«Твоё собственное дело, Ася! Твоя „АСЯ“ не выживет на втором этаже в этом доме. Не потому, что ты плохо стараешься, скорее, наоборот, потому что ты загоняешься и устаешь. Давай-ка сейчас не будем об этом разговаривать, а займемся более подходящим занятием» — он нагло приставал, терзал меня, лаская шею губами, языком, сминал грудь, щипался и бережно прикусывал мою, казалось бы, укрывшуюся табуном мурашек шкуру. — «У тебя получится, синеглазка, потому что я поддержу тебя. Сашка разберется с бухгалтерией, потому что Инга влезет в долю. Юрьева сообразит и сделает внутренний декор, а Ромка обеспечит безопасность. Друзья для этого и существуют, синий лён».

«Твои!» — успела буркнуть прежде, чем Костя запечатал наглым поцелуем рот.

«Запомнила, да?» — хрипел немногим позже, когда на вытянутых руках возвышался грозно надо мной.

«Да!» — под ним крутилась и гюрзою извивалась.

«У семейной пары нет индивидуальных друзей. Забыла, что ли? Мы всё делаем вместе. Кстати, твоя Валерия — что-то я давно не слышал о ней твоих душещипательных рассказов — могла бы запросто присоединиться к твоей пиар-компании. Кто она по образованию?».

«Экономист!»…

— Помоги мне, пожалуйста, — прислонившись лбом к её плечу, вожу туда-сюда, пронзая кость и кожу. — Я тебя очень прошу, Валера!

— Чем? — мгновенно настораживается.

— Останься здесь, будь со мною рядом. И Андрею будет хорошо, и мы будем чаще видеться, общаться, смеяться. Всё-всё преодолеем. Соглашайся!

— Нет, — теперь отрицательно мотает головой. — Мы сегодня же уедем. И так сильно загостились. Извини, — Валерия пытается подняться, чтобы уйти, да только я быстрее.

Двумя руками со спины крепко-крепко обнимаю лучшую подругу, подтягиваю ближе и дохлой мышью ей на ухо верещу:

— У нас будет собственное дело, Миллер. У нас! Ты и я. Мои кутюр, как ты изволила выразиться, помогут и тебе, и мне. Мы станем на ноги, получим развитие, завоюем рынок. Пробьёмся! Только, пожалуйста, не уезжай.

Вернее, переезжай!

Красов продумал и этот вариант. Он местный — он со всеми и со всем знаком. Имеет представление, где можно снять жилье, где стоит о цене поторговаться, где пропустить, а где перехватить, чтобы солидное и качественное поймать. Оказывается, его фирма занималась не только заказами на строительство пляжного комплекса столичного золотого типа, но и не чуралась возведением типового жилья для местных, которые, получив долгожданные документы на право собственности и ключи, тут же перепродавали свежие владения. Так в фонд его группы перешли пять построек — одноэтажные дома на сто квадратных метров каждый, с адекватным санузлом и современной кухонной начинкой. Муж имеет по этому вопросу персональное мнение и личный вкус. На мой вопрос, зачем он держит на балансе такой тяжелый груз? Костя кратко, но все же содержательно, ответил:

«Земля, Цыпа, всегда в цене!»;

а потом, прижавшись грудью, тихим шепотом дополнил:

«Семьи растут, Ася, наш сын взрослеет. Он скоро встретит девушку, потом полюбит, а после захочет оформить свой душевный уголок. Признаюсь честно, как на духу, малыш, я не готов Тимку отпускать надолго и далеко. Избавлю барбосёнка от своего навязчивого общества, буду тенью, но довольно близко, почти рядом. Он станет на ноги здесь и получит собственное жильё, когда посчитает нашу скучную компанию с тобой, Цыплёнок, просто-таки невыносимой, душной. Я хочу, чтобы барбос не метался по белому свету, а имел свой тупичок. Море, свежий воздух…».

«И мама с папой недалеко, почти под боком?» — я тронула губами его маячащий перед моим лицом идеальный, но с небольшой горбинкой нос.

«Родители — не зло, Мальвина. Мешать не будем».

«Хорошо»…

Валерия пообещала подумать о моем предложении, а я как будто успокоилась, по крайней мере, я не получила сегодня категорический отказ-ответ. Она приедет, будет здесь, со мной и с нами. Она придет в себя, очухается и заново начнет, ведь Миллер сумела выносить, родить, скрывать ребёнка. Смогла скрыть парня от родного отца, потому что Даня предал. Предал, струсил и ушёл. Я понимаю, что она не сдерживалась во время разговора только по одной причине.

