Я вытаскиваю руку из его боксеров и опускаю ткань вниз по его бедрам, обхватывая ладонью его талию и направляя широкую головку его члена к своим губам. Сначала я немного дразню его, слизывая капельку преякулята с кончика, и из его груди вырывается стон, когда я приоткрываю губы и втягиваю его внутрь, обводя языком головку, прежде чем подвести его к задней стенке моего горла.

Кэм запускает пальцы в мои волосы, пока я ласкаю его член ртом, облизывая и посасывая, пока его бедра не начинают дрожать. Сначала его рука просто лежит на моей голове, и он позволяет мне задавать темп, но когда я подталкиваю его ближе к краю, его пальцы сжимают пряди. Следующее, что я помню, это то, что он удерживает мою голову на месте и приподнимает свои бедра, трахая мое горло, как похотливый мудак, которым он и является. И, как жадная сука, которой я являюсь, я наслаждаюсь каждой чертовой секундой этого.

Он хватает меня за волосы, чтобы откинуть голову назад, и я отпускаю его с громким хлопком, поднимая взгляд и обнаруживая, что он смотрит на меня сверху вниз с широко раскрытыми зрачками.

— Иди сюда, — рычит он, и, черт, я никогда в жизни так не стремилась выбирать направление.

Я пытаюсь вскарабкаться по его телу, но, очевидно, это получается недостаточно быстро. Его руки обхватывают меня за талию, и он сажает меня к себе на колени, как будто не может дождаться еще одной чертовой секунды, чтобы оказаться внутри меня.

Почему это так чертовски сексуально?

Кэм притягивает мое лицо к своему, захватывая мои губы в обжигающе горячем поцелуе, пока неловко снимает с меня пижаму, затем грубо обнимает меня, чтобы я оседлала его талию. Я стону ему в рот, когда моя обнаженная серединка скользит по твердому выступу его члена, и мгновение спустя он толкается о мой вход, из его груди вырывается пьянящий стон, когда я опускаюсь на него. Я с шипением выдыхаю воздух сквозь зубы, растягиваясь, но он быстро переходит в стон, когда я кружу бедрами, чувствуя каждую частичку этого массивного, великолепного члена внутри себя. Мой клитор трется о его лобковую кость, когда я медленно двигаюсь на нем верхом, прижимая ладони к его груди и запрокидывая голову назад, когда вскрикиваю.

— Черт возьми, Луна, — рычит Кэм, его пальцы погружаются в плоть моих бедер.

Забавно, раньше я раздражалась всякий раз, когда он называл меня ‘Луна’. Теперь это слово приобрело совершенно другой смысл. Он называет меня так не назло и не потому, что я маскируюсь под кого-то другого; это потому, что его Альфа-волк пытается заявить о своих правах… и черт возьми, если это его не заводит. Я начинаю скакать на нем жестче, мышцы бедер горят, когда я подпрыгиваю на его члене с дикой самозабвенностью. Он приподнимается на локтях и наклоняется вперед, чтобы взять в рот один из моих сосков, небольшие толчки удовольствия пронзают мою сердцевину, когда он облизывает и посасывает чувствительные пики, затем прокладывает дорожку поцелуев по моей груди, чтобы оказать другому равное воздействие.

Между полнотой его члена внутри меня и трением о мой клитор, я уже была близка к краю освобождения. Игра сосками толкает меня вперед. Я вскрикиваю, когда мое свободное падение достигает кульминации, сводящей пальцы ног, тело содрогается, пока я оседаю на волнах блаженства. Хватка Кэма на моих бедрах усиливается, и он переворачивает нас, пока я все еще кончаю, зажимая одно мое бедро между нами и вдавливая меня в матрас с такой силой, что кажется, что мой оргазм никогда не закончится.

В конце концов это происходит, и я обмякаю под ним, пытаясь отдышаться. Затем он наклоняется, чтобы поцеловать меня, и это как будто возвращает жизнь в мое тело. Я обвиваю ногами его талию, вцепляясь в его плечи, когда он входит в меня сильнее, быстрее. И когда он прерывает наш поцелуй и отстраняется, его зрительный контакт еще более интенсивен, чем его дикие толчки между моих ног. От этого пристального взгляда темных глаз невозможно отвести взгляд.

