Да, все еще дикнотизированы. Без сожалений.

Его губы оставляют мои, чтобы спуститься вниз по моей шее, облизывая, посасывая и покусывая кожу. Когда он добирается до места соединения моей шеи и плеча, ощущения становятся невыносимыми — я вскрикиваю, и он закрывает мне рот рукой, чтобы заглушить звук, пульсация его бедер нарастает в темпе.

— Это то, что тебе нужно, — рычит он, проводя языком вверх по моей шее и прикусывая мочку уха. — Признай это.

Мои бедра дрожат, кольцо в животе сжимается все туже, когда трение его таза творит греховные вещи с моим пульсирующим клитором.

— Заткнись, — выдыхаю я.

— Нет, пока ты не кончишь со мной, Луна.

— Почему ты продолжаешь называть меня так? — спрашиваю я, тяжело дыша. — Теперь ты знаешь мое имя.

— Не знаю, — выдыхает он, хватая меня за бедра.

Кончики его пальцев впиваются в мою кожу, когда он грубо обращается с моим телом, побуждая меня отвечать на каждый его дикий выпад.

— Я думаю, мой волк хочет этого.

— О.

На моих щеках появляется румянец. Думаю, это имеет смысл, поскольку он Альфа-волк. Но также это должно означать, что его волк принял меня как свою, и эта мысль заставляет мою собственную волчицу, блядь, прихорашиваться.

— Черт, прямо здесь, — хриплю я, прижимаясь к нему в погоне за разрядкой.

Я опасно близка к краю, мои легкие сжимаются, а мышцы напрягаются. Он просовывает руку между нашими телами, его умелые пальцы потирают мой клитор, и через несколько минут я теряюсь.

Рот Кэма накрывает мой, когда мой оргазм проносится через меня, целуя меня изо всех сил, пока я плыву по волнам удовольствия. Несколькими толчками позже из его груди вырывается стон, когда он находит свое собственное освобождение, тепло разливается у меня внутри, когда он наполняет меня.

Он прикусывает мою нижнюю губу, когда, наконец, прерывает наш поцелуй, зарываясь лицом в изгиб моей шеи и тяжело дыша, чтобы отдышаться.

— Черт, — рычит он в мою кожу. — Мне это тоже было нужно.

Легкий смешок вырывается из моего горла сквозь блаженный туман, в котором я все еще нахожусь.

— Это такой пиздец.

— Да, — соглашается он, моя грудь все еще вздымается.

Он поднимает голову, темные глаза встречаются с моими. Они не светятся сожалением, как я видела каждый раз, когда мы занимались сексом. В них есть что-то еще; что-то, чего я никогда раньше не видела. Это пугает меня, и я почти отталкиваю его, испытывая искушение убежать от этого.

А затем он снова целует меня.

35

Я не могу уснуть. Я ворочаюсь с боку на бок с тех пор, как забралась в постель, и мне удается задремать лишь на короткие промежутки времени. После всего, что произошло сегодня, мой мозг просто не отключается — и когда я смотрю на прикроватные часы, кажется, в миллионный раз, я вижу, что уже почти три часа чертовой ночи.

Отлично.

У нас назначена встреча с руководством отряда на девять утра, и если мне не удастся отдохнуть хотя бы пару часов, я превращусь в настоящего зомби. Что не идеально, учитывая, как я планирую предложить нам принять помощь Кэма в решении ситуации с хакером. Чем больше я размышляю об этом, тем больше понимаю, что он прав — и у меня такое чувство, что это тоже одна из причин, по которой сон ускользает от меня. Моя волчица неугомонна после того, как мы все оставили, и прямо сейчас, когда он спит в комнате для гостей на первом этаже, он так близко и в то же время так далеко.

Я тяжело вздыхаю, сбрасываю одеяло и выскальзываю из кровати. Одетая только в тонкую майку и хлопчатобумажные шорты, я подавляю дрожь, когда бреду через комнату к двери, ощущая холодный деревянный пол под ногами. Как только я добираюсь до нее, я тихо поворачиваю ручку и открываю ее, в доме тихо, пока я крадусь по коридору к лестнице. Я стараюсь не наступать на половицы, которые скрипят, когда я спускаюсь по ним; последнее, что мне нужно, это чтобы мой брат застукал меня, спускающуюся к Кэму посреди ночи. Он предельно ясно дал понять, что он чувствует к моему суженому.

