— Ты, что, обиделся? — горланит в мою спину. — Ну, извини. Фрол зарядил, что это… Слышишь, босс?
— Угу? — на одно мгновение торможу, поставив на верхнюю площадку ногу.
— Он на тебя денежки поставил.
Устроил балаган, е. лан?
— Много?
— Приличное количество.
— Его версия? — вполоборота задаю вопрос.
— Оно самое. Прикинь? Писюша утверждает, что тебя в сердце ранил купидон. Кстати, а какой он? Кудрявый, пухлый, с розовыми щечками? Или вонючий, обрюзгший, с облезлым париком?
Ни хера себе у мальчиков фантазия гулять пошла!
— Вам пора, Ромыч.
— Костя? — он виснет на моей спине и шепчет в ухо. — Ты виляешь, остришь, не смотришь мне в глаза, зато следишь за этой девочкой, забываешь, как дышать, и спешишь домой. Я следак, криминалист, Красов. А перечисленные улики — прямые и совсем не косвенные. Ты влип, боссик. Здесь остается только развести руками. А мне… Тебе номер статьи-то зачитать?
Отнюдь! Но он ошибся, а я не стану огорчать…
Глава 21
Кровь I
Боль… Боль… Боль…
Не могу, как следует, раскрыть глаза, чтобы не зашипеть или не поморщиться, скорчив обезображенную ненавистью морду. Жесткий металлический обод опоясывает верхнюю часть моего черепа, затем кто-то очень сильный вгоняет в здоровые уключины чугунный болт по толщине в два средних пальца и мгновенно начинает затягивать простую до тошноты конструкцию, выдавливая пузырящуюся серую субстанцию из моих ушей и рта.
Мигрень? Давление? Инсульт? Размягчение извилин? Склероз? Альцгеймер? Возможно, долбаный понос?
Невидимый хомут, поскрипывая, крякает, а я терплю все это, вцепившись пальцами в лакированные подлокотники кожаного кресла, в котором торчу уже четвертый час подряд, стачивая от злости крепко сцепленные зубы.
— Костя? — наклонившись, шепчет Юрьев. — Все в порядке?
— Долго еще? — отворачиваюсь, запрокидывая голову назад.
— Тебя что-то беспокоит?
— Ваша несостоятельность и непунктуальность, а также необязательность, расхлябанность, пофигизм и отдельным пунктом — дебильная улыбка Фролова. Платонов, кстати, в норме? Чего он щерится, как будто психически нездоров? — рассматриваю своего юриста. — У Никиты, видимо, проблемы. Твою мать! Что ж так не везет? Ладно, хер с этим. Я всё перечислил, а ты по-прежнему считаешь, что этого недостаточно?
— Не бухти, босс, — самоуверенно заключает. — Еще полчасика и мы будем совершенно свободны. Никитос случайно заплыл в нейтральные воды.
— Чего? — отклеиваюсь от спинки кресла, принимаю идеально вертикальное положение, проглатываю кочергу и выгибаю в пояснице спину. — Он работать сможет?
— С этим проблем не будет. Просто перебрал. Извини, засиделись вчера. Фрол организовал нам преферанс. Расписали пульку и… Платоша не удержался. Ему, между прочим, охрененно в тот момент везло.
«А-а-а-а!» — широко раззявив рот, набираю воздух и проталкиваю внутрь, разгоняя по сосудам кровь. — «Пионерский лагерь, итить!».
Они друг друга зубной пастой случайно не измазали? В качестве выигрыша могли, как возможный вариант, стоя на балконе, что-то прокричать или на худой конец кому-то, случайно проходящему, что-то даже показать.
— Скоро все закончится, — Ромка разговаривает, словно объясняет прописные истины постоянно хнычущему ребенку. — Мы шустренько запрыгнем в машины, устроим «газ в пол» и помчим навстречу ветру и дорожным приключениям. Сделай благожелательнее лицо, пожалуйста. Костя, ты пугаешь докладчицу. Она, бедненькая, и без того сильно заикается.
«Да нет же…» — девица просто не умеет по слогам читать. Думаю, но не говорю. Хочу, но все-таки молчу. Берегу баланс и не порчу имидж.
Вмазать бы Ромашке промеж глаз, да мараться неохота. И потом, надо бы учитывать свое нынешнее состояние, которое, кстати, я терплю уже второй день, пока нахожусь в этом гребаном месте. Вот оно-то и сыграет против меня в самый неподходящий момент. Размахнуться я смогу, однако же вложить всю душу в намерение и непосредственный удар — это вряд ли. Тут, как говорится:
«Тпру-у-у-у!».
— Что с тобой? — подобравшись, продолжает испытывать мое терпение, бомбардируя дебильными вопросами. — Голова?