Я могу категорически заявить, что у меня никогда не было такого пристального зрительного контакта во время секса. Наверное, обычно я несколько отстранена от самого действия — входи, выходи, живи дальше своей жизнью, верно? — но в этом нет ничего странного или неудобного. В этих глазах столько тепла, что мне кажется, я могу воспламениться, и, несмотря на все невысказанные вещи, повисшие в воздухе между нами, эта связь намного глубже, чем любой незначительный обмен словами. Это самое настоящее, что я когда-либо чувствовала в своей жизни, и я никогда не хочу, чтобы это заканчивалось.

— Я собираюсь кончить, — тяжело дышу я, мои ногти царапают натянутую кожу его плеч.

— Сделай это, — ворчит он, сильнее толкаясь между моих бедер, его темп неумолим. — Отпусти, детка. Я хочу почувствовать, как эта киска сжимает мой член.

Ладно, слова тоже иногда наносят удар.

Его слова грязны, и они с таким же успехом могут быть чертовым приказом, учитывая то, как реагирует мое тело, как только он их произносит. Спираль в моем животе лопается, как чертова резинка, фейерверк взрывается у меня перед глазами, когда мой оргазм проносится через меня. Кэм погружается невероятно глубоко и изрыгает череду проклятий, присоединяясь ко мне в экстазе освобождения, и когда я, наконец, прихожу в себя, мы представляем собой потное месиво переплетенных конечностей, тела расслабленные и насытившиеся.

Через несколько минут я пытаюсь отстраниться от Кэма, но он крепко обнимает меня за талию и притягивает ближе, прижимая спиной к своей груди.

— Извинения приняты, — бормочет он в мои волосы, его большой палец лениво рисует круги на моем животе. — А теперь постарайся немного поспать.

Я неглубоко выдыхаю, некоторые из моих тревожных мыслей возвращаются теперь, когда туман после секса начинает рассеиваться.

— Мне, наверное, пора идти, — бормочу я.

Он тяжело вздыхает, не ослабляя хватки.

— Возможно. Но не сейчас.

Я не отвечаю и не делаю никаких движений, чтобы попытаться встать. Я эгоистично позволяю себе наслаждаться тем, как это приятно, желая, чтобы был какой-нибудь способ продлить это.

36

То, что прошлой ночью я спал на настоящем матрасе, изменило правила игры. Определенно, это был лучший отдых за последние недели, даже если он был прерван Эйвери, пробравшейся ко мне в постель в три часа ночи. Не могу пожаловаться на то, как это получилось. В конце концов она выползла из моей комнаты около шести, и я поспал еще час или два, прежде чем выполз из постели и пошел в душ. В конце концов, я работал до седьмого пота посреди ночи, и было бы упущением не воспользоваться отдельной ванной, пока она у меня есть. Кто знает, как долго это продлится.

Вытеревшись полотенцем, я обнаруживаю, что комод забит разнообразной одеждой разных размеров, останавливая свой выбор на простой белой футболке и темно-синих спортивных шортах, чтобы одеться на день. Одно из преимуществ пребывания в окружении кучи оборотней заключается в том, что поблизости всегда, кажется, припрятано обилие одежды… что, я полагаю, имеет смысл, поскольку процесс обращения имеет тенденцию разрушать то, что на тебе надето, если ты сначала не разденешься. Мне потребовалась всего одна смена, чтобы усвоить этот урок.

Одевшись, я сажусь на край кровати и добрых десять минут смотрю на дверь, гадая, существует ли какой-то протокол, которому я должен здесь следовать. Эйвери подчеркнула важность того, чтобы я оставался взаперти в этой комнате прошлой ночью, но она ничего не сказала о сегодняшнем дне. Это не камера. Дверь не заперта. Так я должен оставаться на месте, или я могу приходить и уходить, когда мне заблагорассудится?

К черту это. Я не собираюсь по умолчанию оставаться заключенным, если в этом нет необходимости. Если только кто-нибудь не попытается остановить меня, я воспользуюсь своей свободой.