— Обиженный?

— По статусу я стала выше, а стало быть, главнее. У Сашеньки неразрешимые проблемы с субординацией. Скажем так, это хроническое состояние, потому как Фролов не привык подчиняться женщине. Маскулинность так и прёт! Там эго больше, чем эрегированный слоновий хрен.

— Боже, прекрати, — как куполом, прикрываю произвольно растягивающийся в тяжело скрываемой улыбке рот.

— А что такого? Твой Костя — это лучший старый друг, к тому же, он в штанах и при больших делах. Красов — профессионал с заглавной буквы «Пэ», а я его случайная замена на непродолжительный срок. Фролов расстроился, что твой муж выбрал в качестве себя неуравновешенную женщину и наделил её безграничными полномочиями. Вот наш бессребреник бесится, пока обильно истекает кровью. До чёртиков надоело с ним ругаться, но он невыносимый. Не обращать внимания никак не получается: ежедневные планёрки, вечерние совещания, бесконечные подписи, вынужденные обсуждения бюджета, балансовая отчётность, личные просьбы и непредвиденные траты. Позиций слишком много, по которым Александр лупит, не стесняясь. Я все-таки предпочитаю… Рисовать! Понимаешь, Асенька? Кстати, они, между прочим, встречаются.

— Они? — выпучиваюсь, мгновенно округляя взгляд.

— Надоедливый байстрюк-помещик и наша товарка с ничем не перешибаемыми замашками рыночной хабалки.

— Не может быть, — всплеснув руками, неприкрыто изумляюсь. — Саша и она?

Увы, но пока ещё «она». Не то чтобы я этой Тереховой не доверяю, но привыкнуть к факту, что женщина, которая совсем недавно открыто издевалась надо мной, сейчас старается помочь и регулярно пишет сообщения, когда не может позвонить, довольно-таки тяжело, почти невозможно, но я настойчиво стараюсь. Как выяснилось — за это надо бы сказать «спасибо» Ольге — у Инги совершенно нет друзей. Вся её жизнь соткана из нитей, из крепко свитых персональных достижений: непотопляемый, привилегированный статус, затем, конечно же, полезные богатые знакомства, отдельным пунктом идёт успешная карьера, за всем этим следует стабильный, выше среднего, доход, изобретательность, так называемая природная смекалка, чутье на золотоносность жилы и, как это ни странно, тотальный общественный игнор. Ольга говорит, что Тереховой просто-напросто завидуют. Временами льстят. Довольно редко используют, потому как это почти всегда нереализуемо. Все двусмысленные действия Инга быстро просекает и даёт отпор, не дожидаясь контратаки, обрывает связи и становится на новый путь. Но… Но всё чаще тесного и плодотворного знакомства с этой сильной дамой специально избегают. Статус смелой, довольно наглой, но определенно разумной, мудрой женщины, обрёк его носительницу на устойчивое одиночество. Причем это относится как к отношениям с себе подобными, то есть с женщинами, так и с лицами противоположного пола. Юрьева считает, что это жестокая карма, настигшая успешную девчонку, которая временами теряет собственное достоинство в попытках подлизать мелким по сравнению с нею людям.

— Я тоже не поверила, но наша мадам не умеет скрывать подобные секреты. Уверена, что Фролушка и Тетёха трахают друг другу не только мозг, но и другие части тела, — теперь она смеётся. — Ладно!

— Устала от полномочий? — еще раз уточняю.

— Не передать словами, — раскачивает головой, подставляя укрытое симпатичными веснушками лицо сентябрьскому солнцу. — Сашка — вредный мужичок, а Юрьев делает вид, что ничего не замечает. Нет от палача поддержки и помощи, да и полоумные каверзы от дворянина его даже забавляют. Он отмахивается от всего и крутит, когда считает, что его никто не видит, пальцем у виска. Понимаешь, я для него психически неуравновешенная баба. Устала, устала, устала… Ах! Его эти бесконечные отгулы, отлучки по каким-то личным делам и эти, твою мать, просто-таки невыносимые визиты к мудрым предкам. Свекровь задрала, Ася, — шипит со злостью. — Я бы её вот этими руками… — выставляет мне под нос скрученные в когти пальцы на одной ладони. — Повезло тебе, девочка. Твой Костя — определенно состоявшаяся сирота! Полностью попадает под категорию мужчин, чьих родных нужно и возможно любить на огромном расстоянии. Причем тем крепче, чем глубже или дальше. Тут не угадаешь, что лучше. А я опять начинаю жалеть, что мы не развелись, когда внезапно нам выпала отличная возможность. Нужно было с этим покончить, но нет же. Как будто что-то помешало!

