Я никогда не видела, чтобы кто-то двигался так быстро, что за ним было трудно угнаться. Выстрел. Выстрел. Выстрел. Все трое мужчин были распростерты на бетоне, кровь растекалась по асфальту.

Келли постоял секунду, его дыхание было нормальным, но его взгляд был таким опасным в эту минуту, что это всколыхнуло страх в моей груди. Это был такой взгляд, какой бывает у животного во время охоты. Пульс на его шее был бешеным, но, похоже, то был пульс тигра.

Я лежала на бетоне, мои ладони и колени горели от падения. Мой локоть кровоточил. У меня звенело в ушах. Запах крови и пороха наполнил ночной воздух.

Келли, казалось, вырвался из своих мыслей, когда Морин подняла мешок для мусора. Он протянул руку.

— Я возьму это, — сказал он.

Она протянула его ему, не произнося ни слова. Затем она кивнула мне.

— Пойдем со мной, Кили.

Келли наклонился, чтобы помочь мне подняться, но я отвесила ему пощечину.

— Не прикасайся ко мне, — прошипела я.

Он опасно прищурился, прежде чем перевести взгляд на второго парня, а затем снова посмотреть на меня. Парень был тем, кто рассказал мне правду о том, чем занимался Келли.

Я встала без посторонней помощи и пошла рядом с Морин, когда мы возвращались в дом. В нескольких шагах от меня в воздухе прогремел еще один выстрел, и я обернулась, испугавшись, что один из трех парней встал и отомстил Келли. Но пистолет был у Келли. Он проделал еще одно пулевое отверстие во втором парне. Выстрелил ему прямо в сердце.

— Эх, — я прочистил горло, чтобы заговорить, но в голове теснились мысли. Прошло много времени с моей последней исповеди, и после того, как моя жена ушла от нас, чтобы улететь в Италию на свадьбу своей подруги, я — животное в клетке, которое не может перестать метаться. Эта клетка кажется хуже, чем тюрьма.

Не в том была причина, почему я пришел в церковь, но это были единственные слова, которые, казалось, продолжали крутиться у меня в голове. Вместо того чтобы попытаться еще раз, я вышел из исповедальни.

Отец Фланаган вышел через минуту.

— В чем проблема?

— Я пришел к определенному выводу. Это… — Я взмахнул рукой, ожерелье, болтающееся в руке, раскачивалось, как маятник. — Это бессмысленно. То, что я собираюсь сделать, было известно еще до того, как я понял, что собираюсь это сделать.

— Насколько я понимаю, это никогда не было целью твоего прихода сюда.

Он поджал губы, глядя на меня, а затем резко открыл рот, чтобы заговорить.

Сколько раз одному человеку приходится повторять что-то себе, Кэшел Фэллон Келли? Если я сказал это один раз, значит, я говорил это миллион раз. Возможно, наши действия были известны и раньше, но это не значит, что они высечены на камне. Мы можем изменить наше мнение. Мы можем изменить свое мнение. Мы все имеем право менять свои решения, пока мы здесь, поэтому нам не придется отвечать за них после того, как мы покинем этот мир.

Я расхаживал взад и вперед по проходу, еще крепче сжимая цепочку. Я подарил ей металлическое сердце, потому что оно было прочнее настоящего. Протез… замена тому, что такое не могло быть создано в природе.

— Моя жена бросила меня, — констатировал я. Она собрала вещи и отнесла их в другую комнату. На следующий день, после того как она уехала в Италию, я нашел ожерелье, которое подарил ей, на своей подушке.

Он молчал так долго, что я перестал двигаться. Мы смотрели друг на друга.

— А, — сказал он. — Твой душевный раздрай можно объяснить разладом в семье.

— Не может быть супружеских разладов, если осталась только половина супружеской пары.

— Она ушла навсегда? Или она уехала на свадьбу своей подруги в Италию? Что, я полагаю, если досужие сплетни в этом сообществе не обманывают меня, значило, что ты должен был быть там вместе с ней.

— Планы меняются, — сказал я. — Все еще неправильно, что она поверила словам другого мужчины, а не моим действиям.

