Сказав это, Канопус покинул шатер.

Толиман хотел последовать за ним, но продолжившийся без Канопуса разговор заинтересовал его. И присказка о том, что любопытство сгубило кошку, не пришло в его голову, предостерегая от опасности.

— Как бы мне не хотелось признавать этого, дитя…

— Хва-атит меня так н-назы-ывать…

— Но Канопус прав, — не обратив внимания не то на просьбу, не то на угрозу, произнесенную Сириусом, продолжил Шедар. — Все шли сюда за спасением, а его все нет и нет. Не долог час, когда наши последователи, уверившие в нашу идею, отвернутся от нас и вновь разбредутся по континенту.

Сириус молчал. Шедар воспринял его молчание за знак, что маг готов его слушать.

— Я считаю, что мы готовы к обряду. Десять-двадцать недошедших до сегодняшнего дня мага с далеких берегов континента особой роли не сыграют.

— Ты-ы… не мо-ожешь зна-ать.

Голос у Сириуса был хриплым и становился все тише и тише.

— Для обря-яда нам нужны-ы все, кто о-оста-ался…

— Разумеется. Чем больше жертв мы принесем богам, тем вероятнее, что они одарят нас своей милостью.

Кажется, Толиман ойкнул.

Сердце в его груди забилось так быстро, что он только и смог, что замереть, зажав ладошками рот. Услышали ли его? Или не услышали? Произнес ли он хоть звук? Или это все ему почудилось?.. Секунда за секундой, время медленно ускользало. И когда Толиман решил, что все обошлось, что-то невидимое схватило его за ноги и затащило под шатер.

Вскрик испуга так и остался комком в его горле.

— Еще одно несчастное дитя, — произнес Шедар, магией поднимая мальчика с устеленного коврами пола.

Толиман беспомощно барахтался в воздухе, но его ноги не доставали земли.

— Отпустите! — крикнул он.

Но в его голосе не было ни толики храбрости. Лишь страх.

— Отпустите меня!

— Не стоит тратить свои силы на лишний шум, дитя. — Шедар взмахнул рукой, и Толиман упал. — Скажи, что ты там делал?

Талиман испуганно озирался по сторонам.

«Где же выход?»

Но выхода не было.

— Что ты-ы… слы-ы-шал?..

От звука голоса Сириуса мальчик задрожал еще сильнее. Он посмотрел в лицо Сириусу и захныкал — настолько чудовищным и безобразным казалось ему лицо мага. Покрытое серыми коростами, с множеством морщин и гнойников, с почти лысой, лишившейся волос головой, Сириус был не таким, каким себе его представлял Толиман, слушая рассказы о спасителе континента.

Сириус был чудовищем.

Талиман зажмурился и покачал головой.

— Ничего!.. Ничего я не слышал!.. — заверещал он.

«Сестра Ригель спаси меня!..»

— Я ничего не знаю! Я никому ничего не расскажу о жертвах!

Под страхом он сознался в том, в чем сознаваться было нельзя.

Толиман так и не понял, что произошло дальше. Просто его тело на миг стало легким, как перышко из подушки, а затем слабая боль кольнула его сердце.

Последним, что он увидел, широко распахнув глаза от испуга, было обезображенное лицо Сириуса, и его глаза. Пустые и холодные, как у мертвецов, коих Толиман за свою короткую жизнь успел повидать немало.

Такие же глаза были у его мамы, когда она не проснулась.

И у папы, после того, как он не захотел отдавать их кур пришедшим в их общину бродягам.

И у всех остальных, кого Талиман помогал хоронить в погребальных кострах, уносящих их души к черному, как сама пустота, небу.

✦✦✦

Лавр не знал, что и сказать. Рассказ малыша Шалфея поразил его до глубины души, но многое встало на свои места. История, которую до этого он знал лишь по обрывкам чужих рассказов, дополнилась новыми сведениями, позволяя колдуну заглянуть за ширму таинственной жизни Сириуса и Канопуса, о которой сейчас мало кто помнил.

— Значит, Сириус и в самом деле достиг неба, а Канопус упал на землю?

Малыш Шалфей кивнул, поджав губы.

— Брат Канопус был хорошим, — сказал мальчик. — То что с ним случилось… То, что я слышал… Это просто несправедливо, профессор. Я убежден, что брат Канопус ничего не знал.