«Чужое счастье, цыплёночек, невыносимо. Не смотри в карман к другим, но и свой держи в тепле, не раскрывай где ни попадя» — мама придавливала мой нос, а после заправляла как обычно выбившийся локон за оттопыренное ухо. — «Все! Пора ужинать, Ася. Заканчивай накрывать, снимай фартушек, косыночку и…».

— Цыпа, я, пиздец как, тащусь от твоей прически, — упершись в край стола сексуальной задницей и стоя за моей спиной, выкатывает весьма учтивое и джентльменское признание «любимый муж». — Хозяюшка на плантации сахарного тростника. Аська?

— А?

— О чем задумалась?

— Он её бросил, Костя, — с тяжелым вздохом говорю.

— Ты всё о том же? — ощущаю слабое движение и приближение чего-то крупного и чересчур горячего. — Скажи-ка лучше, она согласилась? — пропустив свои руки, муж формирует у меня на животе замок, затем немного придавив, притягивает к себе. — Ты, что, плачешь?

— Нет, — но всё же смахиваю солёно-горькую слезу.

— Что Валерия сказала? Сейчас строго и по делу. Убрали эмоции, жена. Итак, что ответила подруга? Ну?

— Подумает! — ну очень вяленько тяну.

— М-м-м! — а он мычит, утыкаясь лбом и носом в заднюю часть моей шеи.

— Что это значит? — немного наклоняюсь, предлагая Косте больше места для его маневров.

— Это значит, что твоя детская подруга у нас уже в кармане, Цыпа. Она не производит впечатление глупой и недальновидной барышни. Это я понял еще при первом знакомстве. С парнем, конечно, просчитался. Если честно, то полагал, что они уже супружеская пара.

— Я же говорила… — недовольно бормочу.

— Цыц, Мальвина! Я забыл. Тем более мы тут такое пережили, что кое-что пришлось изъять из памяти. Я вынужденно форматнул свой жёсткий диск, заштриховав там этюды с нездоровьем этой женщины, жутко стрёмные эпизоды с непростой истерикой и той дебильной ссорой, закрасил белой краской момент, когда ты чуть не разбила мою любимую машину потому, что бушевал ураган страстей.

— Ты отдал нашего ребёнка! — ногтями проникаю под нежную, хоть и мужскую, кожу на тыльной стороне его ладоней. — Избавился от барбосёнка. Я никогда тебе…

— Простишь! Простишь! — широким взмахом, как мясным пером, он двигается по щеке, поднимаясь к «яблочку» на скуле. — Спокойно, спокойно. Расслабляемся и продолжаем разговор.

— Ты отдал Тимофея Яру, а я чуть с ума не сошла. Ты почти убил меня, Красов. Без ножа зарезал, выпустил мне пулю в лоб.

— В этот? — он аккуратно тычет пальцем в мой третий глаз.

— Да.

— А тут совсем пусто, что ли?

— Что? Ты! Ты! — стучу кулаками по столу.

— Цыц, я сказал. Всё больше убеждаюсь, что из компании Красова-Миллер ты, мой птенчик, весьма наивна и слегка посредственна по уму, но чересчур эмоциональна, импульсивна, а временами — откровенно несметлива. Но это, черт возьми, так ми-и-и-и-ло, штопанный животик.

— Прекрати, — стиснув до определенно слышимого скрипа зубы, шиплю.

— Такой пушистый божий одуванчик с дырочкой в правом боку, от которой я, как вштыренный, торчу. Дай пощекочу! — локтем сандалю прямиком в его живот. — В хорошем. Ты чего? В хорошем смысле этих слов. Ох, ох, ох! Я ведь недавно загрузил желудок, а ты бьёшь в солнечное сплетение, наиболее незащищенное мужское место. Как ты жестока, бешеная женщина.

— Я, видимо, попала в твой торчащий член? Ты не мог бы его успокоить? Такое поведение может испугать. Это же ребячество. Прекрати, сказала.

Ведь он меня уже имеет, вальяжно потираясь пахом о мой выставленный зад.

— М-м-м, — муж водит носом, растаскивая заплетенные в косу волосы, стягивает зубами легкую косынку, сбивает патлы, формируя на затылке жирный клок, — ты чересчур распоясалась, женщина. Стала неуправляемой. Почувствовала силу, осознала мощь маленького тела или кое-кто тебя разбаловал. Горе, горе мне! Я сейчас взорвусь. Трусики из эбсент, Цыпа?