Когда я сказала Сиси бежать, она побежала прямо к отцу Фланагану. Он поймал ее на улице, когда направлялся к горящему дому, и она рассказала ему, что произошло.

Даже после смерти Морин направляла Сиси, и я была уверена, что она всегда будет это делать.

Райан устроился у меня на коленях, солнце освещало его темные волосы. Сиси схватила книгу, прежде чем сесть рядом со мной.

— Меня никто не приглашал, — сказал Кэш, входя в комнату. — Я оскорблен.

Мой тигр был испещрен шрамами, но это делало его только привлекательнее. Я получала огромное удовольствие, облизывая каждый из них каждую ночь, пробуя на вкус жертву, которую он принес ради этих детей, ради меня. Позволяя ему осесть в моей крови и направиться прямо к моему сердцу. Напоминая мне о том, каким горько-сладким было это время.

— Грр!

Сиси зарычала на него.

— Ты сумасшедший. У тебя все получится.

Райан поднял руки, чтобы Кэш взял его. Кэш на мгновение прижал его к груди, поглаживая по голове, а затем сел рядом со мной. Мы смотрели друг на друга в течение минуты, теряясь в воспоминаниях о том, через что нам пришлось пройти, а затем ухмыльнулись друг другу.

Мародер все еще знал, как похитить каждый мой вздох. Может быть, потому что у меня больше не было ничего, что он мог бы еще украсть. У него была я, вся я, на всю оставшуюся жизнь.

— Вот, — сказала Сиси, протягивая мне листок бумаги. Я отвела взгляд от Кэша, чтобы взять его. Она нарисовала четырех драконов. Все они были разные, но каждый из них олицетворял каждого из нас.

Под драконом Кэша, самым страшным, было написано «Папа Кэш». Под именем Райан был «младший брат Райан». Под ее именем было написано: «Старшая сестра Сиси». Под моим было просто написано «Мама».

Я медленно перевела на нее взгляд.

Она пожала плечами.

— Мы — семья. Я выбираю тебя своей мамой. И, — она коснулась плеча Кэша, — папочка Кэш.

Лицо Кэша озарилось, когда он улыбнулся.

— В этом есть что-то приятное.

Я прижала Коннолли к груди, буквально рыдая в ее волосы, но в то же время смеясь.

— Я выбираю тебя своей малышкой, — сказала я, целуя ее в макушку еще крепче. — А тебя своим малышом!

Я пощекотала Райана по животу, и он приподнял плечи, сморщив нос, когда рассмеялся.

— Я, — сказал Кэш, указывая на свою грудь. — Ты выбираешь меня?

— Пока мы оба живы, — сказала я, прикладывая руку к его сердцу.

Он положил свою ладонь поверх моей, еще сильнее прижимая ее к себе.

— Ты пролил кровь за это — за меня. Ты покорил мое сердце. Ты можешь написать это на своем надгробии.

Райан потянул за цепочку у меня на шее, пристально глядя на кулон. Он на секунду прищурился, прежде чем попытался засунуть туда, где должен был быть маленький локон, свой пальчик. Его ноготь попал между щелями, которые должны были открыть медальон, чтобы показать, что находится внутри сердца.

И это произошло. Кулон открылся.

Мне на колени упало простое золотое кольцо, слишком большое для моего пальца. Я подняла его, глядя сквозь него, позволяя солнцу двигаться по вечному кругу.

— Ты доказала, что я ошибался, — произнесла я, прочитав надпись.

— Ты сделала это, моя дорогая.

Кэш ухмыльнулся мне, но в его ухмылке не было ни капли дерзости. Впервые улыбка коснулась его глаз.

— Ты доказала, что я ошибался. Ты доказываешь, что я ошибаюсь. Каждый день.

— Ты любишь меня, — выдохнула я.

— Больше, чем саму жизнь.

Он посмотрел мне в глаза, а затем перевел взгляд на Коннолли Келли.

— Больше, чем саму жизнь.

Он посмотрел на Райана Келли.

— Больше, чем саму жизнь.

Я взяла Кэша за руку и надела кольцо на его безымянный палец.

— Поводок на тигре, — сказала я.

— Великолепно, — сказал он. — Просто фу…

Сиси зажала ему рот рукой, и Кэш притворился, что кусает ее. Она засмеялась и передвинула ладонь.

