Взяв ее запястья в свои руки, я придвинул Кили к стене, едва не врезавшись в нее.

Ее дыхание вырывалось из груди, и, черт возьми, я вбирал его в себя. Я вдыхал страсть, которую Лучница пыталась замаскировать под чистую ненависть. Ее сердце колотилось о мою грудь, пытаясь вступить с ней в конфронтацию. Кили хотела завладеть моим сердцем, чтобы прекратить игру в перетягивание каната со своим сердцем.

Она не имела ни малейшего понятия. Я родился без сердца.

Я посмотрел на нее сверху вниз, и моя ухмылка медленно расползлась по лицу. Глаза Кили сузились до щелок, но я видел в них правду, которую она не могла отрицать.

— Посмотрим, как сильно ты возненавидишь этот раздвоенный дьявольский язык, когда он заставит тебя говорить на языках, о знании которых ты и не подозревала.

— Трахаться — не значит любить, — сказала она сквозь стиснутые зубы. — Ты можешь обладать моим телом, но за обладание остальным тебе придется проливать кровь. Любовь живет в сердце, Мародёр.

— Без сомнения, дорогая, — сказал я. — Но я проливал кровь за гораздо меньшее.

— Сердце ‒ это светлое место. Полное солнечного света и радуги. Настоящий рай. Жду не дождусь, когда ты попытаешься украсть из него любовь.

На ее лице появилась насмешливая улыбка. Это было так по-детски, чего я никогда раньше за ней не замечал.

— Ты говоришь о гордости. Тогда ты должен знать, что любовь не имеет дела с гордостью. Она ее уничтожает. Ты, тщеславный ублюдок, будешь говорить «пожалуйста» и «спасибо», когда любовь овладеет тобой, и ни черта не сможешь с этим поделать.

— Ах, но не все сердца одинаковы, дорогая. Я не думаю, что твое состоит из солнечного света и радуги. Принцесса хренова, разве не это ты сказала на ярмарке? Я знаю, что твое ‒ полная противоположность. Твое сердце ‒ это крепость. За которую нужно сражаться. Проливать кровь. А когда ты войдешь внутрь, она будет принадлежать тому, кто был достаточно самодоволен, чтобы поверить, что сможет пройти через ворота.

Я отпустил одно из ее запястий, свободной рукой убирая прядь волос с лица Кили. Она вздрогнула, и что-то внутри меня отозвалось на эту реакцию. Она закрыла глаза, испустив слабый вздох.

— Тогда эти глаза, эти глаза цвета неба принадлежат только мне, — сказал я.

Кили распахнула глаза, встретившись с моими, и прежде чем я успел пошевелиться, ее губы прижались к моим. От ее тела исходил жар, как от исчадия ада, а вся моя защита была похожа на бумагу, утопающую в снегу.

Кили издавала дикие звуки, когда наши языки боролись за большее, а рукой Кили шарила по моему телу в поисках обнаженной кожи, чтобы проникнуть внутрь. Когда я рукой скользнул под шелк ее блузы, проследовав меж ее грудей, из моего рта с шипением вырвался вздох, который она вдохнула.

То же самое место, которого я коснулся на ней, центр ее груди, чертовски жгло меня, как будто Лучница подожгла его.

Она оторвалась от меня, что было похоже на взрыв, чтобы покончить со всем этим. Дрожали не только ее руки, но и все ее тело. Кили медленно отошла назад, не сводя с меня глаз все это время, пока не уперлась в стену.

— Где… — прочистила она горло. — Что будет дальше? Я имею в виду ‒ моя семья. Эта вечеринка. Скотт.

Я сделал шаг ближе к ней, чувствуя, как бисеринка пота скатывается с моего виска на шею. Она попыталась сделать шаг назад, но не смогла. Кили уже ударилась о стену. Слишком быстро, чтобы могла протестовать, я взял ее левую руку в свою, покопался в кармане и надел ей на палец кольцо, которое подобрал Рафф.

— Хватит… — прочистил я горло, — хватит болтать.

— Никто никогда не поверит в это, — сказала Кили, глядя не на кольцо, а на меня. — Никто. И уж тем более Скотт.

— Ки.

Через минуту я перевел взгляд на Малыша Хэрри, который стоял в дверях кухни. Прошло еще больше времени, прежде чем Кили посмотрела на него.

