Камилла была уверена, что до столь низменных чувств ее Лавр никогда бы не опустился. Он не был способен на такую ненависть.

Достав из ящика небольшую стопку пропитанных лавандовой водой листов, Камилла обмакнула кончик пера в чернильнице и написала в одну строчку «Здравствуй, Лавр!». Но быстро скомкала лист и швырнула его себе под ноги.

«Нет, не так», — подумала Камилла.

И тут же задалась вопросом: «А как тогда начать свое письмо?».

Было ли достаточно простого приветствия? Должно ли оно было быть официальным, или же было достаточно короткого «Привет!».

«Да, так и начну!», — решила Камилла.

Но и такое начало письма ей не понравилось, и второй смятый бумажный комок полетел на пол.

«А может… — подумала волшебница, переводя взгляд с одного письма Лавра на другое, — ну его, это приветствие?»

Ведь ни одно из его писем не начиналось со слов «Здравствуй!» или «Привет!». Лавр опускал эту строчку раз за разом, от письма к письму, словно несколько месяцев назад они и не рассорились в пух и прах. Будто расстались на душевной ноте, пожелав друг другу хорошего пути. А раз так, то им и не нужны были слова приветствий. Лавр просто интересовался ее здоровьем и делами. Спрашивал об ее занятиях, о том, узнала ли она что-то новое из своих исследований? И были ли у нее новые исследования?

Камилла и не заметила, как начала перечитывать его письма. В груди разливалось позабытое девушкой тепло.

Ей было интересно, как бы у них все сложилось, если бы Иветта не встала на их пути? Лавр же не навсегда покинул Министерство. Рано или поздно он вернется, попробует сдать экзамен и сдаст его — в этом Камилла ни сколько не сомневалась. Они бы вместе обедали, гуляли. Делились бы планами на ближайшее будущее. Возможно, обсуждали бы и что-то более далекое. И Камилле не было бы никакого дела до матери и ее принципов! Она бы просто наслаждалась теми моментами, которыми была так насыщенна ее жизнь. И плевать на все, в том числе на мнение матери.

Всего лишь несколько месяцев. Какие-то несчастные, жалкие месяцы. Так быстро пролетевшие, что она и не заметила, как наступила зима. Она столько всего потеряла, но теперь была намерена это вернуть.

Потянувшись к перу, с намерением вернуться к написанию письма, она услышала, как за дверью скрипнули половицы. А затем стук в дверь окончательно отвлек ее от размышлений.

Испугавшись того, что мать вернулась раньше времени и вот-вот увидит разложенные перед ней письма, Камилла не сразу сообразила, что Иветта не стала бы стучать, дожидаясь от дочери разрешения войти. Властная по своему характеру женщина не любила и не терпела никаких ограничений. Тем более в собственном доме.

Но когда осознание того, что в дверь стучался кто-то из слуг, засело в ее голове, Камилла уже умудрилась опрокинуть не только стул, с которого резко встала, но и стоявший на краю стола сундук Лавра. Тот полетел вниз и ударился об пол, создав такой грохот, что дверь в комнату Камиллы распахнулась, ударившись о стену, и на пороге замаячила обеспокоенная служанка.

— Мадемуазель Камилла! — вскрикнула она, подбирая подол служебного платья. — Что у вас происходит⁈

Камилла оглядела беспорядок, устроенный по ее неосторожности, и спокойным тоном, выпрямив спину, заявила, что ничего не происходит. Но пальцы у нее дрожали от волнения. И чтобы скрыть это, она сцепила их за спиной в замок.

— Кто разрешал тебе входить? — спросила волшебница, сурово посмотрев на служанку.

Женщина под ее взглядом струсила, растеряв всю свою бойкость. Бормоча под нос извинения, и склонив голову, она сделала несколько шагов назад, выходя в коридор.

— Я не слышу, что ты там говоришь.

— Мадам вернулась, — проговорила женщина, покорно склонив голову еще ниже. Но голос ее зазвучал громче. — Приказала сообщить вам, что нас почтил своим визитом месье Аллен.

Камилла скрыла тихий вздох. Она не знала, что этим вечером у них должны были быть гости. И сейчас даже была рада этой новости — не придется оставаться с матерью один на один.

— Матушка хочет, чтобы я спустилась и поприветствовала его?

— Да, мадемуазель.

— Хорошо, можешь идти.

Но служанка, словно не услышав ее, осталась стоять на месте.