— Просто великолепно. Ты никогда не собьешь меня с пути истинного.

Мы поцеловались, а потом приступили к ужину.

— Открой дверь!

Я усмехнулся жене, прежде чем пойти открывать. Райан сидел у нее на плечах и бил по надувному животному, которое она держала на голове, и смеялся от души. Ее волосы были усыпаны блестками, а на щеке была нарисована тигрица. Коннолли бегала со своими друзьями, наевшись сладкого.

Я предупреждал жену об опасности смешивания сахара и детей, но она ела его вместе с ними, так что, по ее словам, не было повода не давать его им. Она считала, что мы должны практиковать то, что проповедуем.

Когда я открыл дверь, на моем лице все еще играла ухмылка. Она пропала, когда передо мной предстали три человека.

— Мы были по соседству. — Киллиан пожал плечами. — Подумал, что мы заедем на вечеринку по случаю дня рождения моей племянницы. — Он был зажат между своей женой и Сиршей.

— Этот дом открыт только для тех, у кого есть приглашение, — сказал я.

— У нас есть приглашение, — сказал Килл, глядя мне за спину.

Я обернулся и увидел отца Фланагана, но он покачал головой. Он их не приглашал. Я рассказал ему о ситуации с Сиршей после того, что случилось со мной и моей женой на кладбище. Он был так же шокирован, как и я, тем, что Сирша все еще жива, и что Киллиан ему не сказал. Когда я спросил его, злится ли он или собирается затаить обиду, он ответил мне «нет».

— Затаив обиду, ты только ожесточаешься, — сказал он, — потому что только ты можешь жить с самим собой. Не мне судить об этом.

Он указал на небо.

— Это бремя, которое мне повезло не нести. Когда я решил идти по пути любви, я выбрал трудный путь. Это не путь наименьшего сопротивления, но, в конце концов, оно того стоит. Потому что, когда мы уходим, Кэш, мы все уходим в одиночку, и наши грехи — это наши собственные грехи. Меня будут судить только за то, что сделал я. Он сделал это первым или «он первый причинил мне боль» будет недостаточно хорошо. Не для… — он снова кивнул вверх. — И не для меня.

Так оно и было — до этого момента. Пока его взгляд не встретился с взглядом Сирши впервые за много лет.

Килл прочистил горло.

— Отец Фланаган нас не приглашал.

Я посмотрел на своего брата, и он кивнул мне за спину. Моя жена стояла там с нашими детьми. Она улыбнулась и помахала мне рукой.

— После того, как я поговорил с Ки, и она сказала мне, что кто-то отказывается петь для нее, я решил, что кто-то, — он указал на свою грудь, — должен научить этих детей петь.

Килл ухмыльнулся.

— Как подобает.

— Папа два, — сказал Райан, поднимая два пальца, пытаясь понять, почему по другую сторону нашей двери стоял другой я.

— Папа, — сказал Коннолли, подходя, чтобы взять меня за руку. Она отказалась от части «Кэш» через неделю после того, как решила назвать мне по имени. — Кто они такие?

Ее взгляд метался между Киллом и мной, сосредоточившись на том же, на чем был сосредоточен Райан — насколько мы были похожи.

— Я твой дядя, — сказал Килл. Он представил свою жену, которую звали Меган. Потом Сиршу.

— Ты можешь называть меня бабушкой, — сказала Сирша, — если хочешь.

Коннолли улыбнулась.

— Как насчет «бабулечка»?

— Я была бы рада, — сказала Сирша, вытирая навернувшиеся слезы. — Очень.

Кили скользнула рукой по моему боку, а Райан взял меня за другую руку. После нескольких напряженных минут я вздохнул и немного отодвинулся назад. Кили издала низкий возглас и отодвинулась в сторону, чтобы все трое могли войти.

Прежде чем они это сделали, я выставил ногу, не давая Киллиану войти. Я посмотрел каждому из них в глаза, прежде чем заговорить.

— Ради моих детей, — произнес я, — поскольку вы сыграли на их симпатиях. Но не ради меня.

Киллиан встретился со мной взглядом, напомнив мне о себе, когда я был полон решимости получить все, что, черт возьми, я хотел.

— Мы подождем, — сказал он, а затем вкатился в наш дом.