— Думаешь, он не знал о том, что планирует совершить Сириус?

Малыш Шалфей покачал головой.

— Они были близки, как братья, но даже так… Брат Канопус никогда бы не допустил этого ужасного обряда, если бы знал, какую на самом деле придется заплатить цену…

Внезапно малыш Шалфей замолчал. Понурив плечи, он так глубоко ушел в свои мысли, что не заметил, как по его щекам потекли слезы.

Лавр не пытался его утешить. Возможно, малыш Шалфей впервые задумался о том, а мог ли Канопус действительно ничего не знать? Мог ли он пожертвовать тысячами магов, чтобы в будущем дать жизнь десяткам тысяч?

Лавр не знал ответа на этот вопрос.

— Лишь Сириус достоверно знает, что тогда произошло, — произнес он, стерев с лица малыша Шалфея слезы.

«Но спрашивать у него об этом у меня нет никакого желания».

Если обряд, который они провели, насколько Лавр помнил со слов Яра, был направлен на призыв богов, то наличие солнца и луны в нынешнее время говорило лишь о том, что у Сириуса все получилось. И страшно было представить, какое количество жертв было принесено богам в обмен на возвращение на континент жизни.

— К слову… а твоя сестра?

— Сестра Ригель? — Малыш Шалфей шмыгнул носом. — Я не знаю, что с ней стало. Но… наверное то же самое, что и с остальными… Сестра Ригель… Как же сестра Ригель должно быть злилась, когда я не вернулся к ужину… Хнык… Сестра Ригель!..

От нахлынувших на него чувств малыш Шалфей заревел в голос. И никакие попытки Лавра успокоить его не смогли утешить мальчика. Он мог лишь смотреть на то, как сидевший рядом с ним ребенок захлебывался своим горем, продолжая бормотать себе под нос имя давно умершей сестры. Будто она все еще была способна услышать его прийти на его зов.

«Как же тяжело помнить свою жизнь в предыдущих циклах», — Лавр прикрыл глаза.

Какая же это ноша — помнить тех, с кем больше не было возможности быть вместе.

Спустя несколько минут у малыша Шалфея уже не осталось сил лить слезы.

— П-простите, профессор… — проговорил он сиплым от пережитых эмоций голосом. — Я не хотел при Вас плакать… п-просто так получилось.

Лавр улыбнулся. Он все прекрасно понимал.

— Поплачь, коль того требует твоя душа.

Он вспомнил самого себя, стоящего напротив погребального костра с телами Марии и Тмина.

В его воспоминаниях Мария все еще была жива, так же, как в воспоминаниях малыша Шалфея жива его сестра Ригель. Конечно же, их было не вернуть. С ними нельзя было поговорить, нельзя было ни обнять, ни поцеловать. Они жили лишь в воспоминаниях, иногда приходя во снах.

Во снах к нему приходили и Ленар с Саввой, и даже профессор Распоса. Они были такими, какими он их запомнил.

И как же от несправедливости болело сердце, стоило только вспомнить, что он не смог ни с кем из них попрощаться.

— Плачь сколько нужно, — сказал ему Лавр, вспоминая слова, сказанные ему Яром. Тогда он не понимал их, сейчас же, кажется, повзрослел для их осознания. — Это нормально — оплакивать тех, кто ушел. Но не забывай, то, что мы потеряли друг друга в этом цикле, не значит, что мы никогда больше не встретимся. Я уверен, что однажды ты вновь встретишься с сестрой.

Малыш Шалфей стер текущие из носа сопли, и улыбнулся.

— Спасибо, профессор. Я обязательно найду ее, как только подрасту.

Как же Лавру хотелось найти Марию. Пусть она его и не вспомнит. Пусть так. Пусть она будет выглядеть иначе. Это ведь неважно. Главное, просто знать, что в новом цикле у нее все хорошо. Что она здорова и счастлива. Любима и любит. Что ей не придется пережить вновь те боль и страдания, выпавшие на долю ее предыдущего воплощения.

Может, Яр путешествует по континенту с целью отыскать ее?

«Мог бы и сказать мне, — подумал Лавр, — я тоже хочу вновь ее увидеть».

— А что Вы собираетесь делать дальше?

Вопрос ученика застал Лавра врасплох.