— Заткнись! — я пропускаю между пальцев больничную простынь и хриплю, прикрыв глаза. — Заткнись, черт бы тебя подрал. Я его не отдавал. Это хорошие люди. Мои друзья. Что прикажешь было делать? Тащить его сюда?

А баба-то прислушивается, щурит злые глазки, закусив нижнюю губу, вытягивает из медицинского халата мобильный телефон и четко произносит:

— Охрана… Поднимитесь во второе отделение… Угу… Гинекология… Да… Кудрявцева, София Михайловна… По-видимому, здесь семейный скандал. Жду! Разрешите?

Вот же… Блядь! А я, пожалуй, разрешу!

Асю забирают на УЗИ, я же остаюсь под пристальным вниманием трех уродов в темно-синей форме государственной охраны.

«Юрьев, Платонов, с вами?» — не глядя в раскладку на сенсорной клавиатуре, почти вслепую набираю сообщение.

«Привет, босс! Подлец нас почти раздел. Трусы уже сверкают. Чего тебе не спится, Костя?» — мгновенно отвечает Ромка.

«У меня проблемы» — встречаюсь с крысиными глазами сосунков с наручники, раскачивающимися на их кожаных ремнях. — «Жду Никиту в областной больнице. Гинекологическое отделение номер 2, второй этаж. Сейчас!».

«Репродуктивная женская система — непростой и, откровенно говоря, не очень-то контактный организм. Сложное устройство — скрытый от глаз общественности механизм — божественное начало — эксклюзивное и бесценное произведение искусства. Сколько лет практикую, а каждый новый случай неустанно поражает и физиологической сложностью, и беспечностью льющей впоследствии крокодиловы слёзы неугомонной пациентки, оказавшейся в специализированном блоке на операционном гинекологическом столе. Это тайная структура, целостность, несговорчивая натура, та диковинная особь, которая предпочитает жить сама по себе, уйдя в так называемую медицинскую самоволку. Однако, когда дело подходит к оплодотворению, последующему закреплению эмбриона на стенке сильной матки и вынашиванию развивающегося плода, быстро раздающееся брюшко будущей мамы начинает отвечать на задаваемые ему вопросы, например, акушера-гинеколога, а также мужа и отца, с большой охотой. Ну что ж! Все хорошо… О-хо-хо! Хорошо, что хорошо кончается. Она пока в реанимации — такие правила и протокол. Ваша жена получает все необходимые препараты — за это не волнуйтесь, к тому же она подключена к аппаратам, считывающим пики жизнедеятельности ее тела. Прошу меня простить, но Вы ведь неоднократно спрашивали про беременность? Я не ошибся?» — отвлекшись на одно мгновение от речи, заученной, по-видимому, специально для таких вот целей, чтобы пристыдить и покорить тупого визави особой грамотностью и моральной составляющей всего того, чем этот человек и его проверенная временем команда, занимаются, когда не спят, он задавал аналогичные вопросы, с которыми я обратился сразу, как только Асю перевели в хирургию для проведения ургентной операции.

«Да!» — мгновенно оживился и сразу поднял голову.

«Без комментариев и сюрпризов. Всё отрицательно. Однозначно. Безусловно. Ошибки точно нет. Предложенный для вычитки сценарий был, как говорится, по старому учебнику и без случайных непослушных пациентов. Если честно, то немного отлегло от сердца, когда отпал возможный вариант с внематочной беременностью» — пожав плечами, ответил говорливый врач. — «В настоящее время пациентка отдыхает, пока не вышла из наркоза — все в пределах нормы, без эксцессов, а с ней в боксе находится анестезиолог-реаниматолог. Хороший, опытный, можно сказать, высококлассный специалист. Хочу заметить, что вам в чем-то даже повезло. По крайней мере, девочка попала в крепкие, многоповидавшие и многознающие руки. Уверяю, что за ней во все глаза следят» — продолжал вещать спокойный возрастной хирург в старомодных очках, идеально круглых и с роговой оправой, оперировавший Асю на протяжении двух с половиной часов. — «Вы понимаете, Константин?» — под занавес своего ликбеза он гордо выставил подбородок и с вызовом направил на меня глаза. — «Вы услышали всё, что я сказал?».

«Да!».

