К сожалению, лук и стрелы были спрятаны в моей вонючей тачке, припаркованной напротив кладбища. А этот хищник мог бы сразить меня, даже если бы ему пришлось немного подраться.

Мужчина сузил глаза, но минуту или две просто молчал. Во внезапно образовавшемся вакууме тишины я вдруг осознала, что в его пальцах зажато горлышко бутылки виски и виднелись две рюмки.

— Рошин Райан была твоей сестрой.

Он говорил с акцентом ирландца, осевшего в Нью-Йорке. В акценте прослеживалась мягкая певучесть, и когда мужчина произнес «Рошин», это прозвучало как «Ро-Шин». Именно так произносится ее имя правильно. Мы находились на ирландском кладбище, и меня не удивил его акцент. И все же не ожидала увидеть здесь кого-то вроде него. Вообще.

— Почему ты игнорируешь мои слова? — Я не была готова отвечать на его вопрос, поэтому промолчала. — Думаешь, взять и ударить меня по лицу?

— Что?

Он вздохнул.

— Ты собираешься ударить меня по лицу, дорогуша?

Меня пробрала дрожь от того, как он произнес «дорогуша», и я огляделась.

— Не собираюсь, только потому, что сейчас не время и не место. Я бы так и поступила, если бы мы с тобой были где-нибудь в другом месте…

— Только вот это ни разу не правда, — сказал он.

Я изучала мужчину с минуту; казалось, он тоже изучал меня. Мне было интересно, какой будет его улыбка. Просто знала, знала, что его ухмылка, или улыбка, будет очаровательной, в отличие от его опасных глаз. Такие как он были той еще загадкой.

— Это просто невежливо так пугать человека, — парировала я по прошествии еще одной минуты. — Это место, куда люди приходят, чтобы побыть в тишине и покое. А достичь покоя крайне сложно. Тебе стоило бы хоть как-то обозначить свое присутствие или, по крайней мере, пошуметь. Прочистить горло. Сделать хоть что-то.

Он прочистил горло.

Умник.

— Ответ нет. Вы спросили меня, была ли Рошин Райан моей сестрой. Она и есть моя сестра.

— Она умерла, когда была ребенком, — констатировал он.

По крайней мере, у этого парня были мозги, и он мог поддерживать разговор. Я пыталась думать о хорошем, правда пыталась, потому что порой я могла быть чересчур строга к людям. В особенности к мужчинам. Мама всегда твердила мне, что я была слишком строга к ним. Она сказала, что я, скорее всего, в какой-то момент своей прошлой жизни послала свою вторую половинку к черту. А тот, будучи слишком напуганным перспективой ослушаться меня, отправился прямиком в ад.

Я кивнула.

— Ей было пять. Автомобильная авария.

— Твоя близняшка.

На этот раз я прищурилась, встретившись с ним взглядом.

Капельки воды собрались на его длинных черных ресницах, отчего взгляд мужчины казался еще более свирепым. В холодной дымке они казались изумрудными, но когда на них падал луч солнца, готова была поспорить, что они с желтоватым оттенком. То был самый странный цвет, который я когда-либо видела, но, честно говоря, и самый красивый. И хотя мужчина произнес всего несколько слов, от него исходило какое-то очарование. Такое же очарование, побьюсь об заклад, крылось и в его ухмылочке.

Трудно было сказать, пытается ли он очаровать меня или же мне только так казалось. Еще труднее было понять то, почему он так на меня смотрел. Смотрел, изучая, причем так, что от этого возникало только больше вопросов. Это была самая странная вещь, которую я когда-либо испытывала. Мне потребовалось все самообладание, чтобы не ущипнуть его только для того, чтобы удостовериться в том, не один ли он из тех кладбищенских призраков, что решил со мной поболтать от нечего делать.

Или, может быть, одна из статуй. В нем чувствовалась сила и мощь одной из них ‒ идеального изваяния, высеченного из камня, которых немало на кладбище.

Я бы могла назвать его мучеником. Но ему до него было далеко, как до луны. Мужчина не был похож на человека, который пожертвует собой ради чего-то, даже ради того, что хотел бы заполучить ценой своей жизни. Потому что он, вероятно, всегда получал то, чего хотел.

— У меня тоже был близнец, — огорошил он.

