— Му-у-у? — поджав плечо, мычу.

— Мне начинает нравиться наш незапланированный отпуск. Аська? — муж вскрикивает и подпрыгивает на кресле.

— Ты был не рад? — таращусь безумным взглядом в лобовое.

Сосать? Не пойму. Минет? Он хочет… Господи! Я точно не смогу. Это же… Это же… Наверное, фу-у-у-у!

— То есть?

— С девушками мужчины не желают связываться, — хриплю, не меняя направления глаз.

— А-а-а! Так ты была девушкой! А я, было, подумал, что просто зажалась: не протиснуться — не протолкнуться. Но ты стоически молчала, только рублём напоследок одарила… Двести, Ася? Двести? Серьёзно? Помелочилась? Решила умыть взрослого мужчину?

— Нет.

— Знаешь поговорку: «Не плюй в колодец, пригодится воды напиться!»?

— Угу, — усиленно киваю.

— Короче, мы эту поговорку отработали личным примером. Продемонстрировали суть. Согласна?

— Костя, перестань! — прыснув, прикрываю рот ладонью.

— Извини, Цыплёнок. Если честно, не сориентировался тогда. Неужели так не понравилось? Только не вливай мне в уши про то, как я стонал, что вижу под собой бывшую жену, пока е. у тебя. Возможно, пару раз что-то подобное и проскочило, но стонущий при половом акте мужик — это бред.

— Ты стонешь! — знаю, что права!

— Когда нерв в пояснице зажимает. Что ты придумываешь?

— Ты ноешь, Костя.

— Нет.

— Да, — настаиваю, потому как несколько раз слышала его тихий голос, вещающий о том, как ему хорошо со мной.

— Возможно, в момент эякуляции.

— Э-э-э… — краснею и поворачиваюсь назад. — Тимоша, всё в порядке?

Малыш сидит с открытым ртом, ритмично бьет ладонью по бортику и следит глазами за отцом, не обращая на меня внимания.

— Тимофей?

Чёрт возьми! Не помогает. Он меня забыл?

— Возьмешь меня в рот.

— Что? — я снова возвращаюсь к Косте.

— А как еще мы проверим твою теорию? Стонет Красов или нет? Хочу видеть тебя, когда ты…

— Извини, — резко отсекаю. — Ты меня смущаешь.

Не выйдет! Он будет разочарован, а я раздавлена. Это унизительно, мерзко, грубо, отвратительно. Его член у меня во рту? А если укушу?

— Принято! А что касается твоей беготни год назад, то я что-то даже начинаю понимать. Вероятно, всё довольно быстро произошло. Не так, как ты себе представляла, например. И вот, пожалуйста. Раз — и ты сбежала! Я едва-едва успел моргнуть. Чёрт, Ася! Я ведь спал, ты даже не удосужилась разбудить меня и сказать, что линяешь.

— Какой же это был бы тогда побег? — хмыкнув, задаю вопрос.

— Принято! Сбежала — комедии хана. Но нет же. На тебе, козлина, два — и вот ты с этим парнем, — кивком указывает за своё плечо, — стоишь на моём пороге. Ну и, наверное, три! Я беру тебя в жёны, ты говоришь «согласна, да», потом мы закрепляем наши отношения, а напоследок я порнографически — с твоей подачи, Цыпа — просветился! Вот это, я понимаю, стремительное развитие наших отношений. Смотри! — он выставляет руку и направляет палец куда-то в сторону, но не вперёд. — Конечная цель. Маяк! Еще минут десять и будем на месте. Дорогу надумали сделать. Прикинь!

Машина качается, хромает, а муж сбавляет скорость.

— А если серьёзно, то это были сопливые детские воспоминания, Ася! Надеюсь, не должен говорить, что правды в этом нет. Смирновы — семья строгих правил. Четыре девочки. Их нужно было в узде держать. Это местечко оживало с их приездом. Представляешь, на летние каникулы прибыли городские павы с детским маникюром, внучки начальника лучшей пожарной части областного центра, дочери крутых мужиков. О таких, кажется, говорят: «Гордость нации!».

— Зачем ты обманул? — в плечо толкаю, не прикладывая особой силы.

— Чтобы посмеяться!

Сказать, что это было несмешно? Тем более я в кое-что поверила. Вот, например:

— Так ты видел Дашу голой или нет? — только это, видимо, интересует, «Ася»?