— Прошу прощения, мадемуазель…

— Ну чего еще? — нетерпеливо пробормотала Камилла, отбивая ритм собственного пульса каблуком туфли.

Не любила она эту женщину. Вот не лежала к ней ее душа и все тут! И дело было вовсе не в том, что Камилла плохо относилась к слугам. Как раз напротив, она знала поименно каждого, кто трудился в их доме. Всегда была вежлива к ним, и никогда не позволяла себе думать, что лучше своих слуг. Но вот именно к этой женщине она не испытывала ни уважения, ни каких других теплых чувств, ведь рядом с ней волшебница ни на секунду не могла расслабиться. Глаза этой женщины видели то, что им было не позволено видеть, а уши слышали малейший шорох.

Камилла нисколько не сомневалась в том, что именно она помогала матери следить за ней и крала адресованные ей письма. И если это было так и, ворвавшись в спальню, она увидела разложенные на столе знакомые конверты, то Иветта вскоре об этом узнает. Узнает о том, что Камилла рылась в ее кабинете.

— Мадам просила передать, чтобы вы приоделись.

— Что сделала? — Камилла была готова поклясться, что ослышалась. — Она просит меня… приодеться?

— Да. Месье остается на ужин.

Это было странно.

— Кухне приказано накрыть стол на три персоны.

Иветта ненавидела трапезничать в компании с посторонними. Пусть Аллена и сложно было назвать посторонним, но и членом семьи он тоже не являлся.

— Хорошо, я поняла. — Камилла желала избавиться от служанки как можно скорее. — Можешь идти.

Но та вновь осталась стоять на месте.

Исподлобья она оглядывала комнату Камиллы, замечая каждую выбивающуюся из привычного вида деталь.

— Иди!.. — прикрикнула Камилла. — Мне нужно переодеться.

Служанка поклонилась и закрыла дверь.

Лишь после этого Камилла испытала облегчение.

Наклонившись, она подняла упавший сундук и поставила его обратно на стол. Собрав выпавшие из него вещи, она собиралась положить их внутрь и закрыть крышку, как заметила, что дно у сундука стало неровным, сдвинутым под углом. Отложив вещи в сторону, она попыталась вставить дно обратно, надавив на него, но то не поддалось. Взыгравшее в девушке любопытство заставило ее внимательно оглядеть оставленный ей на хранение сундук.

«А-а, вот в чем дело!..»

— Так ты у нас с секретом.

Поддев дно ногтями, Камилле удалось приподнять тонкую дощечку и вытащить ее наружу, чтобы в следующую секунду увидеть спрятанные под ней книжки.

Задавшись вопросом, зачем Лавру прятать что-то подобное, да еще и таким странным способом, она достала их и провела по мягким кожаным обложкам пальцами. Раскрыла одну книжку и, пролистав несколько страниц, поняла, что в своих руках держала вовсе не книгу, а чей-то дневник. С рисунками, рунами и множеством пометок.

Писал в дневнике не Лавр, почерк принадлежал не ему, что удивило Камиллу еще сильнее. Если не ему, то кому? И зачем Лавру хранить чужие дневники? Да еще и прятать их. Камилла вгляделась в листы. В некоторых местах чернила уже выцвели, и прочитать что-либо стало практически невозможно.

Да и времени на это у нее сейчас не было.

«Займусь этим после ужина».

Сложив все обратно, Камилла спрятала письма Лавра в ящике своего стола, а сундук поставила под кровать. Не став переодеваться, будто специально вознамерившись позлить мать, девушка поспешила в гостиную, внутри которой, дожидаясь ужина, вели беседу Иветта и Аллен.

Стоило только Камилле появиться на пороге комнаты, как волшебники прервали свой разговор. Аллен встал с кресла и поприветствовал девушку легким кивком головы. Камилла ответила на приветствие дежурной улыбкой и, пройдя от двери дальше в комнату, заняла место в кресле напротив гостя.

Они были давно знакомы и, несмотря на разницу в возрасте почти в пятнадцать лет неплохо общались, испытывая друг к другу уважение. Аллен был выходцем из знатного рода, старшим сыном знаменитой фамилии и частым гостем в их доме. Всегда сдержанный в своих эмоциях, он обладал шармом настоящего исследователя: статный, молчаливый, задумчивый. Его рассказы было интересно слушать, ему всегда удавалось увлечь ее каким-то новым исследованием, и Камилла была готова проводить рядом с этим магом сутки напролет, впитывая, как губка воду, произносимые его устами знания.