— Трусы, они бегут!

— Надо догнать их, взять в плен! Пусть их прославленный вождь знает, что ему не захватить ни одного рисового зернышка с земли империи Цзинь!

— А Джэбе мы показательно казним!

Командование рассуждало так же, как и простые воины, поэтому вскоре был отдан приказ преследовать кочевников. С пылающими сердцами воины со стены пустились в погоню, стреляя в спины ненавистных варваров. Вражеский полководец гнал коня во весь дух, летя вперед быстрее ветра, его воины бежали следом, но преследователи и не пытались сбавить скорость, мечтая о справедливости после учиненных набегов.

Юдай с грустью следовал за ними, понимая, что он обязан быть здесь, обязан пройти через испытание, но ему было стыдно, что воины так и не разгадали хитрость кочевников, и что эта первая победа станет предвестником будущей гегемонии монголов на землях империи.

Оторвавшись на достаточное расстояние, Джэбе вдруг развернул своих степняков, и они встали напротив воинов императора. Довольные солдаты решили, что трусливый полководец нашел в себе мужество принять бой, и погибнуть с честью, и помчались навстречу подвигу. Но, стоило им только приблизиться к противнику, как из-за укрытия показалось множество воинов, огромный отряд, превосходивший численностью цзиньцев.

На запыленном лице Джэбе появилась злая улыбка. Не зря его так ценил великий вождь: он был умен, хитер, суров, дальновиден и храбр. Он отобрал самых стойких воинов, готовых подставить спины под вражеские стрелы, и вместе с ними изобразил неудачную попытку захвата стены. Малочисленность кочевников обманула цзиньцев, которые были наслышаны о «немыслимом» войске, и готовились к худшему. Неудивительно, что горстка слабых дикарей воспалила в них гордыню, приглушила голос разума, и завела в ловушку.

Участок Цзюйюнгуань на стене представлял собой крепость с двумя воротами, через которые проходили торговые караваны из империи в дикие земли и Маньчжурию. Монголы давно замыслили войну, и засылали своих шпионов, чтобы они под видом обыкновенных торговцев проходили через ворота, общались с воинами, узнавали об их взаимоотношениях, порядках, вооружении, изучали местность, и сейчас получили преимущество над противником, заманив их в наиболее удобное для себя место, и зайдя им в тыл.

Цзиньцы поняли, что обречены, но к собственной чести не опозорились трусостью, а приготовились принять бой. Оскал на лице Джэбе отразил все оттенки чувств победителя, и он направил свой отряд в атаку.

С яростным кличем, полным мрачной решительности, они понеслись на врага, и две стороны схлестнулись в жестоком поединке.

Юдай отбросил страх, не пуская в сердце ненависть. Прежний он представлял бы на месте каждого вражеского воина Макото, но нынешний — видел лишь противника, с которым его заставила сражаться судьба. Он не питал неприязни, понимая, что таково правило человечества — все сражаются за свое место в анналах истории, за ресурсы и влияние, за честь и гордость для будущих поколений. Это правило никогда не поменяется, ибо не изменится человеческая природа. Боги создали неидеальный мир, и людям придется вечно пожинать плоды своей сущности.

Высокий воин бросился на Юшенга, но мужчина ловко отбил удар кривого клинка, прокрутился на месте, описывая дугу, и враг упал на землю. Второй попытался распороть наставника серповидным мечом, но Юшенг ушел через кувырок, поднял оброненное кем-то копье, вонзил его в землю, и, используя как точку опоры, завис в горизонтальном положении, ударяя ногами в грудь врага. Спрыгнул, вытащил копье, и метнул его в нового противника.

Скоро стало очевидным, что никто не сражался лучше Юшенга. Он не выкрикивал угрозы или проклятия, его лицо не отражало эмоций, но оружие в руках разило, не зная промаха, и внимательный взгляд вражеского полководца Джэбе вскоре вперился в прорывавшегося вперед Юшенга. Доблесть не может не вызывать уважения, и Джэбе решил выразить его своеобразным, принятым среди кочевников способом: он потянулся рукой назад, доставая лук и стелу. У них погибнуть от руки прославленного воина считалось делом достойным, и Джэбе прицелился, приговаривая противника к почетной смерти.

