— Но все-таки поставь дневное ограничение, старик. Рекомендую от души.

— Спасибо.

Но, пожалуй, нет…

Всегда гостеприимный ко мне дом сегодня почему-то холоден и не радушен. Все дело, вероятно, в том, что ни одна комната не освещена. Тьма правит в этом царстве чего-то там, но уж точно не насилия и ужаса.

— Ау, ау, ау? — крадучись на цыпочках, прохожу по вытянутому коридору. — Ты где?

Зал пуст — там никого. Мои глаза приветствуют пестрый термоковрик, выставленные в шеренгу детские игрушки, несколько пеленок и пустой шезлонг.

Толкнув ногой закрытую дверь в импровизированную детскую комнату, захожу вовнутрь. Сын спит в «гнезде», устроенном на большой кровати. У Тимофея пока нет личного манежа, в котором он мог бы весело кутить и наводить порядки. Я! Я! Я не успел купить — и здесь как будто снова виноват. Пора казнить, да только некому. Раскинув ручки и расставив ножки, ребенок сладко спит, обратив свое расслабленное личико ко мне.

— Привет, клопик, — целую, наклонившись, в теплый лобик.

Я завел новую и нужную, весьма полезную привычку: теперь я тщательно вымываю с мылом руки, как только захожу в свой дом. Поэтому сейчас, в настоящий момент, могу позволить абсолютно всё. Например, погладить маленькую щечку, пощекотать ребенку шейку, нежно поцарапать грудку и аккуратно сжать детскую лодыжку без вреда для крохотного человека.

Видеоняня, как это ни странно, простаивает на тумбе возле кровати и не отсвечивает нужным цветом, сигнализируя беспокойной матери о том, что с ее ребенком все в порядке, он сладко спит и не нуждается в пристальном внимании.

Жена, жена, жена… Нет! Достижения современной цивилизации получены, увы, не для нее. В этом наше с ней отличие. Она отставила прибор, забросила и не взяла за ненадобностью или неумением пользоваться, а я забрал и сунул в свой карман элементарное средство для слежения за тем, кто дергает конечностями, словно стреноженного жеребёнка изображает.

Сын крякает и несколько раз бьет пяткой по основанию детского «гнезда». Спать на боку и на животе ему пока не разрешает педиатр, а вот лежать и бодрствовать днем на коврике, оттачивая позу «самолетик» без ног и рук — как говорится, самое оно!

— Пока-пока! — сжимаю-разжимаю пальцы, машу рукой и выметаюсь.

А где она? Вот наша спальня… Вернее, то, что таковым я называю. Двуспальная кровать, две тумбы возле, комод и распахнутый выход на веранду, с которой открывается вид на море и алеющий закат.

Лежа на боку, лицом к окну, согнув в коленях ноги и отставив зад, похоже, спит или неумело притворяется. Да, признаю. Немного задержался, но к ужину все-таки не опоздал. Она устала или плохо себя чувствует? Обойдя кровать, останавливаюсь в точности напротив нее. Белое лицо, такие же по цвету волосы, струящиеся по подушке на пол, свешенная рука и приоткрытый рот. Сопит, храпит, постанывает и глубоко вздыхает. Артистка, мать твою!

— Привет, — присев на корточки, осторожно дую ей в лицо. — Юль? М-м-м, да, блядь. Тьфу ты! Ася-я-я? — теперь шепчу, губами прикасаясь к кончику остренького носа.

Нет, она не оживает. Не беда!

Гладкая кожа, мелкие веснушки, длинные ресницы и влажный лоб. Ей жарко? У нее температура? Сначала трогаю рукой, а следом подключаю губы.

«Порядок!» — немного отлегло. Она так сладко спит, что похожа на ангела, свалившегося с божественных небес на укрытую грешниками землю. Пока устраиваю свой зад возле нее, замечаю альбомные листы, выглядывающие из-под кровати.

Это что? Высокие женские фигуры, одетые как будто бы в космические наряды. Нарисованные черной ручкой силуэты с непропорционально длинными ногами слепыми мрачными глазницами взирают на меня. В чем-то упрекают, покачивают головами, поворачиваются, заигрывают, когда через плечо незримо мне моргают.

Это ведь её эскизы? Моя жена рисует? Придумывает? Моделирует одежду? Лекала строит? Делает эксклюзивные выкройки? А после шьет?

