— Знаешь, чего тебе не хватает? Взбучки. Физической боли. Чтобы тебя освежила энергия. Бери шест!

Юдай подхватил тренировочное оружие из бамбука, и встал напротив учителя. Они были разными и по габаритам, и по внешности, но каждый обладал своей силой, и один ее уже раскрыл в себе, а второму это только предстояло сделать.

Он так и не понял, когда атаковал Юшенг: его движения были легкими, молниеносными, незаметными, но неумолимо опасными. Бамбуковый шест в его руках порхал с нечеловеческой скоростью, и Юдаю не удалось отбить ни одного удара. От очередного толчка в спину юноша упал на землю, но не смог подняться, ибо тяжелая нога опустилась ему между лопаток.

— Как ты вообще мог победить двоих кочевников? Может, ты лжешь? Может, их убил кто-то другой, а ты присваиваешь себе чужую победу?

— Это сделал я! — прохрипел Юдай.

— С трудом верится. Посмотри на себя: валяешься, уткнувшись лицом в траву, как побитый пес. Мне даже стараться не пришлось, ты будто нарочно подставлялся под мой шест! Неудивительно, что враг из другого мира тебя одолел. Ты — слаб, необучаем, неспособен бороться за то, что считаешь верным, и за тех, кто нуждается в твоей защите.

Юноша разозлился, с диким рыком освободился из мертвой хватки, через кувырок вскочил на ноги, поддел носком упавший шест, подбросил вверх, поймал, и атаковал Юшенга. Мужчина отбивал удары, но ему пришлось отбросить легкомысленность, так как Юдай действовал импульсивно, со всей доступной ему яростью, вкладывая в бой всю свою боль.

Постепенно тренировка потеряла первоначальный смысл: это было не просто обучение, а настоящий поединок, не на жизнь, а на смерть. Юшенг отбивал удары плавно, коротко, даже изящно. Несмотря на высокий рост и развитую мускулатуру, он двигался легко, словно порыв ветра. Стиль же Юдая напоминал бушующее пламя, и глаза его горели злым огнем.

Через десять минут они переместились к краю поляны, где Юшенг легко вскочил на валун, и сделал прыжок через спину, оказавшись позади Юдая. Сильным ударом он сломал оружие противника на две части, и опрокинул парня концом своего тренировочного шеста на валун.

— Довольно, друг! Приди в себя!

Юдай оттолкнул его, и ушел в лес, бродя между деревьями, слушая шепот ветра и собственное сердцебиение. Ближе к вечеру он вернулся в лагерь, где Юшенг уже развел костер, и готовил ужин.

— Успокоился?

— Да. Прости, я не знаю, что на меня нашло! — виновато сказал юноша. — Со мной такого еще не случалось, ни одной вспышки агрессии за всю жизнь!

— В этом-то и дело! — совершенно спокойно заметил Юшенг. — Садись давай, организму нужна энергия, а одной мудростью сыт не будешь. Так вот, ты мало рассказал о себе, но, наблюдая за тобой, я понял, что твоя предыдущая жизнь была размеренной, гармоничной, никаких встрясок и проблем. А потом к тебе явились незнакомцы, заставили пуститься в дорогу, еще и предали твое доверие, использовали в собственных целях. Ты потерпел поражение, чего с тобой раньше не случалось, а теперь мучаешься в неизвестности, как там твоя любимая, что с ней стало, не причинили ли ей вреда.

Каждое слово было пощечиной, но Юдай не посмел возражать.

— Из-за этого ты не можешь сконцентрироваться, не можешь смотреть вперед, потому что прошлое заставляет оглядываться назад. Но оно скрыто завесой, которую тебе не преодолеть, а ты все силишься, погрязаешь в болоте, и не замечаешь этого, не можешь спастись.

— Это не болото, а моя жизнь, — прошептал Юдай.

— Нет, болото — это воспоминания, которые тянут тебя назад. А сам ты уже на грани, как искра, готовая разжечь пламя. Стоило слегка поддразнить тебя, и ты сорвался, вскипел, вступил в бой не с ясным разумом, а яростной пеленой на глазах. Но что тебе это дало? Победу? Успокоение?

— Опустошение.

— Именно! — довольно воскликнул Юшенг. — Ты выбрал верное слово. Огонь внутри тебя сжег все дотла, опустошил, поэтому теперь тебе так плохо, что сидишь с несчастным видом. В сотый раз повторяю: пока ты не расчистишь пепелище, не засеешь душевное поле зернами спокойствия, ты не сможешь стать воином! Твои мысли искалечены былыми бедами, но ты просто обязан смириться с ними, и пойти дальше, иначе так и будешь бегать по кругу. Эта боль уничтожит тебя, ты сам себя уничтожаешь, и отвергаешь руку помощи. В прошлое не вернуться, ничего уже не исправить. Есть только этот момент, наше настоящее, и эфемерное будущее, ради которого ты должен стать сильным прямо сейчас.