Однако стрела не попала в цель: почти у самой спины мужчины ее отбил клинок. Кочевники удивленно посмотрели на юношу, который защитил своего друга, и тут же вступил в бой сразу с двумя противниками. Его движения были плавными, но быстрыми, завораживающими, губительными. Из всего отряда цзиньцев только эти двое были достойными, но опасными врагами, поэтому Джэбе приказал своим лучшим воинам убить их.

Один за другим, защитники империи падали под натиском врага, однако теперь основной мишенью стали два воина. Юшенг заметил это, и с трудом пробился к Юдаю. Спина к спине, они сражались так, словно всю жизнь готовились к этому дню, и даже степняки дрогнули под их уверенными взглядами. Командир отряда получил ранение в плечо, и Юшенг с учеником бросились к нему.

— Вы — храбрые воины, и принесете честь нашей империи! — сказал он с трудом. — Немедленно прорывайтесь, и доставьте весть о вторжении.

— Мы не покинем поле боя! — возразил Юдай.

— Это приказ, юноша! Если никто не уведомит императора о прорыве стены, все эти смерти станут напрасной жертвой.

Юшенг кивнул, и схватил Юдая за плечо.

— Мы выиграем для вас немного времени! — бросил им в спину командир.

С большим трудом двое воинов смогли покинуть поле боя, хотя Юдай предпочел бы смерть бегству. Юшенг уверял его, что командир был прав, им следовало оповестить императора о разгроме армии в Сюаньдэфуской долине.

— Теперь монголы захватят заставу Цзюйюнгуань без каких-либо сложностей, ее некому оборонять, но мы возьмем лучших коней, и помчимся в Срединную столицу, чтобы рассказать о случившемся.

Юноша нахмурился, но не посмел ослушаться, и вскоре они достигли крепости, где рассказали о побоище, нашли выносливых скакунов, второпях собрали провизию, и помчались в сторону столицы.

Хоть белые лошади и были приметным ориентиром, но воины надеялись, что смогут оторваться от преследователей, если поспешат. Однако они недооценили впечатление, произведенное на монгольского полководца, который не желал подвести своего хана, и послал пятерых самых ловких своих людей, чтобы они избавились от опасных противников.

Ветер донес звук стрелы прежде, чем она сама настигла свою цель. Юдай пригнулся, легко вытащил лук, повернулся в седле, и выстрелил. Кочевник не ожидал такого мастерства от цзиньца, и замертво свалился с лошади со стрелой в груди. Его спутники сделали выводы, и безжалостно стегали скакунов, чтобы добраться до убийцы своего друга.

Некоторое время продолжалась эта безумная гонка, но, когда Юшенг обернулся, то увидел, что воинов осталось всего трое. Перед глазами предстал образ всадника в меховой шапке, который перережет им путь, и, стоило ему повернуть голову обратно, как из-за поворота выскочил мужчина на черном жеребце. Дар предвидения, появившийся у него после путешествия по Первозданным водам, в очередной раз не обманул.

Они с Юдаем вступили в бой, неравный и безмолвный, жестокий в своей обреченности, и на этот раз победа точно отвернулась бы от них, если бы не вспышка лунного света. Мужчины принялись ожесточенно тереть глаза, терзаемые невыносимой болью. Юшенг понимал, в какой они опасности, однако его взору предстали не занесенные клинки, а пустые седла. Юдай тоже открыл глаза, и потерянно посмотрел вниз.

Монгольские воины были мертвы. То, что их убило, не оставило видимых следов, только широко раскрытые глаза остекленели в немом ужасе.

— Поспешите! — донес до них ветер далекий голос.

Юшенг кивнул юноше, и они продолжили путь, все время оглядываясь.

— Что это было? — спросил Юдай, когда они осмелились сделать привал.