А что там с головой? О ней я, видимо, уже забыл. Сейчас кое-что другое на повестке очень длинной ночи.

— Всё-всё-всё, — сам прекращаю, сам разрываю, первым отстраняюсь. — Тихо, девочка, не так быстро, не гони.

Мальвина дышит широко раскрытым ртом и странно потемневшими глазами смотрит свысока на того, кого хотела жестко растерзать вчера.

— Всё! — убирает руки и откидывается назад.

Я сбил ей кайф? Расстроил планы? Сыграл не так, как было запланировано? Ну что ж!

— Идем в кровать, — я предлагаю руку и жду ответного броска. — Ася, спать уже пора…

«Кто рано встает, тому Всевышний подает!» — гласит народная пословица, к которой редко кто прислушивается. Не знаю почему, но я, между прочим, тоже из глухого большинства. Но сегодня, видимо, не спится. Я бодрствую с четырех часов утра, хожу смурной, изображая зомби, у которого есть своя семья. Сыночек, проглотив язык, следит за тем, как я, не торопясь, размечаю внутреннее пространство его новой комнаты. Он водит темными глазёнками и кушает большой и сладкий палец на пухлой ножке, которую почти на лоб себе задрал.

— Вкусно, барбосёнок? — подмигнув, обращаюсь к маленькому компаньону.

Ни звука. Абсолютно глухо. Даже страшно. На небольших квадратных метрах хозяйничает гробовая тишина и два «здоровых» мужика!

— Не расположен, что ли? Плохо спал?

Опять молчание.

— Вырабатываешь характер?

Или защищаешь мать? Солидарен с Асей?

— А!

Отлично, значит, кто-то в «яблочко» попал.

— Как ты смотришь на то, чтобы завести семейный ритуал? — теперь серьезно обращаюсь к малышу. — Раз в неделю, например, мы будем собираться за большим столом — благо такой у нас уже есть, начнем устраивать семейный совет или откровенные беседы по душам, что-то с умным видом обсуждать, возможно, иногда конфликтовать, но без рукоприкладства, разумеется, — здесь я потираю подбородок, хорошо заросший за два дня, при этом вспоминаю, как одна блондинистая хивря показала мне «что зря», — потом съедим, например, глубокую тарелку сырного попкорна, выпьем по стакану молока, возможно, сока, кстати, я предпочитаю томатный, а ты?

— А! — он наконец-то отпускает маленькое яство и хлопает ладонями по мягкой и большой кошёлке, в которой разминает юные бока, пока с утра пораньше поджидает мать.

— Заметано, сын. Значит, сегодня и начнем. Тебе сколько?

Четыре, но очень скоро будет пять.

— А мне, знаешь, сколько?

Сорок, но только через четыре полных дня!

— Ты море видел? — щелкаю рулеткой. — Думаю, что только на картинках или по рассказам мамы. У меня сегодня выходной день, дружок, так что проведем его на пляже. Хорошо?

Похоже, кое-кто устал. Мальчишка громко крякает, молниеносно начинает всхлипывать и по спирали, разгоняя тон и полутон, заходить на дикий вой.

— Тшш-тшш-тшш! Что с тобой? — склоняюсь над сучащими ручонками, сжатыми в розовые кулачки, которыми он норовит меня ударить. — Кушать хочешь? Или компания чересчур навязчивая? — он водит плечиками, выгибает спинку, выпячивая грудь, показывает мне кончик языка, а на финал, посмеиваясь, сочненько плюется и четко попадает мне в лицо.

Все ясно! Мог бы и не продолжать…

Ее, наверное, сильно развезло? Жена валяется в постели и не спешит вставать. Тонкие бретели ночной сорочки застыли на ключичных косточках, с трудом удерживая шелковую ткань, которая нет-нет, да и оголит большую грудь. В это царство лучше не вносить ребенка, который видел женские титюли лишь под одним углом:

«Придется, барбосёнок, у себя немного подождать».

Она такая беззащитная, когда лежит с закрытыми глазами и делает вид, что сладко спит. Очень нежная, слишком хрупкая, почти хрустальная, прозрачная, незамутненная и чистая жена. О такой натуральности, если я не ошибаюсь, принято говорить, как о кристальности, сравнимой с чистотой слезы, которую на слишком белой коже рассмотреть без оптики нельзя.