С чего он взял? Мотаю ею, давлюсь слюной и демонстративно сглатываю, выпуская слезы из покрытых кроваво-мутной пленкой глаз:
— Увы! Орга-а-а-а-зм, — зло сиплю, почти не раскрывая рта. — Сильно забирает, с трудом контролирую процесс. Мокрые трусы и неуменьшающийся в размерах стояк — спутники и свидетели моего позора. Как в детстве, прикинь. Возбудился, а сбросить негде. Мучаюсь, кайфую, дрожу, предчувствую. Вот-вот, но снова промах! Ни черта не удается.
— Шутишь, что ли? — Ромка отклоняется, будто бы боится, что моя сперма брызнет точно в глаз.
Если бы! Вчера дрочил в постели, пока смотрел на фотографию жены, потом разминал и дергал яйца, припоминая, как она стонала в наш последний раз, а с утреца спустил немного, пока перебирал по мягкой шкурке в душе, вылизывая собственную руку.
— Боюсь, что долго так не выдержу.
— Ты чего? — у Юрьева на лоб ползут глаза, подкидывая к шевелюре брови.
Не могу быть здесь — домой хочу. И дело, откровенно говоря, не в сексе или в чем-то плотском. Я скучаю за семьей, в особенности, за своим ребенком!
— Все под контролем, Ромыч. Я пока не вышел из себя. Но желание, пиздец, не отпускает…
Я хочу, чтобы Ася полечила мою голову обыкновенным рукоположением и шепотками, которыми она владеет, словно всемогущественная ведунья-ведьма.
— Держи меня, иначе насажу какую-нибудь из этих мерзких чудищ в узких юбках себе на хрен и-и-и-и… — дергаю руками под столом. — Долго, Ромка, больно, но со страстью, — мотаю головой. — Это вещь! А там, глядишь, отпустит.
— Ни хрена себе. Кончил, что ли? — я так и вижу, как сильно округляются его глаза.
— Почти, но приход словил, — хмыкнув, отвечаю. — Мы ведь откажемся от этой хрени, Юрьев. Надеюсь, это понятно? — внезапно становлюсь серьезным и говорю сейчас исключительно по делу. — Это не обсуждается. Ты ведь в курсе про мою принципиальность? Я только вот пять минут назад принял окончательное решение. Пора отчаливать. Пиздец! Так уста-а-а-а-л…
— С чего бы? — постукивает по вылизанной до блеска поверхности стола колпачком, снятым с перьевой брендированной ручки.
— С того, что так дела не ведут, Ромыч. Для них это игра, показательные выступления перед грозным дядей Красовым, а я не привык так работать. Не нужно задабривать нас, накрывая столы, на которых скатерть пачкается соусом ценой в бюджет задрипанного округа. Не стоит заглядывать мне в глаза, достаточно привести документы в порядок и составить грамотно ТЗ. Нас тут трое, Платошу, как обычно, не считаю. Кстати, он мне нужен в главном офисе. Юридическая хрень сама по себе не разгребется, а Фрол хоть и пыжится, что способен на подвиг, но пока все, на что начфин сподобился — поцеловать украдкой Терехову и раструбить об этом в пьяном виде, когда совсем не контролировал себя. А их тут сколько? Никто, сука, не владеет информацией. С ними — все! Я не жадный, мне вполне достаточно пролонгированного соглашения, а этих тварей посылаем на х. й. Они не готовы — неутешительный, зато правдивый финал. А мы еще чего-то ждем? Если речь про обед или чертов ужин, то я определенно сыт и жрать сегодня здесь не намерен. По крайней мере, хочу успеть к столу, накрытому женой. Мне бы сына посмотреть…
— Еще полчасика.
Е. ать! Сначала было пять минут, которые незаметно и довольно плавно растянулись на пятнадцать, потом вдруг организовались двадцать пять, а теперь все тридцать замаячили перед носом, как размахивающий аурой приход.
— Блядь! — хриплю и скалюсь, таращась на девицу, которая с жутким заиканием штудирует пятый пункт возможного соглашения. — Еще разочек, Ромыч. Что нам обещают и почему мы так сосредоточены на чьих-то просьбах? — выставляю указательный палец, предупреждая, что не закончил и меня не стоит перебивать. — Я не буду читать лекцию о важности времени и денег, а также их симбиозе и влиянии на деловые отношения. Скажу просто и доходчиво. Шутки давным-давно закончились. К таким по важности встречам следует готовиться заранее, чтобы при, так сказать, слиянии не испытывать проблем с эрекцией и грамотно, уверенно, я бы еще добавил, своевременно, подвести партнера к тому, что называется наслаждением от близости, а по-простому, от продолжительной е. ли. Они надрачивают нас второй день подряд. У меня уже болит в штанах, а выхлопа… Увы! — развожу руками по сторонам. — Пшик и вялая труба!