече с этим человеком. Список фактов не может передать, к какому типу людей он относится на самом деле.

На бумаге Джонатан Нокс казался честным парнем, но я лучше, чем кто-либо другой, знаю, сколько секретов он хранил. Возможно, я был единственным, кто знал истинную глубину его жестокости, закрепленную нашим последним разговором. Теперь его тело похоронено под тлеющими остатками конспиративной квартиры вместе с остальными действующими солдатами в рядах Гильдии.

Я не мог сделать глубокий вдох, пока команда бойцов отделения, которые оставались поблизости до тех пор, пока хижина не перестала гореть, не подтвердили это, разбирая обломки, чтобы сосчитать тела. Я думал, что почувствую вину или скорбь, когда получу подтверждение его кончины, но вместо этого все, что я почувствовал, было ошеломляющее чувство облегчения.

Джонатан Нокс был единственным отцом, которого я знал. Когда он узнал, кто я такой, он выбросил меня как ненужный мусор — так что нет нужды говорить, что я не питаю больших надежд на какие-либо отношения с моим биологическим отцом. Джонатан ненавидел меня за то, что я оборотень. Коул вполне может ненавидеть меня за то, что я был охотником. Тот факт, что Джонатан вырастил меня, не помешал ему прицелиться и нажать на спусковой крючок, поэтому я сомневаюсь, что обмен кровью с Коулом Бауэром помешал бы ему сделать то же самое, если бы до этого дошло.

Наверное, на данный момент у меня извращенное представление о семейных узах.

У меня там не только есть отец, о котором я не знал, но и трое сводных братьев и сестер в Денвере. Не говоря уже о здешних тете, дяде и трех кузенах. Одним щелчком мыши я внезапно превратился из человека без семьи в нечто большее, с чем я не знаю, что делать, и хотя с тех пор, как я узнал об этом, прошло несколько дней, я все еще пытаюсь все это переварить.

Я полагаю, что нет худа без добра в выборе времени. Вместо того чтобы снова и снова прокручивать в уме свой последний разговор с Джонатаном Ноксом, задаваясь вопросом, мог ли я что-нибудь сделать по-другому, чтобы изменить результат, мои навязчивые тенденции вместо этого переросли в попытки понять свою родословную.

В первую ночь я просто сидел с файлом, перечитывая его бесчисленное количество раз, пока мы с Эйвери обдумывали детали.

На следующий день Слоан отвезла меня в Ривертон, чтобы познакомить с остальными членами своей семьи.

И вот теперь я сижу на скамейке в парке, собираясь впервые встретиться лицом к лицу со своим донором спермы.

Черт возьми, а что, если все пойдет наперекосяк?

Слоан прожила со своим дядей в Денвере почти десять лет и описывала его как сурового, но справедливого человека. Астрид сказала, что временами он может быть немного замкнутым, но кроме этого, ей нечего было сказать о своем старшем брате, кроме восторженных отзывов. Когда мы встретились вчера, она не могла смириться с тем фактом, что ее экстрасенсорные способности никогда не сообщали ей о моем существовании — особенно с тех пор, как она узнала, кто я такой, в тот момент, когда я переступил порог ривертонского приюта. Интуиция. Жаль, что это была не она, с которой я столкнулся, когда впервые появился здесь, иначе я мог бы разгадать тайну своего происхождения намного раньше.

Краем глаза я замечаю какое-то движение, бросаю взгляд через живописный парк и вижу высокого широкоплечего мужчину, идущего в мою сторону с двумя бумажными кофейными стаканчиками в руках. Он одет в сшитые на заказ серые брюки и черную рубашку на пуговицах, его темные волосы коротко выбриты, а на подбородке пробивается тонкая щетина. Его рост и телосложение похожи на мои, хотя цвет его кожи немного более глубокий бронзовый, а нос чуть более выпуклый. Его глаза посажены немного шире, но они такие же темно-карие, как у меня.

Он идет уверенной походкой, хотя нахмуренные брови — довольно явный признак того, что он чувствует себя так же не в своей тарелке, как и я прямо сейчас. В этой ситуации нет ничего комфортного. Оглядываясь назад, возможно, мне следовало позволить Эйвери пойти со мной. Она болтушка, в то время как я до сих пор понятия не имею, что должен был сказать этому мужчине.

Эй, пап, прости, что я не знал, кто я на самом деле, и помог возглавить усилия по уничтожению всего нашего вида, надеюсь, меня нами все в порядке…

Когда он подходит ближе, я не могу перестать пялиться, как гребаный урод, пытаясь определить каждое сходство между нами двумя. Цвет наших глаз. Изгиб наших губ. Острый угол наших челюстей. Я ни в коем случае не вылитый Коул Бауэр, но я все еще вижу свое отражение в его чертах.

Я не уверен, как к этому относиться.

Он молча подходит к скамейке, на которой я сижу, опускается, чтобы сесть рядом со мной, и поворачивается в талии, чтобы протянуть одну из предлагаемых чашек кофе.

— Вы, должно быть, Кэмерон, — протягивает он низким, хрипловатым тоном.

Черт, неужели его голос похож на мой?

— А вы, должно быть, Коул, — хрипло отвечаю я, наклоняя голову в знак признательности и протягивая руку, чтобы взять у него чашку.

Я немедленно подношу его к губам и делаю глоток, выигрывая время, чтобы подумать, что, черт возьми, сказать. Но единственная мысль, которая приходит мне в голову, когда я глотаю горькую жидкость, — это то, что я хотел бы, чтобы в ней было виски; просто немного чего-нибудь, чтобы снять напряжение.