— Все, что ты чувствуешь ‒ это ненависть к Скотту Стоуну. Все, что ты видишь ‒ это способ украсть то, что он считал своим. Но ты забываешь одну вещь, сын мой. Ты забываешь о невинной женщине. Что насчет нее?

— Я помню о ней. Ярко. Она уже моя — в ненависти и в любви. Мы с вами оба знаем, насколько они близки. Вы не способны чувствовать одно, не имея способности чувствовать другое. Безразличие — это расчетливая пуля для всех чувств. Эта лучница, она теперь ненавидит меня, но ее сердце такое же доброе, как и мое. Даже если она будет бороться со мной за право сохранить его.

— Нужно учитывать одну вещь, — сказал он. — Женское сердце было сотворено с учетом, что его могут украсть; оно было задумано так, чтобы его нельзя было подделать. Даже самый лучший мародер в округе может не справиться. Ты поворачиваешь украденный ключ или вскрываешь замок, а она может в ответ украсть твое сердце.

Я пришел не за советом. Я пришел исповедаться. Так что я откинулся на спинку стула, устраиваясь поудобнее, учитывая обстановку.

— Я пришел сюда не для того, чтобы раскрывать вам все карты, отче. Я пришел сюда, чтобы исповедаться в своих грехах. Или, в данном случае, грехе. Из-за моей собственной ненависти я собираюсь использовать ее. Даже при том, что это прискорбно, этого недостаточно, чтобы остановить меня.

— Этого никогда не бывает достаточно, — пробормотал он. — Для Марая все было точно так же. Но посмотрим, что произойдет на сей раз.

— Посмотрим, — сказал я. — Никто еще не доказал, что я ошибаюсь.

Вот и все.

▪ ▪ ▪

Отец Фланаган наблюдал, как я шел по улице. Он делал это с тех пор, как я был мальчишкой. Обычно мы с Киллианом были вместе, приходили, чтобы покаяться, а потом уходили, чтобы вести себя как маленькие дурачки. Отец Фланаган часто говорил, что он был удивлен, что мы смогли отойти на два шага от церкви, прежде чем нас настигла беда.

Усложните задачу для дьявола, хорошо, ребята? Дьявол любит дешевые финики.

Засунув руку в карман, я насвистывал, пока шел по улице, предвкушая встречу с Малышом Хэрри и его семьей. Под семьей я подразумевал его сестру. Я задавался вопросом, собирается ли она, наконец, выполнить свою угрозу и ударить меня по лицу, поскольку ее лук и стрелы должны были остаться за пределами периметра моего здания. Несмотря на то, что я смирился со смертью, я хотел прожить достаточно долго, чтобы ощутить сладость мести на своем языке.

Проходя мимо склада, я заметил двух парней, которые стояли напротив него и курили. Я не задержал на них своего взгляда, но обратил на них внимание. Прошел полквартала, они все еще преследовали меня, и я остановился перед другим складом.

Я повернулся к ним лицом.

— Что вам нужно от меня, ребята?

— Ты Кэш Келли?

Помните… глупые вопросы. Тем не менее, я дал блестящий ответ на этот вопрос.

— Весь день уже как.

— Наш босс передает тебе сообщение.

Один из них шагнул вперед и ударил меня кулаком в живот. Это было недостаточно сложно, чтобы заставить меня согнуться пополам, но другой решил нанести мне удар по носу, прежде чем я смог пошевелиться. Я стряхнул его, кровь брызнула во все стороны.

— Закончили? — вопросительно поинтересовался я.

Они оба ухмыльнулись мне.

Мой кулак пролетел по воздуху так быстро, что ни один из них не успел среагировать. Я раскрошил нос парню, который сломал мой. Он выругался, и прежде чем парень успел схватиться за свой пистолет, я вытащил свой и выстрелил ему в упор в лоб.

Я почувствовал давление пистолета у себя за головой, и другой парень выхватил пистолет у меня из рук, забирая его.

— Ты умрешь как трус, как и твой старик. Он никогда не был нужен здесь. Никогда. Он приехал сюда из Ирландии по делу мученика…

Прежде чем парнишка успел произнести еще хоть слово, я повернулся к нему и выбил пистолет из руки. Пистолет приземлился на землю и от удара об нее откатился в сторону. Парень был достаточно большим, чтобы парировать мои удары, но недостаточно сильным, чтобы я не смог одолеть его. Я был быстр, и когда бил, делал это сильно и во все нужные места. Он «танцевал» со мной, пытаясь снова и снова подходить все ближе и ближе к пистолету. Когда парень попытался пригнуться и сделать выпад, я схватил его за голову и ударил коленом в нос. Он закатил глаза, и упал на землю.