— Любовь? — осторожно намекаю.

— Скорее, дикий страх, детский взгляд на вещи и никуда не исчезающая зависимость от чужого мнения. Из разряда: «Жизнь прекрасна, а вы всё ещё молоды. И потом, а как же дальше? Что скажут многочисленные друзья? Или о чём всплакнут безутешные родители?». Хотя, ты знаешь, я абсолютна уверена, что великая Марго искренне обрадуется — даже не попытается скорбь на пошлой морде изобразить, — если внезапно её любимый сыночек наконец-таки сотрет с волей закалённого лица и тощей задницы тавро смертельного позора, каким его когда-то наградила эта баба, — прижав к груди подбородок, указывает на себя. — Но не беда. В ближайшем времени мы ещё раз попытаемся провернуть благое дело. Только на этот раз… М-м-м! — она вращает головой, с большим усилием разминая шею. — Бархатный сезон, тепло, солнечно. На пляж пойдём?

— Когда Инга приедет, — уклончиво ей отвечаю.

Вот так ей тяжело? Совсем-совсем никто не понимает? Похоже, Ольге нужно выговориться и получить поддержку от кого-нибудь, кто вообще незангажирован?

— Мне очень жаль, — и это всё, на что я, видимо, сподобилась.

— М?

— Из-за твоей ситуации. Понимаешь? — пытаюсь пропихнуть с трудом дающиеся «важные» слова.

— Не обращай внимания, Ася. Сейчас я освоюсь, осмотрюсь на местности, — она действительно внимательно рассматривает обстановку, будто изучает двор, запоминает расстояние, фиксирует только ей заметные интересные фрагменты. — Очень жёстко дёргает, как конченую пьяницу. Не ожидала, что будет тяжело. Так называемый абстинентный синдром. Я, видимо, подсела на эти гребаные сигареты. Вчера попыталась продержаться без подпитки, но ничего не вышло. Сорвалась и зажевала пачку за два неполных часа. Теперь, например, начала просыпаться по ночам, чтобы сделать одну маленькую затяжку. Ты не курила?

— Нет.

— И никогда не пробовала?

— Нет.

— И не начинай, — задрав повыше подбородок, глубокомысленно заключает. — За этот год я, вероятно, побила чей-то личный рекорд по употреблению никотина. Остановиться не могу. Юрьев начал прятать, но я всё равно их нахожу. Из одной крайности в другую мотает. Вот я идиотка!

— Зачем?

— Что зачем?

— Зачем ты куришь, если от этого страдаешь? Пусть Рома тебе поможет.

— Поможет? — злобно ухмыляется. — Он ведь не ночует дома. Да и что ему за дело, чем занята его неадекватная соседка?

— Почему?

— Тошнит, наверное?

— Я не понимаю.

— Больше сказать не могу. Мы больше не живем вместе, Ася. Не выношу запах парфюма его бесконечных баб, которым он провонял насквозь. Видишь, как обиженный незамедлительно карает? Он палач, палач, палач! Чёртов садист.

— Я не верю, — обхватив себя за плечи, отрицательно мотаю головой. — Костя говорит, что у вас крепкая семья и муж тебе не изменяет. Зачем ты наговариваешь?

— Была крепкая, Ася, двадцать лет назад. С этим тяжело поспорить. А сейчас «любимый» трахает пластиковый стаканчик, сливая сперму в местный банк. Шлёт фоточки и улыбается, когда подносит к носу, мол: «Как тебе такой коктейль, жена?».

— Зачем? — ведь я реально этого не понимаю.

Зачем так люто, почему сейчас, неужели тяжело быть мягким и её не обижать?

— Жаждет завести ребёнка. Уверена, что и суррогатная сука уже найдена и старательно обследована. Денег много, связи есть, да и мать старается.

— Я не понимаю!

— Я не дам ему того, чего он так хочет.

— Почему?

— Пошел он на х. й! — шипит, не раздвигая губ.

— Оля…

— Самое время сказать: «Прошу меня простить?». Да?

Я лишь положительно киваю и прикрываю медленно глаза.