Он переводил взгляд с нее на меня, глаза его сделались щелками, лицо стало хмурым.

— Если бы я не знал… — Он покачал головой, не закончив свою мысль. — Дверь. Тебя.

— Кто?

Ее голос был низким, почти ошеломленным.

— Стоун, — ответил Малыш Хэрри.

Я почувствовал реакцию в ее животе. Он ухнул вниз.

— Задержи его у входа, — сказала она. — Я встречусь с ним через минуту.

Малыш Хэрри кивнул и ушел.

Она сделала шаг от меня, поправляя волосы, а потом провела прохладной рукой по шее, которая горела.

— Он не поверит, — сказала Кили, и в ее голос вернулась уверенность. — Он не поверит! Что мне сказать? Что мне делать? Я не хочу, чтобы ты убил моего брата, если я все испорчу!

Я взял ее за руку и повел к входной двери.

— Правда в том, что ты моя, и ни черта больше, дорогая. Ни черта больше.

Я не получала удовлетворения, причиняя боль другим людям, по крайней мере, не так, как Мародёр, но мы были похожи в чем-то, что мне было неприятно признавать. Я действительно получала удовлетворение от мести людям, которые причинили боль мне или моим близким.

Делало ли это меня плохой? Без понятия.

Точно так же, как я понятия не имела, насколько глубока вражда между Кэшем и Скоттом. Я узнаю об этом после того, как мы откроем входную дверь дома моего брата, и Скотт увидит нас вдвоем. Держащимися за руки. Обручальное кольцо с огромным изумрудом на моем безымянном пальце левой руки. На том, от которого вена тянулась прямо к моему сердцу.

Скотт никогда бы не поверил, что мы с Келли были вместе. Не в реальном смысле этого слова. Он никогда бы не поверил, что я была такой женщиной. Из тех, что спят одновременно с двумя мужчинами, наставляя одному из этих мужиков рога с другим. Однако Скотт обязан был в это поверить, иначе я даже представить себе не могла, что сделал бы Мародёр.

Кэш остановился прямо перед тем, как открыть дверь, повернувшись лицом к моим братьям, которые все решили идти позади нас.

Мой брат, Лаклэн, прочистил горло.

— Мы узнаем больше о кольце на твоем пальце через минуту, но Харрисон ввел нас в курс дела с ситуацией с детективом. Ты и с ним встречалась, Ки? Одновременно с Кэшем?

— Да, — сказала я хриплым голосом.

Харрисон покачал головой и прислонился к стене.

— Это просто данность.

Для кучки парней, которые знали меня всю мою жизнь, они справились довольно неплохо. Никто из них даже и глазом не моргнул на мое признание. Вернее, на мою ложь. Обычно один из них явно заметил бы, если я лгала, но обычно это я была той, кто обвинял братьев в их бреде. Может быть, я оттачивала свою актерскую игру.

— Кили Келли, Кили Келли, Кили Келли, — очень быстро произнес мой брат Оуэн, но он перепутал мое имя, которое скоро станет моим, когда произносил его в третий раз. После чего Оуэн издал нечленораздельный звук, когда Деклан ткнул его локтем под ребра.

Лаклэн пожал плечами.

— Это не важно. Ты имеешь право любить того, кого захочешь. Но, возможно, тебе следовало прояснить все с детективом до того, как он сюда явился.

Лаклэн посмотрел Кэшу в глаза. Они были одного роста.

— Неужели этот факт создаст проблемы для моей сестры? Для моего брата? Поскольку ты занял его место?

Я посмотрела на Кэша, который в ответ уставился на моих братьев так, словно все вместе они были не чем иным, как легким ужином. Кэш ухмыльнулся.

— Вообще никаких проблем.

Лаклэн кивнул.

— Давайте-ка посмотрим, чего он хочет.

Черт! Как я могла сказать им, что пригласила его?

Кэш хотел открыть рот, но я его опередила.

— Нет, — сказала я. — Я бы предпочла, чтобы все это осталось между мной и Скоттом.

— Вернее, нами тремя, — сказал Кэш, и благодаря его акценту «тремя» прозвучало как начало слова «древо».³ — Лучше, если этот человек будет знать, где я, а где он.

— И где я, — произнесла я, и мой голос был тверже, чего нельзя было сказать о моих дрожащих руках и подгибающихся коленях.