— Естественно! Желаешь, как я понимаю, еще подробностей. Значит, так! Всё это — наше бултыхание в морской волне — было, если не ошибаюсь, лет до трёх. Моих, конечно! Говорю сейчас совершенно серьёзно. Я не смеюсь и не издеваюсь. Напоминаю, что об этом ты лично попросила. Да, Ася! Я видел её половые губки. Хочу заметить тебе на будущее, что потом я лицезрел не одну женскую промежность, но с твоей…

— Пиздёнкой? — оскалившись, скосив свой взгляд, шиплю.

— Другое слово просилось, но да ладно. Короче, твоя Матильда круче, Цыпа! Роднее, что ли. Нежнее, вероятно. Отзывчивее. Вкуснее. Так я продолжу?

Р-р-р-р! Хочу убить. Живот странно дёргает, а правая ступня топочет, отбивая нервный ритм. Почему он такой? Почему такой заносчивый? Почему красивый? Почему болтливый? Почему такой невыносимый? Грубый? Сильный? Наглый? Вредный? Иногда противный? За что я полюбила этого мужчину? За то, что грубо брал меня на кухне? За то, что корчил морду, когда отказывался от полноценного завтрака и цедил, отставив палец, чёрный горький кофе? За то, что был со мною в душе, в ванне, на постели, на песке… Господи! А на стиральной машинке, когда он сзади меня брал.

— … не уверен, что Даша помнит о таком, но я точно запечатлел родинку у неё на внутренней части правого бедра. Внимание — проблема!

— Прекрати! — шиплю.

— Должен ли я, — похоже, он меня не слышит, не чувствует опасности, считает, что это смешно и не содержит компрометирующую искру в транслируемой информации, — рассказать об этом Ярославу?

— Нет! — ещё один толчок в плечо, да только на это мужу всё равно.

— Тихо-тихо, женщина.

— Откуда ты узнал про адвоката и развод? — внезапно задаю вопрос.

— Теперь об этом будем говорить?

— Да.

Он нашел мою коробку: вскрыл её, поднял крышку, заглянул, перебрал, покопался, кое-что узнал. В простой картонке я спрятала всю свою жизнь. Всё, чем живу, за счет чего выживала раньше, о чем мечтаю, к чему стремлюсь, что боготворю, от чего схожу с ума, что мне нравится, что не стоит афишировать, что придерживаю на черный день и на случай непредвиденных обстоятельств, что предпочитаю и… Кого люблю!

— Костя? — повернув к нему голову, рассматриваю гордый профиль.

— Да? — не отвлекаясь от дороги, отвечает.

— Откуда ты узнал… Пожалуйста, это важно!

— Ася, Ася, Ася, — запрокинув голову, заливисто хохочет. — Ты, правда, хочешь знать, как я допёр, что ты торчишь от крохотных цветочков или что желаешь развестись со мной? По всей видимости, «Костенька» уже допёк?

— Торчу? — отворачиваюсь и обращаю взгляд в своё окно.

Степь. Бескрайние просторы. Редкие деревья, тонкая гряда лесополосы, идеальная по исполнению гладь и волнообразно сокращающийся ковыль.

— Я положил их на твой счёт.

— Кого?

— Не кого, а что! Деньги, которые ты хранила в картонной банке. Не доверяешь государственной финансовой системе?

— Про развод… — пытаюсь еще разок начать.

— Если не ошибаюсь, мы всё выяснили. Разводиться не будем. Захочешь уйти, — мгновенно становится серьёзным, стирая с губ улыбку, — придётся объяснять причину. Фразы «я устала», «не хочу», «не моё», «ошиблась» не принимаются. А что касается измены…

— Кто меня такую неумеху возьмёт?

— Что-о-о-о? — Костя бьёт по тормозам, и мы одновременно влетаем носом в лобовое. — Давай-ка, Цыпочка, на выход. Продолжим позже, неугомонная жена…

Ворота! Я помню. Я ведь здесь уже была. В ту ночь, когда моя киста заверещала и заявила о себе, Костя разговаривал с Ярославом, стоящим на пороге этого… Этого… Господи, чего?

— Добро пожаловать, — ко мне обращается невысокая улыбчивая женщина. — Я Даша, а Вы Ася?

— Угу, — рассматриваю огромный двор и, как назло, не нахожу ни одного изъяна в здешней обстановке. — Сколько у вас цветов!

Почти ботанический сад! Ишь, как богачи живут.

— Мама с тётей постарались. В этом месте всегда были здоровые клумбы. Мы тут в детстве играли, расстилая подстилки, давили тряпкой залитые под корень хризантемы, мяли мальвы, нещадно ломали космею и протыкали задницы острыми шипами диких роз. Ох, через что мы тут только не прошли! Сюда-сюда…