— Действия, — повторил он, как будто обдумывал значение этого слова. — Она хотя бы знает, почему ты так упорно сопротивляешься? — он поднял руку. — Она знает, кто ты, Мародер, но знает ли она, в каком бедственном положении оставил тебя Ронан Келли? И почему ты с таким рвением взялся за это? Она видит сообщество, которое смотрит на Кэша Келли снизу вверх, но никаких причин для этого с ее точки зрения нет. Хотя ты совершил в своей жизни несколько бессмысленных поступков, которые я бы предпочел не обсуждать в открытую. В них нет ни рифмы, ни смысла. Но единственной вещью, которая кажется тебе спасением, ты с ней не поделился.

— У тебя не было ни рифмы, ни здравого смысла не говорить мне, что моя мать не умерла.

Прошли секунды. Он открыл и закрыл рот. Покачал головой.

— Она умерла. В Ирландии. О чем ты вообще говоришь?

— Скотт Стоун сообщил эту новость.

— Он лжец, и я скажу тебе это прямо здесь… в лицо. — Он топнул ногой. — Твой отец сказал мне.

Я посмотрел на него, и что-то промелькнуло в глазах, что отец Фланаган попытался скрыть, прежде чем я это заметил. Сомнение. Вместо того, чтобы настаивать на своей правоте, я оставил все как есть, решив поверить, что он тоже думал, что моя мать мертва. Он никогда раньше не лгал мне.

— Давай вернемся к тому, что правда, — сказал он, меняя тему. — Что-то, на что стоит потратить наше время.

У меня перехватило дыхание, хотя я и не двинулся с места. Я сунул ожерелье обратно в карман и достал свой телефон. Нашел то, что хотел, а затем повернул телефон к нему.

Он покосился на экран, а затем, ворча, потянулся за очками для чтения. Как только они оказались у него на лице, он забрал у меня телефон и поднес его почти к своему носу.

— Фотография миссис Келли, смотрящей в сторону от камеры.

— Морин сфотографировала ее в аэропорту и отправила мне.

Поскольку моя жена собиралась в Италию всего на пару дней, я отправил с ней Морин и Коннолли. Малыш Райан находился под круглосуточным присмотром у медсестер, которые ухаживали за ним в больнице и пользовались доверием в нашем сообществе.

Он оторвал взгляд от экрана.

— Не понимаю.

Я кивнул в его сторону.

— Вот что прислала Морин, фотографию, на которой она оглядывается назад, вместе с подписью, которая гласила: «Каждые пять секунд».

Экран телефона погас, но лицо Фланагана, казалось, просветлело. Он вернул телефон, а затем похлопал меня по плечу.

— Девушка ждала, что ты придешь за ней, Келли.

Я повернулся лицом к его удаляющейся спине. Самодовольство, исходившее от него, было таким же сильным, как благовония.

— В том-то и проблема, — сказал я.

Из всего моего опыта общения с женщинами, в лице Кили Келли, ничто из этого не имело значения. Я мог смириться с ее играми, даже с ее правдой, но я понятия не имел, как справиться с ее молчанием или с причиной, по которой она хотела, чтобы я пришел за ней, если она ясно дает понять, что возвращает ожерелье.

Преследовать женщину — это то, что сделал бы принц. Но мне в этой сказке отводилась роль чудища.

— Это случается с лучшими из нас! — его голос отозвался эхом. — Не могу сказать, что я не предупреждал тебя, парень!

Его одеяние растворилось в темноте церкви, где я обычно чувствовал себя более комфортно, а затем отец Фланаган ушел, но его низкий смех, казалось, остался висеть под сводами церкви.

• • •

Когда я шел от церкви к «У Салливана», позади меня раздался свист. Я обернулась и увидела, что Рафф бежит, чтобы догнать меня. Я остановился и подождал его.

Он помахал единственным ключом перед моим лицом.

— Я не в настроении для гребаных загадок, — сказал я. — Или рифмоплетства.

— Кто-нибудь хочет орешек? — сказал он с акцентом, который я не узнал, а затем ухмыльнулся мне.

Я прищурился, глядя на него.

Он немного наклонил голову вперед, уточняя название фильма. Когда я не ответил, он вздохнул.

— Твоей жене он нравится.