«Правый яичник сохранить, увы, не удалось. Осложнений слишком много: перекрут ножки кисты, разрыв, разлитие внутреннего содержимого в брюшину и, как результат, травмирование маточной трубы с той же стороны, незамедлительный некроз тканей и очевидная угроза сепсиса. Пациентку пришлось вскрыть. Обычно в случае своевременного обращения в поликлинику и при постановке на учет, я рекомендую с экстракцией образования не затягивать, и мы проводим эти процедуры наиболее щадящим образом, менее инвазивно и болезненно, с коротким сроком восстановления и без явных шрамов, потому что лапароскопически. Быстро заживающие дырочки на женском животе и как будто все. К сожалению, этот случай оказался весьма и весьма неординарным. Такое не рассасывается по мановению волшебной палочки, да и молитвами не выпросишь у Всевышнего пощады. Двадцать первый век на дворе, а женщины, как это ни странно, совершенно не меняются. Сначала свадьба, потом любимый муж, потом, конечно, дети, уютный дом, одиннадцатилетка, козырный институт, затем, возможно, аспирантура, достойная работа для подросших отпрысков, дача, внуки… А на себя единственную времени, как правило, и нет. Понимаю, что сейчас некорректно и бестактно что-то обсуждать и к чему-то взывать, но женщина молодая и находится в подходящем возрасте, чтобы стать матерью… Как же так, м? Она сильная, красивая и…».

«У нас есть сын» — я прошептал в ответ и, опустив пониже голову, возобновил прорисовку на вздыбленных коленках своего автографа, невидимо копируя каждую черту аккуратной, но все-таки размашистой подписи.

«Это хорошо».

«Ему почти шесть месяцев» — тяжело вздыхал и потрясал башкой, снимая оторопь с мозгов.

«Она останется под наблюдением минимум на семь дней. Мне не нравятся показатели по общему анализу крови: низковат гемоглобин, да и лейкоциты основательно повышены. Последнее если честно, и понятно. Убежден, что с воспалением Ваша жена проходила не один день, возможно, и не одну неделю. Нужно за собой следить» — он, не стесняясь больше в выражениях, вливал мне в уши почти отеческие нравоучения. — «Двадцать пять лет, а такая беспечность» — мне бы стоило, наверное, в тот момент ему ответить, что в том, что с ней случилось — целиком и полностью моя вина. — «Вы ведь всё выяснили здесь? Зачем охрану София Михайловна вызывала?».

Ах, это? Гребаная перестраховка! Ей показался в нашей личной драме семейный, черт возьми, скандал! Если я не ошибаюсь, так же она сказала трём козлам, прискакавшим для охраны местного правопорядка. Вот такое «непростое» дело шили мне, пока я околачивался под зорким наблюдением в холле отделения номер два и ожидал Платонова Никиту, юриста нашей фирмы, неисправимого картежника и отличного в таких делах спеца…

— Всё нормализовалось? — я отмираю после сильного хлопка мужской ладони по плечу. — Костя? — подавшись прямо и слегка вперёд, Ярослав мне задает вопрос.

— Рано пока об этом говорить. Она только-только пришла в себя, но из реанимационной палаты её ещё не перевели. Я посмотрел на сонную и перепуганную жену через стекло. Не все гладко прошло, понимаешь? Опять поднялась температура и возобновилась рвота. Бред какой-то! До сих пор не могу поверить в то, чему ночью стал свидетелем, — зажав двумя пальцами переносицу, щурюсь до ярких искр из глаз. — Кстати, как у вас тут было? Тимка дал жару? Разгулялся или…

— Нормально. Парень спал, правда, перед этим и покушал, и в туалет сходил, и даже продемонстрировал всем зубы. Мы с Дашей уже отвыкли от такой малышни, но ручки, — вращает перед собой здоровой кистью, — помнят. Видимо, здесь что-то генетическое. Достаточно однажды встретиться с подобными живыми трудностями, потом вмиг воссоздаешь то, через что уже с другим бойцом прошел, — рассуждая и строя предположения, спокойно отвечает. — В конце концов, у нас ведь трое маленьких детей, старик. Горовые ко всему привычные! Подумываю о девизе на родовом гербе.

По-воровски оглядываюсь и тут же замечаю Дашу, качающую на руках моего ребёнка.