— Кажется, я знаю, как тебя можно излечить! — сказал утром Юшенг.

Юдай подавленно кивнул, больше не споря с наставником. Вчерашний бой по-настоящему опустошил его: он дал волю ярости, позволил гневу взять над собой контроль, выплеснул боль наружу, но не почувствовал облегчения. Наоборот, стало хуже, но Юшенг считал, что это — первый шаг на пути к просветлению.

— Это отравляет твое сердце, Горо, тебе нужно противоядие. Сейчас ты и сам стал понимать, в чем твоя ошибка, поэтому нам нужно закрепить эффект.

— И что ты собираешься делать? — устало спросил юноша.

— Я? Ничего, своего баланса я уже достиг, пришел твой черед. Следуй за мной!

Они вышли на поляну, окруженную зеленью, и залитую мягким утренним светом.

— Устраивайся! — Юшенг кивнул на траву, и тоже сел рядом с Юдаем. — Теперь закрой глаза, и перестань думать о чем-либо. Отпусти все, пребывай в темноте, слушай шепот ветра, сконцентрируйся на запахах леса.

Юноша честно попытался, но перед мысленным взором раз за разом появлялись картины из прошлого. Он увидел быстрый ручеек, мальчика, свесившего босые ноги в холодную воду, улыбающегося мужчину, взявшего ребенка на руки. Это был Уэно, его отец. Следом ему вспомнился первый день в школе, девочки в одинаковой форме, мальчишки с озорными лицами. Первый поцелуй с девушкой, такой робкий, но запомнившийся на всю жизнь. Падение с лошади, сломанная нога, боль, доброе лицо врача, веселые морщинки вокруг глаз, обеспокоенный отец. Вечер в саду, под сакурой возле дома, книга великого писателя о поломанных судьбах и трагедии целой нации. Путешествие в горы, величественная природа, восторг туристической группы, отчаянно бьющее сердце при виде величия родной страны. И пустота.

Постепенно Юдаю удалось избавиться от всех мыслей, заглянуть в себя, и достигнуть необходимого состоянии. Юшенг понял это по спокойному дыханию, размеренно вздымавшейся груди и расслабленным мышцам лица.

— Хорошо, у тебя получилось! А теперь вспомни о самом болезненном воспоминании, об отраве в твоем сердце. Окунись в эти темные воды, но не впускай их внутрь себя. Одолей их. Не противься им: сила — не в ярости.

Голос наставника донесся до него, словно сквозь толщу воды, но подсознание отреагировало раньше, перенося юношу в роковой день на острове богов.

Юдай увидел себя, нежную принцессу, ее доверчивый, полный любви взгляд, направленный на избранника Идзанаги-но микото. Следом по лестнице поднимались Нобу и Рио, братья, родившиеся в Безвременье, и явившиеся за ним по воле второго пророчества. Керо отстал от основной группы, и ловко украл реликвию, спрятав в складках одежды. Глаза Макото внимательно следили за ненавистным соперником. Он словно впитывал образ Юдая, выискивал любые пути, чтобы избавиться от него, подмечал любые незначительные детали, которые можно было переиграть в свою пользу.

Много раз юноша видел злобного Макото во снах и наяву, и раньше предатель вызывал в его сердце волну гнева, но на этот раз Юдай смотрел на произошедшее отстраненно, не позволяя пламени внутри разгореться с новой силой. Каждый вдох Макото был отравлен ненавистью, и Юдай позволил этому же недугу поразить и себя, не слушал Юшенга, игнорировал мудрые наставления. В итоге он дошел до края, опустошил себя, и лишь тогда, достигнув дна, смог наконец-то оттолкнуться, и устремиться к поверхности.

Но вот наступил момент самого болезненного воспоминания: Керо подло напал с клинком на Нобу. Жизнерадостный мальчишка расстался бы с жизнью, если бы не Рио, закрывший брата своим телом. Отохимэ закричала, и Юдай из воспоминания отвлекся. Макото только и ждал этого момента, мигом сориентировавшись: ему хватило и доли секунды, чтобы избавиться от врага. Дочь дракона применила почти всю свою магию, дарованную ей от рождения, чтобы спасти возлюбленного от неминуемой гибели, и Первозданные воды откликнулись на ее зов.