И тем не менее, всё, что умирало недалеко от меня, а это были растения, мелкие насекомые и всякая крохотная живность, прячущаяся в потайных местах замковых территорий, – без рьяных сопротивлений отдавало мне все свои «эманации смерти», что вбирались по энергоканалам и жадно пожирались чем-то рядом с моим источником энергии, давая ощутить при этом испускаемое «этим чем-то» несвойственное для меня дикое возбуждение, сопровождаемое желанием продолжения так скоро заканчивающегося пиршества.

…

С моим ростом менялись также мои ощущения и восприятие пространства вокруг; я стал видеть не только материю, но и с трудом разглядывать сквозь неё «дух» и его концентрацию в виде «семян энергии», что были у всех живых существ, и что по воле мира, как гласили на тот момент предания из фольклорных легенд, могли преобразовываться в то, чем минимально должны обладать любые маги – развиваемой и тщательно разрабатываемой мной, осязаемой энергетической друзой.

Что было для меня занятно, так это отличия моего так называемого концентратора магической силы от дедовского и отцовского. У каждого из них он разросся на всю затылочную область, полностью заменив собой соответствующие отделы головного мозга и видом своим действительно походя на скопление однотонных ярко-зелёных кристаллов без каких-либо вкраплений и примесей; мой же существенно разнился с ними. Во-первых, его размер – примерно с фалангу детского мизинца. Во-вторых, полная монолитность, что делало его похожим на отшлифованный со всех сторон маленький неровный камушек, который только-только начинал отращивать на себе бугорки. В-третьих же, это цвет – намного более яркий, насыщенный оттенок изумрудного спектра, при этом имеющий будто бы ещё и дополнительную внешнюю оболочку, кажущуюся оранжеватовым ореолом, который был гораздо тусклее и периодично мерцал, а также представал перед духовным взором в образе своеобразной, постоянно движущейся сети, которая то расползалась в разные стороны, то сползалась вновь, будто бы иной, неродной мне организм, паразитирующий или находящийся в симбиозе с моим драгоценным хрусталиком. Однако же интуитивным пониманием я осознавал, что эта странная «структура» лично для меня совершенно безвредна; а ещё мне почему-то хотелось, чтобы она росла.

…

Учебные дисциплины давались мне с невероятной лёгкостью. Моя память была идеальной, а впаянное в нутро умение «концентрироваться и не отвлекаться» позволяло изучать всё в скорые сроки. Уже в семь полных циклов я освоил весь базовый уровень магических наук, не считая естественных, как счёт, чтение, письмо и остальные учения, которые должен был знать любой уважающий себя аристократ.

Дарование рода, вот как обо мне отзывались все мои учителя. Отец души во мне не чаял, практически полностью позабыв о других своих отпрысках, а дед ставил меня им в пример, говоря, что с момента моего рождения единственная и главная цель их бытия – это вечная помощь мне, как будущему своему господину. И, разумеется, согласны с этим были не все. За всё это время мою еду травили, пытались подстроить несчастные случаи, что были направлены на мою кончину, пробирались в комнату, дабы просто задушить. И все эти попытки оборачивались неудачей, ведь…

Яды на меня не действовали; травмы и раны, что должны были окончить моё существование, исцелялись и не оставляли после себя ни намёка о скромном происшествии; а моя смерть необъяснимым для убийц образом вела к моему воскрешению.

Я знал, кто и что предпринимает против меня, но я не действовал против них. Наоборот, моя сущность начинала внушать им страх, и сам факт неотвратимости моей жизни приводил их в ужас.

К слову, мною была проанализирована та аномалия, из-за которой я всё ещё остаюсь живым объектом. Оказалось, что интуиция была права по поводу своих подозрений, ведь всё дело было в той самой непонятной сети, что словно бы, в отличие от основного бессознательного средоточия магии, понимала меня и являлась в действительности выражением второго моего искреннего и чистого желания – власти над тем, что скрыто за материей. Именно это мистическое образование, или как позже я назвал его – «пелена некры», что, в том числе, была невидима для других людей, давала мне возможность поглощать энергию смерти и накапливать её внутри себя, а также удерживала мой дух и защищала источник энергии, который являлся моим «якорем» в этом плотском теле, от его распада после происходящей псевдо-смерти материальной оболочки. А потому единственная возможность моего убийства заключалась в уничтожении у меня магического основания, что сделать было тяжело, ибо согласно анатомической литературе, оно является чрезмерно прочным, несмотря на кажущуюся малость и хрупкость.

