— Я взял ее на руки, потому что Инга начала скулить, ныть и причитать, что в кровь разбила задницу, когда неудачно приложилась о ковер в той задрипанной гостинице. Она чего-то набралась и, видимо, с непривычки ее сильно развезло. Уверен, что утром ей было стыдно, но об этом мне неизвестно ничего, я ведь…

— Мне понравились те цветы, Костя, — внезапно исподлобья смотрит. — Ты их купил потому, что…

Нет, только не это! Пусть замолчит и ни хера не произносит, транслируя предположения, от которых я сейчас свихнусь.

— Мне захотелось подарить их тебе. Никакого тайного умысла или глубочайших извинений от гулёны-мужа, согрешившего с другой во время их совместной командировки. В день свадьбы ты разразилась признанием, что впервые получила букет. Я посчитал…

— Ты чувствовал свою вину? — она смеется в кулачок.

— Не было вины, — задираю голову и бодаю воздух подбородком. — Я не буду оправдываться и доказывать, — хотя, по-моему, именно этим я как раз и занимаюсь. — Ты будешь жареный зефир, Цыпленок? — выставляю ей под нос шампур с нанизанным на нем изрядно подрумянившимся квадратиком сильно тянущегося лакомства. — Только осторожно, очень горячо! Смотри, пар идет.

— Спасибо, — принюхивается по-собачьи, довольно щурится и облизывает губы. — Ночные посиделки на пляже?

— Угу, — подношу еще одну порцию, приговоренных к щадящему сожжению, с целью приобретения специфического аромата и такой же консистенции. — Не трогай, обожжешься! — предостерегаю Асю, которая тянет руку, чтобы поправить зефирную подушку, нанизанную кое-как на второй шампур. — Там все хорошо. Ешь и наслаждайся. Смотри на лунную дорожку и мечтай.

Костер по-прежнему горит, а языки оранжевого пламени отражаются на ее лице и в светлых волосах.

— А после того, как ты внес Ингу в комнату… Положил ведь на кровать?

— Ты любопытная! — цокая языком, покачиваю головой. — Но ты совершенно права. Потом я наконец-таки разделся и воспользовался беспомощностью очень пьяной женщины и овладел ее телом несколько раз. Что еще интересует?

— Почему только сейчас? — Ася давится тягучей массой, кашляет в свой кулак и отклоняется, пытаясь избежать помощи, которую я ей предлагаю. — Не надо, — отмахивается, — сейчас все пройдет. Почему в тот день ты злился и агрессивно реагировал на мои вопросы?

Еще и это должен объяснять? В сорок лет я каюсь перед мелкой курицей, у которой на гузке раскачивается нежный молодой пушок? Не много ли Цыпленку чести? Пожалуй, хватит на сегодня откровений. Обдумав ситуацию и взвесив все имеющиеся данные, я делаю один стремительный бросок, накидываюсь зверем на нее и подминаю под себя, сжав тонкие запястья, раскладываю и торможу атаку, но ожидаю встречного движения.

— Я не привык оправдываться, — придавливаю и обездвиживаю пока еще сопротивляющееся тело. — Будешь дергаться, сила будет троекратно увеличена. Тебе не выпутаться!

— Что ты делаешь? — упершись ладонями, она пытается оттолкнуть меня. — Мы сидели, а потом…

— На меня нашло, Цыпа. Мы неделю постимся, потому что… — пытаюсь ей на что-то намекнуть и про что-то важное напомнить.

— Я не беременна, Костя, — громко выдыхает. — Врач подтвердил.

— Потому что поругались! — исправляю на правильный ответ. — Время помириться, раненый боец.

— Раненый боец? — теперь ее ладони гладят мои щеки.

— Или как? Как это, кстати, у барбоса происходит? Вот так, — вожусь на ней, активно действуя коленями, раздвигаю Асе ноги, — или вот так? — наклонившись, касаюсь губами ушка и облизываю мочку. — Больше ничего не было, жена, — шепчу в висок, прихватывая кончиком языка колышущийся на свежем воздухе ковыльный локон. — Я не из тех, кто гуляет. Мне достаточно одной женщины. Не верь про полигамию у мужиков. Это не соответствует истине, зато выступает великолепной отмазкой на случай, когда кобель с поличным пойман. Я…

— Почему же ты считаешь, что я смогу изменить?

— Я этого не говорил.

— Прямо — нет, но с какой-то целью все-таки меня предупредил.