Тем не менее, это не мешает мне на цыпочках прокрасться по коридору гостевого крыла и подойти к двери в новую комфортабельную камеру моего заключенного. Когда я тянусь к ручке, у меня мелькает мысль, что, возможно, он все-таки решил сбежать, и мое сердце подскакивает к горлу. Затем я чувствую, как наша связь гудит в моей груди от удовлетворения, которое может прийти только от непосредственной близости, и мое беспокойство ослабевает от осознания того, что нет. Он все еще здесь; я чувствую его по ту сторону этой двери, невидимая нить нашей связи натягивается туго.

Проскальзывая в комнату, я тихо закрываю за собой дверь и обнаруживаю Кэма крепко спящим на огромной кровати. Он даже не шевелится, когда я подкрадываюсь и останавливаюсь на краю, чтобы посмотреть на него сверху вниз сквозь темноту. Красивый ублюдок лежит прямо посреди матраса, простыни скомканы вокруг его талии, а его голая, густо накрашенная грудь мерно поднимается и опускается в такт дыханию. Его мускулистое тело выглядит так, словно высечено из мрамора, его подтянутые руки вытянуты над головой, а черты лица мягче, чем я когда-либо видела, учитывая его мирное состояние покоя. Без стиснутых челюстей и нахмуренных бровей он еще более потрясающе красив. Будь он проклят.

Даже не задумываясь до конца о том, что я делаю, я протягиваю руку, откидываю одеяло и забираюсь в постель рядом с ним. Простыни мягки, как масло, на моей коже, и я осторожно, чтобы не разбудить Кэма, проскальзываю под них и прижимаюсь к его теплому телу, и моя волчица немедленно успокаивается.

Черт, если это все, что потребовалось, мне следовало спуститься сюда несколько часов назад. Прижимаясь к нему, я кладу голову ему на грудь, слушая ровный стук его сердца и закрываю глаза.

Должно быть, я не такая скрытная, какой мне кажется, потому что Кэм ворчит, когда опускает руку, обнимая меня за плечи.

— Что ты делаешь? — бормочет он хриплым со сна голосом.

— Я не знаю, — признаюсь я. — Я не могла уснуть, поэтому подумала…

Я позволила своему голосу затихнуть, не зная, как объясниться. Наверное, потому, что в последнее время я чертова королева смешанных сигналов.

— Эй, я не жалуюсь, — хрипло произносит он, его рука скользит под подол моей кофточки и останавливается на обнаженной талии.

Ну, все было бы намного проще, если бы он все еще был невыносимым мудаком. Вместо этого он продолжает выбивать меня из колеи этими нехарактерно нежными моментами, которые так чертовски милы.

— Наверное, мне следует извиниться за то, что было раньше, — шепчу я, лениво скользя кончиками пальцев по впадинам его мышц живота. — Я была просто ошеломлена всем происходящим и, возможно, выместила часть этого на тебе.

— Не беспокойся об этом, — бормочет он тем глубоким, хриплым тоном, который делает меня слабой.

Я испускаю вздох, мои пальцы скользят ниже, к поясу его боксерских трусов. Как только я начинаю погружаться под резинку, его мышцы напрягаются, и он протягивает руку, чтобы схватить мое запястье, поднимая голову и наклоняя ее, чтобы встретиться с моими глазами.

— Что делаешь, бестия? — спрашивает он, подозрительно прищурившись.

Уголок моего рта приподнимается в ухмылке.

— Извиняюсь, — просто говорю я, вырывая свое запястье из его хватки.

Я возвращаю руку на его пресс, затем продолжаю спускаться к его боксерам, обхватывая пальцами его толстый член. Он быстро твердеет в моей ладони, когда я начинаю поглаживать его, его дыхание становится более затрудненным с каждым движением моего кулака.

Кэм больше не возражает, когда я прижимаюсь губами к его груди, прокладывая поцелуями путь вниз по его точеному животу. Должно быть, он принял душ перед сном, потому что его фирменный аромат смешивается с безошибочно узнаваемым запахом бурбонско-ванильного мыла, которое есть в каждой комнате для гостей в пакхауз. Какая-то первобытная часть меня ненавидит то, что он смыл мой запах — та же часть, которая хочет немедленно исправить это, снова покрыв его.