Наклонившись, я схватил его за волосы.

— Посмотри на меня, — сказал я. — Я хочу, чтобы ты смотрела на меня, когда я это говорю.

Парень моргнул на меня раз, другой, но потом закрыл глаза. Я позволил его голове упасть на землю, прежде чем сделал шаг назад, одновременно глядя на него и наклоняясь, чтобы схватить свой пистолет.

Этот ублюдок крысятничал, потому что через секунду он выхватил пистолет и направил дуло мне в голову. Я пнул его по руке за секунду до того, как выстрел разнес ее на куски. Пистолет отбросило назад отдачей, но пуля все еще свистела в воздухе.

На этот раз я держал ногу на его запястье, снова поднимая пистолет. Я смутно осознавал, что моя черепушка горит, когда отплатил ему той же монетой. Выстрел за выстрел.

Парню повезло меньше, чем мне. Он больше никогда не сделает ни одного выстрела.

Я отдернул окровавленную ладонь, проведя ею по голове сбоку. Пуля, должно быть, задела мою кожу.

— Иисус, Мария и Иосиф.

Отец Фланаган стоял в центре всего этого беспорядка, осеняя себя крестным знамением.

— Они были не так уж и близки, всего в паре шагов.

Я кивнул в сторону нападавших.

— Но они все равно нашли меня. Наверное, они думали, что я буду легкой добычей. — Я забрал свой пистолет у второго парня — он засунул его в штаны — а затем вытащил свой телефон.

— Осторожнее со своей одеждой, отче. Вы же не хотите, чтобы кровь нечестивых запятнала ваши святые одежды.

Затем я позвонил Раффу и сказал ему прислать людей, чтобы прибрались за мной.

Скрестив руки на груди, я смотрела в окно винтажной машины Харрисона, когда он проезжал по улицам Адской кухни.

— Почему? Почему я позволила тебе уговорить меня на это? Как я позволил тебе так поступить со мной? Ты же знаешь, я НЕНАВИЖУ этого человека!

Даже ста лет было бы недостаточно, чтобы захотеть снова увидеть его, а с фестиваля прошло всего пару дней.

Харрисон искоса взглянул на меня из-под своих очков.

— Ты у меня в долгу за то, что не рассказала мне о детективе.

— Я тебе ничего не должна. Но, может быть, я бы сказала тебе, если бы ты рассказал мне о Мари, о, скажем, много лет назад!

— Это сложно, и тебе об этом известно.

— Что в этом такого сложного?

— Ты бы рассказал ей.

— И что?

— Твое время ‒ не мое.

Он пожал плечами.

— Справедливо. Но все же… Как я позволила тебе УГОВОРИТЬ меня на это?

— Ненависть. Годы. Поговорить. Почему ты выкрикивала эти три слова?

— Прекрати пытаться сменить тему!

— Ага. Отлично. Ты сделаешь это за меня, потому что мы оба знаем, кто мой босс. И у меня нет возможности отказать ему.

Я с минуту изучала своего брата.

Этот парень, у которого была хорошая тачка и не менее хорошая одежда, не был моим братом. Мой брат был покладистым. Он хотел простой жизни. Хороший дом. Приличную машину. Семью. Детей, которых он мог бы научить играть в бейсбол. Это был мой брат. Я бы дала ему понять, что эту машину он купил бы для себя, но остальное? Шикарная работа адвокатом? Босс-гангстер? Это был явно не он.

Щёлк. Щёлк. Щёлк. Фрагменты мозаики внезапно сложились.

— Ты пошел на это ради Мари, не так ли?

Он замолчал на минуту, прежде чем вздохнул.

— Поклянись своей бродвейской карьерой, что ты ей не скажешь.

— Клянусь.

Я подняла руку, растопырив пальцы.

— Верно.

У меня вырвался вздох, который я не могла контролировать.

— Ты должен сказать ей, Харрисон. Скажи Мари, что ты чувствуешь к ней. Жизнь слишком коротка, чтобы продолжать ждать. К черту время. У нас есть только эта секунда.