Что же ты за явление такое? Распущенные волосы разложены — и не иначе — по небольшой подушке, красиво обрамляют кольцами задумчивое, погруженное в мечты и негу, идеальное лицо. Фролов заметил очень точно — она действительно красавица. Хотя я мог бы кое-что дополнить:

«Красива, когда не распускает руки и не раскрывает злого рта!».

Моя щека визжит о том, что обручальное кольцо, по-видимому, ей немного велико. Горячий обод застыл в районе сочленения первой и второй безымянных фаланг и не опускается на основание тоненького пальца. Спадает, но задерживается на косточке и не дает упасть на пол, зато эффектно раздирает кожу тому, кто под раздачу с ювелирным украшением по воле случая попал. Светлые ручонки, отсутствующий напрочь маникюр и единственное дорогое украшение, которое я ей навязал, напялив с легкостью на правый безымянный палец.

Как разбудить ее, чтобы не испортить впечатление?

Тимоша возится, при этом издает смешные звуки: курлычет, что-то на своем себе же говорит, агукает и гулит, тихо тпрукает губами, тормозит, затем хохочет и тонким голоском звенит. Я убавляю звук динамика детской рации и прячу электронное устройство под подушку, а после крадущейся походкой направляюсь к той, которая спокойно в одиночку спит.

— Доброе утро, — присаживаюсь на край кровати, напираю задницей, толкая спрятанное под летним одеялом тело в мягкий бок и твердое бедро. — Подвинься, синеглазка.

— … — жена забрасывает кисть себе на лоб и, щурясь, лениво открывает пока еще замыленный глазок.

— В чем дело? — я выставляю руки себе на пояс.

— М-а-а? — сладко широко зевает.

— Уже половина шестого утра, а ты еще не встала.

— М? — подскакивает быстро и расставляет по бокам в локтях согнутые руки, на которые опирается теперь, как небольшая рамка на устойчивый каркас.

— Какие планы на сегодня, А-С-Я? — специально делаю упор на имя, притормозив посыл.

— У меня клиенты, — бухтит под нос и опускает взгляд. — Ты не мог бы…

Ага, сейчас!

— Придется перенести, потому что суббота — это важный день семьи. Сын рассказал мне по секрету, что еще ни разу не был на море. Это надо срочным образом исправить. Отказов мы не принимаем, поэтому твоим клиентам настойчиво рекомендую подождать.

— Он слишком маленький. Я считаю, что рано, да и любой педиатр со мною согласится и подтвердит, что общественная вода — почти всегда полная антисанитария и верный путь к кишечной палочке. Поэтому, я возражаю. Костя, пропусти меня.

— Тимофей не собирается купаться, Ася, к тому же у него нет плавок или пляжных шортиков. Позаботься, солнышко, об этом. А посему он всего лишь составит нам компанию, тем более что от услуг хорошей няни ты отказалась, но сидеть в четырех стенах — никуда не годится. Поэтому я выберу место и организую программу на свежем воздухе. От тебя требуется предоставить парню своевременное питание, чистый подгузон и счастливую улыбку на лице, которое ты будешь направлять к нему под тент.

— Там слишком жарко, — оттолкнувшись от матраса, жена садится в кровати и, двигая ногами, начинает к изголовью отползать. — Я его не слышу. В чем дело?

— Все ништяк, — теперь ловлю ее недоумевающий взгляд. — Он вымыт и чист. Я его обтер, затем переодел, но, к сожалению, пока не накормил. В моем меню предусмотрены исключительно взрослые блюда. Боюсь, что в бутылочку с детской смесью случайно кайенский перец положу, поэтому…

— Вы давно проснулись? — двумя руками вспушивает гриву, струящуюся по ее плечам.

— Бодрствуем с четырех утра, но можно считать, что окончательно проснулись всего лишь полчаса назад. Мне почему-то казалось, — она толкается, пытаясь встать, — что малышня любит вздремнуть до двенадцати или часу дня. Что ты делаешь? — я не спешу, но все же отстраняюсь, освобождая ей пространство для маневров.

— У меня дела.

— Нет! — встаю и распрямляюсь. — Ты все отложишь, — категорично заявляю.

— Я обещала…

— У меня выходной, у Тимки выходной, а это значит, что и ты гуляешь с нами, так сказать, за компанию. Возражения не принимаются, к тому же, сегодня суббота.