— Привет, — хрипит внезапно очень сонный и немного томный голос. — Ты уже пришел?

— Привет, — не глядя, отвечаю. — Как дела?

— Все хорошо, — она сжимает мою кисть и дергает за руку. — Костя, пожалуйста, отдай.

— Спокойно! — избавляюсь от женского захвата, подальше отвожу свою конечность, разглядывая содержимое бумажного экрана. — Твои рисунки?

— Да, — бормочет глухо. — Это ерунда. Это…

— Простое увлечение?

— Мне нравится рисовать.

— И шить? — на что-то намекаю. — Твоя одежда и наряды сына. Ася?

— И шить, — она все подтверждает. Ура, я угадал. — Пожалуйста, верни на место.

— Должен сказать, что у тебя великолепно получается. Почему бы это не развивать? Хочешь этим заниматься?

— Нет.

— То есть? — изумляюсь.

Я позволил себе лишнее, влез не в свое дело, настроился на позитив, а получил по факту женские надутые губы и недовольный вид?

— Пока нет, — мгновенно исправляется.

— Ты боишься, Красова?

Свою фамилию я выговариваю без оговорок и ошибок. Может, так и стоит продолжать?

— Нет.

— А как же твои рассуждения о том, что страха нет, есть отношения и ощущения к тому, что происходит с человеком.

— Пусть Тимка подрастет.

— Одно другому не мешает. Что? — она сжимает свой живот и сильно разминает. — Что ты делаешь?

— Есть хочу, — натянуто мне улыбается.

— Тогда подъем. Сегодня я кормлю!

Отложив в сторону бумаги, предлагаю руку и терпеливо, не сводя с нее глаза, дожидаюсь, пока жена ее возьмет.

— Слава Богу! Думала, что обманулась, — с улыбкой говорит Эльмира. — Как Вы думаете, Ася, этот фасон меня стройнит или я с выбором погорячилась? После третьих родов никак в форму не приду. Если еще когда-нибудь посещу жуткое заведение, где мы в муках производим на Божий свет себе подобных, то клянусь, что заставлю Саркиса записаться на обязательный прием в специализированный кабинет для перекрытия его дарующего маленькую жизнь никак не иссякающего краника. Материнство чересчур выматывает, хочу заметить. У меня есть Эка, есть Софа и долгожданный крошечный Рустам — мой золотой ребенок! Всех люблю, но, — громко всхлипывает, добавляя в речь нотки жалости и угнетения, — больше не могу ходить беременной.

— Да, конечно, платье будет хорошо на Вас смотреться. Сегодня последняя примерка, а дальше… Уверена, что закончу через один-два дня! — коряво отвечаю, потому как держу в губах три, как минимум, швейные иголки. — А почему Вы решили, что я обману Вас? — неспешно отхожу назад, вытягивая каждую.

Еще неплохо бы добавить:

«Обязательно закончу, если ничего не помешает! Потому что у меня есть теперь семья и строгий, но любимый муж! И да! Я всегда обещанное выполняю!».

— Не знаю.

— Я ведь взяла аванс, — ей напоминаю.

— Это тоже деньги, — по-моему, теперь она на что-то обижается.

— Конечно-конечно, — быстро соглашаюсь. — Я, как исполнитель, заинтересована во второй части вознаграждения. Понимаете?

— Мы не подписали с Вами контракт, — пожимает плечами, на которых на честном слове держится стянутая моими стараниями легкая и дорогая ткань. — Вы получили пятьдесят процентов от оговоренной суммы, а потом переносили наши встречи. Вот я и представила себе, как растрепанная в одном ботинке бегаю по нашему городку в поисках высокой блондинки, которая мне кое-что должна.

— Я работаю частным образом. Никаких контрактов — только мое слово. Я не обманываю клиентов. К тому же я была у Вас на примерке, затем взяла ткань, после раскроя пришла, а потом у меня возникли непредвиденные обстоятельства. За это прошу прощения. Но Вы ведь читали отзывы на сайте?

— Да. Ася? — вдруг начинает подозрительно шептать.

Не обращая на ее таинственность внимания, негромко продолжаю говорить:

— Вы выбрали меня, потому что положительных отзывов больше?

Зачем я скромничаю? Отрицательных там нет совсем.

— Вас порекомендовала моя подруга. Ася?

— Подруга? — с удивлением поднимаю брови.