Замечание вернуло меня в настоящее. У него тоже.

— Он или она покоится здесь?

Огляделась, чувствуя себя неловко после того, как проделала это, потому что он явно не стремился меня ему или ей представить, учитывая обстановку.

— Он, — сказал мужчина. — И ответ нет. Здесь мой старик. Отец здесь похоронен… — Он немного развернулся, указывая в другом направлении. — Келли ‒ его фамилия.

— А, — ответила я, указывая на бутылку виски и рюмки у него в руке. — Пришел помянуть его?

— Если можно так сказать. Прошло немало времени с тех пор, как мы со стариком разговаривали в последний раз.

— Иногда беседа приносит облегчение.

— Должно быть, это одна из причин, почему ты приходишь навестить могилу Рошин.

Впервые за шестнадцать лет я почувствовала, как меня окутывает тепло, и вздрогнула, когда его сменил холод. Никогда не чувствовала ничего, кроме пробирающего до костей холода, когда приходила сюда, но в ту секунду мою кровь будто разом нагрели, пусть это ощущение и длилось всего секунду. Я снова указала на его руку.

— Возможно, нам бы следовало для начала выпить, прежде чем переходить к разговорам по душам.

Он поднял бутылку виски, поставил две рюмки на надгробие Рошин и налил жидкость в рюмку. После чего предложил ее мне.

— Это как-то неправильно, — сказала я. — Ей было всего пять лет.

Он коротко кивнул, прежде чем залить в себя виски. Я наблюдала за тем, как жидкость стекала у него по горлу, пока он пил, несомненно, обжигая его огнем.

— Я всегда был дьяволом, — констатировал он, покончив с виски.

Мне потребовалось мгновение, чтобы понять смысл его комментария.

— Твой близнец был ангелом…

— Ага, — сказал он. — Впрочем, это к лучшему. У старика было с чем сравнить. Ему нужно было рассмотреть две разные точки зрения, прежде чем он примет окончательное решение.

— Мне жаль, — сказала я. — Что ты потерял брата и отца.

— Жизнь, — сказал он. — Самая непредсказуемая вещь, но большинство из нас все еще пытаются ее контролировать.

— Она похожа на дикое животное, — сказала я, что было верно в моем случае. — Иногда лучше дать ему разгуляться.

— Ты позволяешь жизни управлять тобой?

Его вопрос прозвучал отнюдь не как вопрос.

— Нет, — автоматически ответила я. — Я — боец.

— Так и знал, — сказал он, приподняв уголок рта в подобии улыбки. Это была ухмылка, столь же дерзкая, сколь и очаровательная ‒ как будто он только что выиграл в лотерею, а у меня от одного ее вида перехватило дыхание.

— Если только это не вопрос жизни и смерти, — продолжила я, отказываясь прекращать разговор, потому что он каким-то образом сумел залезть мне под кожу вместе с ощущением холода, задержавшегося там на долю секунды. — Как кто-то сможет победить смерть, когда у нее на руках все карты?

— Сотни людей каждый день борются с болезнями, побеждая.

— Это бои, в которые стоит ввязываться. Но думаю, что всем нам нужна определенная доля благости. Некой благодати, чтобы отпустить то, над чем мы больше не властны. Дать этому чему-то волю. Потому что когда мы это делаем… — я пожала плечами, — порой мы выбираем лучшую долю.

— Запомню это, — пробормотал мужчина.

Затем он, казалось, вперился в меня взглядом, неподобающе пристально и сказал:

— Расскажи мне о Рошин.

Я повернулась, чтобы посмотреть на ее могилку, и увидела там свою фотографию, хотя на ней была изображена вовсе не я. Мы были лишь точной копией друг друга.

— Как я уже говорила, то была автомобильная авария. Я закатила истерику из-за того, что она получила главную роль в каком-то бродвейском шоу. У меня случился такой припадок, что я задержала дыхание и потеряла сознание. Это был первый раз, когда я проделывала нечто подобное. Поэтому бабушка с дедушкой предложили отвезти Рошин, чтобы она не опоздала на выступление. Мои родители же отвезли меня в больницу, потому что думали, что со мной действительно что-то не так. Мне поставили диагноз «приступ гнева». Никто из нас не пришел на ее выступление в тот вечер. По дороге туда в них врезалась машина.