…

И так текли годы… Со временем, когда я стал подростком, меня стал бояться даже родитель. К тому времени он остался уже один; дед умер, а я, что поспособствовал этому при помощи новой открывшейся у себя способности, – манипулированию питаемой и всё больше осваиваемой мною «сетью смерти», особенно в части выделения из неё тонких щупалец, которыми стало реально проникать в тела существ и влиять на их «здоровье», – поглотил всю ту губительную энергию, что вышла из него в момент его долгожданной смерти. И было её так много, что бурлящая от возбуждения пелена будто бы развилась сразу на несколько порядков, став ещё более активной в своих движениях и послушной мне в управлении собой.

…

Постепенно все те, кто был против меня, стали моими верными подданными, ибо они окончательно были подавлены как моей мощью, так и моим непререкаемым во всех смыслах авторитетом.

Я неспроста не хотел убивать своих юных и молодых родственников. Ведь как бы они не были мне противны, их тела являлись вместилищем моей родной крови, а также примитивным фундаментом, на котором держался наш род и его общая массовость. Однако основная причина моего тяготения к желанию не предавать их блеклое существование рукотворной и спасительной смерти проистекала, конечно же, совсем из другой области моих страстей и интересов. Я развивался в стезе магии всё шире и глубже, и главное правило, что было мной усвоено, устанавливало чёткий принцип постижения тайн – всё то, что будет использовано на мне, должно быть предварительно опробовано на том, что больше всего похоже на меня своим плотским содержанием. Ввиду чего, тупые в своём понимании мира братья и сёстры стали прекрасными подопытными тушками для экспериментов пылкого и кропотливого ума.

…

Думаю, многих увлекшихся моей жизнью субъектов интересует то, что стало с целью спасения Красоты. Полагаю, относительно этого аспекта стоит ответить, что я переосмыслил многие пути её достижения, ведь раньше отталкивался лишь от ограниченных массивов своего прошлого мирского окружения, однако теперь я волей чего-то божественного и мне пока что неведомого оказался здесь, где мысль и желание преобразует ранее неощущаемую мною, но находящуюся повсеместно энергию в то, что называется магией. А ещё свою роль сыграло моё необычное дополнение к простому, хоть и редкому дару – скрытая для всех возможность управления некрой, а впоследствии и потенциале – самой сутью смерти.

Поэтому на тот момент я решил повременить с собиранием «новых цветков» и добиться в действительности ощутимых успехов на поприще этой извечной борьбы со временем и правилами Мироздания, хоть и понимал, что многие из «быстро умирающих даров» будут потеряны из-за этого навсегда. Но это была необходимая жертва. Этот тлен меньшинства был нужен ради всеобщего блага будущего большинства. И знал я, что нет мне за это прощения, но, вспоминая те методы, что были использованы мной в уничтоженной «шкатулке», всё чаще понимал, что в новых формирующих меня реалиях и сам бы сжёг то «уродство-скверность-и-кощунство», не относящееся к Красоте со всей той трепетностью и всей той заботой, что были так нужны ей и необходимы.

…

Химерология… Вот, что захватило мой разум, ведь я понял, что за нею стояла сила и грация, а ещё тусклая аура превосходства от света, что принадлежал Красоте; хоть и невыразительного, хоть и грязного, но света, дающего намёки и прокладывающего путь. Проблема была лишь в том, что сей раздел магической науки был под запретом в этом мире и совсем не развивался, не считая несуразных поделок бездумных неумех, что изредка появлялись во время междоусобных битв и тут же сжигались их огнём. Но мне было плевать на законы, вновь установленные дураками и трусливыми идиотами, и мне было плевать на мнения тех, что окружали меня. Они все мыслили тупиковыми образами, и они все не смогли бы меня понять.