— Я проходил через подобное, ты же знаешь.

— Не верь тому, что говорят про женщин, Костенька, — прикрыв глаза, жена целует мои губы, бережно пощипывает слизистую, пытается пробиться внутрь, подключает зубы и водит по половинкам языком.

— Как думаешь, сколько у нас есть времени?

— Времени? — Ася отстраняется и прекращает поцелуй.

— Пока Тимофей спит, мы ведь успеем? — подмигнув, направляюсь к ней лицом, раскрывав как можно шире рот, обхватываю слегка подрагивающие губы и целую, подключая сразу же язык, проникаю глубже.

Настаивал на честности? Просил об откровенности? И первым же споткнулся на простом до тошноты случае. Зачем рычал, брыкался и отнекивался, если сразу можно было сделать так?

— Я буду осторожен, — оторвавшись на одно мгновение, перехожу на щеки, лаская кожу языком. — Защита тоже есть, — не стану уточнять на всякий случай, что изначально все к этому и вел. — Что скажешь?

— М-м-м… — она постанывает и сильнее обнимает.

— Хм. Я так и знал, что возражать не будешь.

— Костя! — откуда ни возьмись горланит Колька.

Сука, твою мать! Какого хрена?

Ася пытается взвизгнуть, а я предусмотрительно ладонью закрываю женский рот.

— Он сейчас уйдет, — шепчу, рассматривая сильно выпученные глаза, которые от очевидного испуга забыли, как моргать. — Тшш! Тшш, все хорошо.

— Чего ты кричишь? — к соседу присоединяется его жена. — Идем, ты обознался.

— Костя, добрый вечер, — сосед, не обладающий чувством такта и ни хрена не знающий о правилах приличия, не унимается и, по ощущениям, направляется аккурат сюда.

— Продолжим позже, Цыпа? — на всякий случай уточняю. — Поговорим с соседями, обсудим цены на газ, накормим их зефиром и выпроводим восвояси. Идет?

Она кивает головой, на всякий случай, видимо, подтверждает свой ответ взмахом ресниц, вертится и наконец-таки освобождается.

— Добрый вечер, — встаю и распрямляюсь. — Какими судьбами? — обращаюсь к ним, но руку предлагаю Асе. — Давай, Цыпленок.

— О! Ася и Вы здесь? — а Коленька играет в дурачка. — Зефир, кофе, море и костер? Мы помешали? У вас пикник, ребята?

Был…

Был пикник…

Был охренительный пикник до этого момента!

— А я сразу заявил, что эта женщина будет моей женой. Моментально обозначил сроки и условия. Чего, собственно говоря, мелочиться и рассусоливать? Раз и на матрас! Сначала на надувной, конечно. Это потом мы перешли на взрослый уровень отношений. Но я поставил эту девочку перед фактом. Чего ты щиплешься? Больно же! — смешно сипит, потирая руку, ужаленную маленьким комариком. — Если угодно, я обрубил красотке возможные пути к отступлению. Да-да! Не смотри на меня. Организовал этой сущей чертовке небольшой котел, в котором варил ее до дня нашей свадьбы и долгожданной брачной ночи. Ты знаешь, как долго я этого ждал? Чуть не сдох, пока не получил ее в неограниченное пользование!

— Это никому неинтересно, — рычит та, о которой болтливый крендель так пространно рассуждает.

— Нет-нет, я слушаю, — моя вдруг яростно вступает. — Расскажите еще, пожалуйста.

Отлично! Просто высший класс. Похоже, эта хивря торчит еще и от романтического дерьма, которое закладывают им в рот и уши служители современного искусства. Куда ни плюнь иль глянь, везде любовные истории, животрепещущие романы о властных господах и невинных девочках, например, с Карагандинского вокзала! Не мог представить, что Асю от такой ванили неслабо прет. Полагал, что на порно Цыпа остановится, но нет! Блондиночка выполняет вызов, чтобы посильнее меня достать.

— Не был бы так крут, не получил бы счастья. А что? Так ей и сказал: «Или будешь Куприянова, или девичья фамилия — Коробок, прикиньте, ребзя! — на весь твой долгий холостяцкий срок». Станет чей-нибудь женой, как сразу же, незамедлительно, ощутит все прелести вдовства, так и не испытав свой долгожданный с парнем кайф, — гордо заявляет Николай, выпуская в сторону ядовитый сигаретный дым.